Неужели ее интересует только это?
– Только на основании этих критериев вы и устраиваете браки?
– Разумеется, нет. – Она неожиданно улыбнулась. – Если у жениха целы все зубы и волосы – это обычно очень помогает делу.
– А если бы у меня не хватало волос или зубов?
– Я все равно не могу представить себе женщину, не желающую выйти за вас замуж.
– Почему?
– Вы напрашиваетесь на комплименты, милорд? – Мередит не пыталась скрыть насмешку в голосе.
Черт возьми, так и есть. Как глупо! Ведь он знает, что далеко не красавец. И что годы, проведенные за границей, не лучшим образом отразились на его манерах. Знал, что его интересы способны до смерти наскучить любой женщине. И все-таки хотел услышать от нее, что все это не имеет никакого значения. Она старается поддерживать легкую беседу, а он коварно пытается увлечь ее в укромную аллею. Он должен стыдиться – и он непременно так и сделает, – но только после того, как поцелует ее.
– А вы можете их предложить, мисс Чилтон-Гриздейл? Она театрально вздохнула:
– Надо подумать. Возможно, один и отыщется, если вы будете очень настаивать.
– Позвольте мне самому догадаться. Мои уши не торчат в стороны и не висят, как у Принца.
Мередит рассмеялась:
– Совершенно точно. И еще у вас нет бородавки на носу.
– Осторожнее, а то я могу возгордиться.
– Тогда я, пожалуй, не стану упоминать, что у вас совершенно отсутствует упитанный животик и что глаза... – Она внезапно замолчала.
– Какие у меня глаза, мисс Чилтон-Гриздейл?
– Добрые, – прошептала она после секундного колебания, – у вас очень добрые глаза.
Простые, милые слова. Непонятно, почему от них так забилось его сердце. Мередит не сразу осмелилась посмотреть на него.
– Теперь ваша очередь, милорд, – наконец с трудом произнесла она.
– Делать комплименты? Охотно. Я думаю, вы...
– Нет! – От ужаса она почти выкрикнула это, потом нервно рассмеялась. – Нет, – повторила она уже мягче. – Я имела в виду, что теперь ваша очередь рассказывать о том, почему вы стали таким любителем древностей.
И она действительно имела в виду только это, но как интересно было бы узнать, что он собирался сказать.
– Что ж, должен признаться, что я полюбил древности потому, что однажды буквально свалился в них. Вернее, не в них, а в колодец в нашем поместье Рейвенсли. Мне было тогда пять лет.
– О Господи! Вы сильно ушиблись?
– Нет, просто испугался – в колодце почти не было воды. Вообще, должен сказать, я был довольно неуклюжим ребенком. Я однажды слышал, как гувернантка назвала меня «судном без парусов, ищущим, где бы приткнуться». Конечно, она пробормотала это себе под нос, но я был хоть и неуклюжим, но не глухим.
Мередит показалось, что она слышит в его голосе следы старых обид, и сразу вспомнила портрет в кабинете его отца. Пухлый растерянный мальчик в больших очках. Как могла гувернантка быть такой жестокой? Жалость и гнев обуревали ее.
– Надеюсь, ваш отец немедленно указал ей на дверь и не дал никаких рекомендаций?
– А вы бы так поступили?
– Несомненно. Терпеть не могу людей, которые обижают тех, о ком должны заботиться, кто зависит от них. Тех, кто меньше и слабее. Это худшее из предательств. – Голос Мередит звучал взволнованно и страстно, а руки невольно сжались в кулаки. Испугавшись собственного порыва, она внезапно замолчала, а потом продолжала уже спокойнее: – Итак, вы оказались на дне колодца...
– Да, и обнаружил там массу липкой грязи. Она смягчила мое падение, но из-за нее я потерял свой башмак. Я запустил обе руки в грязь и обнаружил, что ее глубина не больше фута. Я начал шарить руками по каменному дну в поисках ботинка и нащупал что-то маленькое и круглое. Когда я вытащил и очистил находку, оказалось, что это монета. Потом я нашел еще три. Вечером я показал монеты отцу. Они были золотыми и очень старыми. На следующее утро мы повезли их в Британский музей.
Сотрудник музея не мог поверить своим глазам – монеты датировались сорок третьим годом нашей эры – временем, когда римляне завоевали Британию. Он сказал, что римский солдат, вероятно, спрятал монеты в колодец, но не смог вернуться за ними потому, что его убили. Такая теория поразила мое воображение, и с тех пор прошлое и древние цивилизации занимают меня больше, чем настоящее. За несколько следующих лет я вырыл огромное количество ям в нашем поместье, а летом, когда все принимали ванны в Бате, мы с отцом ездили в Солсбери осматривать Стоунхендж. Как видите, я, как и вы, уже с ранних лет знал, в чем мое призвание.
– Простите, милорд, – осторожно сказала Мередит после некоторого колебания, – я понимаю, что это не мое дело, но из вашего рассказа мне стало ясно, что в то время вы были очень близки со своим отцом. Сейчас же у вас, очевидно, довольно напряженные отношения.
Филипп долго молчал, и Мередит испугалась, что вторглась в запретную зону.
– Наши отношения изменились, когда умерла моя мать, – сказал он наконец.
– Вот как, – прошептала она. – Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Надеюсь, что вам удастся уладить ваши разногласия до тех пор, пока... пока не будет слишком поздно.
– И я надеюсь, хотя и сомневаюсь, что это возможно. Некоторые раны не заживают.
– Я знаю, и тем не менее, поверьте, вам следует сделать все возможное, чтобы помириться. Вы сами не понимаете, какое это счастье – иметь отца.
– Ваш отец умер?
Мередит вздрогнула от этого вопроса, как от удара. Как могла она позволить разговору зайти так далеко? Коснуться тем, которых она ни с кем не хотела обсуждать.
– Да, он умер. – По крайней мере сама Мередит так думала. Так она решила много лет назад. – А что случилось с теми монетами из колодца?
– Три из них мы отдали в музей. Одну я оставил себе.
– И она до сих пор у вас?
– Да. Хотите посмотреть?
– Очень.
Филипп остановился и повернулся к ней лицом. Мередит с удивлением увидела, что он развязывает галстук.
– Ч-что вы делаете?
– Собираюсь показать вам монету.
Ослабив галстук, он распахнул воротник белоснежной рубашки, обнажив шею, и вытащил наружу висевшую на груди цепочку, к которой был прикреплен небольшой круглый предмет. Он не стал снимать цепочку с шеи, а вместо этого подошел к Мередит ближе и протянул ей медальон.
Мередит не смела шевельнуться. Они стояли в самом тихом месте безлюдной дорожки, озаренном только бледным лунным светом, едва пробивающимся через крону вязов. Шум, музыка, гуляющие пары и огни иллюминации – все осталось где-то далеко за деревьями. Ветерок, напоенный ароматами цветов, шевелил складки ее юбки, и они нескромно прикасались к сапогам лорда Грейборна. Не больше чем два фута между ними. Один шаг – и она сможет всем телом приникнуть к нему. Мередит слышала его дыхание. Интересно, а он слышит, как бьется ее сердце?
Она взглянула на монету, которую протягивал Филипп, и как под гипнозом протянула к ней руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Только на основании этих критериев вы и устраиваете браки?
– Разумеется, нет. – Она неожиданно улыбнулась. – Если у жениха целы все зубы и волосы – это обычно очень помогает делу.
– А если бы у меня не хватало волос или зубов?
– Я все равно не могу представить себе женщину, не желающую выйти за вас замуж.
– Почему?
– Вы напрашиваетесь на комплименты, милорд? – Мередит не пыталась скрыть насмешку в голосе.
Черт возьми, так и есть. Как глупо! Ведь он знает, что далеко не красавец. И что годы, проведенные за границей, не лучшим образом отразились на его манерах. Знал, что его интересы способны до смерти наскучить любой женщине. И все-таки хотел услышать от нее, что все это не имеет никакого значения. Она старается поддерживать легкую беседу, а он коварно пытается увлечь ее в укромную аллею. Он должен стыдиться – и он непременно так и сделает, – но только после того, как поцелует ее.
– А вы можете их предложить, мисс Чилтон-Гриздейл? Она театрально вздохнула:
– Надо подумать. Возможно, один и отыщется, если вы будете очень настаивать.
– Позвольте мне самому догадаться. Мои уши не торчат в стороны и не висят, как у Принца.
Мередит рассмеялась:
– Совершенно точно. И еще у вас нет бородавки на носу.
– Осторожнее, а то я могу возгордиться.
– Тогда я, пожалуй, не стану упоминать, что у вас совершенно отсутствует упитанный животик и что глаза... – Она внезапно замолчала.
– Какие у меня глаза, мисс Чилтон-Гриздейл?
– Добрые, – прошептала она после секундного колебания, – у вас очень добрые глаза.
Простые, милые слова. Непонятно, почему от них так забилось его сердце. Мередит не сразу осмелилась посмотреть на него.
– Теперь ваша очередь, милорд, – наконец с трудом произнесла она.
– Делать комплименты? Охотно. Я думаю, вы...
– Нет! – От ужаса она почти выкрикнула это, потом нервно рассмеялась. – Нет, – повторила она уже мягче. – Я имела в виду, что теперь ваша очередь рассказывать о том, почему вы стали таким любителем древностей.
И она действительно имела в виду только это, но как интересно было бы узнать, что он собирался сказать.
– Что ж, должен признаться, что я полюбил древности потому, что однажды буквально свалился в них. Вернее, не в них, а в колодец в нашем поместье Рейвенсли. Мне было тогда пять лет.
– О Господи! Вы сильно ушиблись?
– Нет, просто испугался – в колодце почти не было воды. Вообще, должен сказать, я был довольно неуклюжим ребенком. Я однажды слышал, как гувернантка назвала меня «судном без парусов, ищущим, где бы приткнуться». Конечно, она пробормотала это себе под нос, но я был хоть и неуклюжим, но не глухим.
Мередит показалось, что она слышит в его голосе следы старых обид, и сразу вспомнила портрет в кабинете его отца. Пухлый растерянный мальчик в больших очках. Как могла гувернантка быть такой жестокой? Жалость и гнев обуревали ее.
– Надеюсь, ваш отец немедленно указал ей на дверь и не дал никаких рекомендаций?
– А вы бы так поступили?
– Несомненно. Терпеть не могу людей, которые обижают тех, о ком должны заботиться, кто зависит от них. Тех, кто меньше и слабее. Это худшее из предательств. – Голос Мередит звучал взволнованно и страстно, а руки невольно сжались в кулаки. Испугавшись собственного порыва, она внезапно замолчала, а потом продолжала уже спокойнее: – Итак, вы оказались на дне колодца...
– Да, и обнаружил там массу липкой грязи. Она смягчила мое падение, но из-за нее я потерял свой башмак. Я запустил обе руки в грязь и обнаружил, что ее глубина не больше фута. Я начал шарить руками по каменному дну в поисках ботинка и нащупал что-то маленькое и круглое. Когда я вытащил и очистил находку, оказалось, что это монета. Потом я нашел еще три. Вечером я показал монеты отцу. Они были золотыми и очень старыми. На следующее утро мы повезли их в Британский музей.
Сотрудник музея не мог поверить своим глазам – монеты датировались сорок третьим годом нашей эры – временем, когда римляне завоевали Британию. Он сказал, что римский солдат, вероятно, спрятал монеты в колодец, но не смог вернуться за ними потому, что его убили. Такая теория поразила мое воображение, и с тех пор прошлое и древние цивилизации занимают меня больше, чем настоящее. За несколько следующих лет я вырыл огромное количество ям в нашем поместье, а летом, когда все принимали ванны в Бате, мы с отцом ездили в Солсбери осматривать Стоунхендж. Как видите, я, как и вы, уже с ранних лет знал, в чем мое призвание.
– Простите, милорд, – осторожно сказала Мередит после некоторого колебания, – я понимаю, что это не мое дело, но из вашего рассказа мне стало ясно, что в то время вы были очень близки со своим отцом. Сейчас же у вас, очевидно, довольно напряженные отношения.
Филипп долго молчал, и Мередит испугалась, что вторглась в запретную зону.
– Наши отношения изменились, когда умерла моя мать, – сказал он наконец.
– Вот как, – прошептала она. – Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Надеюсь, что вам удастся уладить ваши разногласия до тех пор, пока... пока не будет слишком поздно.
– И я надеюсь, хотя и сомневаюсь, что это возможно. Некоторые раны не заживают.
– Я знаю, и тем не менее, поверьте, вам следует сделать все возможное, чтобы помириться. Вы сами не понимаете, какое это счастье – иметь отца.
– Ваш отец умер?
Мередит вздрогнула от этого вопроса, как от удара. Как могла она позволить разговору зайти так далеко? Коснуться тем, которых она ни с кем не хотела обсуждать.
– Да, он умер. – По крайней мере сама Мередит так думала. Так она решила много лет назад. – А что случилось с теми монетами из колодца?
– Три из них мы отдали в музей. Одну я оставил себе.
– И она до сих пор у вас?
– Да. Хотите посмотреть?
– Очень.
Филипп остановился и повернулся к ней лицом. Мередит с удивлением увидела, что он развязывает галстук.
– Ч-что вы делаете?
– Собираюсь показать вам монету.
Ослабив галстук, он распахнул воротник белоснежной рубашки, обнажив шею, и вытащил наружу висевшую на груди цепочку, к которой был прикреплен небольшой круглый предмет. Он не стал снимать цепочку с шеи, а вместо этого подошел к Мередит ближе и протянул ей медальон.
Мередит не смела шевельнуться. Они стояли в самом тихом месте безлюдной дорожки, озаренном только бледным лунным светом, едва пробивающимся через крону вязов. Шум, музыка, гуляющие пары и огни иллюминации – все осталось где-то далеко за деревьями. Ветерок, напоенный ароматами цветов, шевелил складки ее юбки, и они нескромно прикасались к сапогам лорда Грейборна. Не больше чем два фута между ними. Один шаг – и она сможет всем телом приникнуть к нему. Мередит слышала его дыхание. Интересно, а он слышит, как бьется ее сердце?
Она взглянула на монету, которую протягивал Филипп, и как под гипнозом протянула к ней руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88