– Филипп коротко сообщил отцу о событиях, произошедших на складе, и попросил его быть внимательным и осторожным. – Мне кажется, что за всем этим кроется нечто большее, чем проклятие, и можешь не сомневаться, я выясню, что это или кто. – Филипп допил кофе и поднялся: – Прости, отец, но мне действительно пора на склад.
Герцог тоже встал, и на его лице появилось решительное и упрямое выражение:
– Я пойду с тобой. Чем больше народу будет принимать участие в поисках, тем быстрее мы справимся.
– Это грязная и тяжелая работа...
– Я постараюсь не переутомляться. Сегодня у меня хороший день, и я не желаю проводить его в постели. Я хочу помочь тебе.
– Прекрасно. – Филипп знал, что спорить с отцом бесполезно. Надо просто проследить за тем, чтобы тот не делал ничего тяжелее, чем проверка списков в конторской книге.
– Мне показалось, что тебя удивило мое предложение помочь, Филипп. Неужели ты не понимаешь, что твое благополучие мне небезразлично? И мне очень не понравилось содержание записки, которую нашел Эдвард. А что касается проклятия... Что ж, хотя я в отличие от тебя по-прежнему не особенно верю в его силу, я все-таки хочу, чтобы ты получил ту женщину, которую сам выбрал... сын.
Отец не называл его сыном с того самого дня, когда умерла мать. Ни разу – ни в разговоре, ни в письмах. Это слово было как оливковая ветвь, которую он протягивал первым, и Филипп радостно ухватился за нее и впервые подумал, что, возможно, после того как свадьба состоится, им удастся забыть прошлое.
– Спасибо, я буду рад твоей компании. Похоже, Эндрю еще не вставал, значит, он еще плохо себя чувствует. Когда ему станет лучше, он тоже присоединится к нам.
– Ты говоришь – Стентон болен? Жаль. Вчера вечером он выглядел вполне здоровым.
– Вчера вечером? В котором часу?
– Около одиннадцати. Я в экипаже возвращался из клуба и видел его на Оксфорд-стрит.
– А почему ты был в это время на Оксфорд-стрит, отец? Ведь доктор велел тебе ложиться пораньше.
Щеки герцога слегка порозовели.
– Я хорошо себя чувствовал и решил заглянуть в клуб. Доктор говорит, что это даже полезно, если не переутомляться.
– Понятно, но насчет Эндрю ты ошибаешься. Он лег в постель, когда еще не было семи.
– Да? Я был уверен, что это он... Наверное, ошибся. Значит, у твоего друга Стентона в Лондоне есть двойник.
– Говорят, у каждого где-то есть двойник. – Филипп усмехнулся: – Но упаси нас, Господи, от двух Эндрю Стентонов одновременно.
Филипп обозревал разгром, царивший вокруг двух раскрытых ящиков. Белые царапины на досках пола и многочисленные черепки разбитых сосудов свидетельствовали о происходившей здесь борьбе. Наклонившись, Филипп подобрал красный блестящий керамический осколок. Остров Самос, второй век нашей эры, определил он. Он купил эту вазу у римского антиквара, который был известен тем, что не отличался щепетильностью при приобретении прекрасных произведений искусства. Потеря такой изумительно красивой, пережившей много веков вещи наполнила его душу болью и гневом. Он ожесточился, вспомнив, что с Эдвардом могло случиться то же, что и с этой вазой. Он склеит ее, вложив в это много труда и терпения. Но что он мог бы сделать, если бы Эдварда убили?
– Многое пропало? – спросил отец.
– Трудно сказать. Думаю, несколько предметов. Скажу точнее, когда сверим то, что осталось, со списком. – Он провел рукой по лицу. – Все могло бы быть гораздо хуже.
– Ты сможешь это восстановить? – Отец кивнул на черепки.
– Постараюсь, хотя они уже никогда не станут прежними. – Филипп взял кожаный мешок, который раньше оставил у одного из ящиков, развязал его и достал кусок полотна. – Надо собрать осколки на эту ткань так, чтобы между ними оставались промежутки, а потом осторожно свернуть ее. А ты пока можешь посидеть в конторе, там есть стул.
– Я пришел сюда не для того, чтобы сидеть.
– Я понимаю, но сейчас придется ползать на четвереньках. Брови герцога надменно поднялись.
– Я совсем не такая дряхлая развалина, как ты, очевидно, думаешь. Мои руки и ноги в отличном состоянии.
Филипп не мог сдержать улыбки, несмотря на невеселую ситуацию:
– Я специалист по дряхлым развалинам и могу подтвердить, что ты к ним явно не относишься. Я просто беспокоюсь о твоей одежде. Если ты станешь ползать на коленях, эти панталоны уже никто не отстирает.
Герцог фыркнул и медленно опустился на колени с такой осторожностью, что Филиппу пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться.
– Ну вот, – гордо сказал отец, завершив трудную задачу.
– Прекрасно. Теперь двигайся осторожнее, чтобы не раздавить какой-нибудь фрагмент.
Они работали, бережно собирая разноцветные осколки на расстеленную ткань, и Филипп отвечал на многочисленные вопросы отца о коврах, мебели, шелках и прочих товарах, которые он привез для их совместного предприятия. Такая дружелюбная беседа продолжалась более часа.
– Смотри, что я нашел под ящиком, – удивленно воскликнул герцог. – У меня есть точно такой же.
Филипп обернулся. Отец держал в руках нож, лезвие которого холодно блестело в лучах утреннего солнца. Филипп взял его и поднес к глазам.
– Наверное, он принадлежал нападавшему. Эдвард говорил, что тот потерял его во время драки.
Он разглядывал оружие, но не находил на нем никаких отличительных признаков. Это был самый обычный нож из тех, которые носят за голенищем. У большинства мужчин, включая его самого, были такие – у Эндрю, у Эдварда, у Бакари и, как сейчас выяснилось, у отца.
– Я передам его в магистратуру, – сказал он, засовывая нож за отворот собственного сапога.
Они продолжили работу, и почти все осколки уже были собраны, когда вдалеке скрипнула входная дверь.
– Лорд Грейборн, вы здесь?
Все тело Филиппа напряглось при звуке этого грудного женского голоса, и он невесело усмехнулся. Что он может противопоставить ей, какую баррикаду воздвигнуть, если один ее голос приводит его в трепет?
– Я здесь, – крикнул он и, повернувшись к отцу, объяснил: – Мисс Чилтон-Гриздейл. – Потом, прислушавшись к шагам, добавил: – И ее дворецкий Альберт Годдард.
Они поднялись, и Филипп с трудом сдержал усмешку, заметив, как выпачканы прежде безупречные панталоны отца. Никогда раньше он не видел, чтобы герцог выглядел столь неопрятно. Но лицо его, несмотря на испорченную одежду, выражало живейшее удовольствие от проделанной работы. Через секунду из-за угла появились мисс Чилтон-Гриздейл и Альберт. Глаза Филиппа и Мередит встретились, и на мгновение ему показалось, что между ними промелькнула искра теплоты и понимания, но Мередит, как занавес, опустила ресницы, а когда подняла их опять, ее взгляд выражал уже только холодное безразличие, которое заставило Филиппа скрипнуть зубами.
Он перевел глаза на Годдарда, который стоял рядом с ней, как храбрый рыцарь, охраняющий свою даму, и смотрел на него с враждебной настороженностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Герцог тоже встал, и на его лице появилось решительное и упрямое выражение:
– Я пойду с тобой. Чем больше народу будет принимать участие в поисках, тем быстрее мы справимся.
– Это грязная и тяжелая работа...
– Я постараюсь не переутомляться. Сегодня у меня хороший день, и я не желаю проводить его в постели. Я хочу помочь тебе.
– Прекрасно. – Филипп знал, что спорить с отцом бесполезно. Надо просто проследить за тем, чтобы тот не делал ничего тяжелее, чем проверка списков в конторской книге.
– Мне показалось, что тебя удивило мое предложение помочь, Филипп. Неужели ты не понимаешь, что твое благополучие мне небезразлично? И мне очень не понравилось содержание записки, которую нашел Эдвард. А что касается проклятия... Что ж, хотя я в отличие от тебя по-прежнему не особенно верю в его силу, я все-таки хочу, чтобы ты получил ту женщину, которую сам выбрал... сын.
Отец не называл его сыном с того самого дня, когда умерла мать. Ни разу – ни в разговоре, ни в письмах. Это слово было как оливковая ветвь, которую он протягивал первым, и Филипп радостно ухватился за нее и впервые подумал, что, возможно, после того как свадьба состоится, им удастся забыть прошлое.
– Спасибо, я буду рад твоей компании. Похоже, Эндрю еще не вставал, значит, он еще плохо себя чувствует. Когда ему станет лучше, он тоже присоединится к нам.
– Ты говоришь – Стентон болен? Жаль. Вчера вечером он выглядел вполне здоровым.
– Вчера вечером? В котором часу?
– Около одиннадцати. Я в экипаже возвращался из клуба и видел его на Оксфорд-стрит.
– А почему ты был в это время на Оксфорд-стрит, отец? Ведь доктор велел тебе ложиться пораньше.
Щеки герцога слегка порозовели.
– Я хорошо себя чувствовал и решил заглянуть в клуб. Доктор говорит, что это даже полезно, если не переутомляться.
– Понятно, но насчет Эндрю ты ошибаешься. Он лег в постель, когда еще не было семи.
– Да? Я был уверен, что это он... Наверное, ошибся. Значит, у твоего друга Стентона в Лондоне есть двойник.
– Говорят, у каждого где-то есть двойник. – Филипп усмехнулся: – Но упаси нас, Господи, от двух Эндрю Стентонов одновременно.
Филипп обозревал разгром, царивший вокруг двух раскрытых ящиков. Белые царапины на досках пола и многочисленные черепки разбитых сосудов свидетельствовали о происходившей здесь борьбе. Наклонившись, Филипп подобрал красный блестящий керамический осколок. Остров Самос, второй век нашей эры, определил он. Он купил эту вазу у римского антиквара, который был известен тем, что не отличался щепетильностью при приобретении прекрасных произведений искусства. Потеря такой изумительно красивой, пережившей много веков вещи наполнила его душу болью и гневом. Он ожесточился, вспомнив, что с Эдвардом могло случиться то же, что и с этой вазой. Он склеит ее, вложив в это много труда и терпения. Но что он мог бы сделать, если бы Эдварда убили?
– Многое пропало? – спросил отец.
– Трудно сказать. Думаю, несколько предметов. Скажу точнее, когда сверим то, что осталось, со списком. – Он провел рукой по лицу. – Все могло бы быть гораздо хуже.
– Ты сможешь это восстановить? – Отец кивнул на черепки.
– Постараюсь, хотя они уже никогда не станут прежними. – Филипп взял кожаный мешок, который раньше оставил у одного из ящиков, развязал его и достал кусок полотна. – Надо собрать осколки на эту ткань так, чтобы между ними оставались промежутки, а потом осторожно свернуть ее. А ты пока можешь посидеть в конторе, там есть стул.
– Я пришел сюда не для того, чтобы сидеть.
– Я понимаю, но сейчас придется ползать на четвереньках. Брови герцога надменно поднялись.
– Я совсем не такая дряхлая развалина, как ты, очевидно, думаешь. Мои руки и ноги в отличном состоянии.
Филипп не мог сдержать улыбки, несмотря на невеселую ситуацию:
– Я специалист по дряхлым развалинам и могу подтвердить, что ты к ним явно не относишься. Я просто беспокоюсь о твоей одежде. Если ты станешь ползать на коленях, эти панталоны уже никто не отстирает.
Герцог фыркнул и медленно опустился на колени с такой осторожностью, что Филиппу пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться.
– Ну вот, – гордо сказал отец, завершив трудную задачу.
– Прекрасно. Теперь двигайся осторожнее, чтобы не раздавить какой-нибудь фрагмент.
Они работали, бережно собирая разноцветные осколки на расстеленную ткань, и Филипп отвечал на многочисленные вопросы отца о коврах, мебели, шелках и прочих товарах, которые он привез для их совместного предприятия. Такая дружелюбная беседа продолжалась более часа.
– Смотри, что я нашел под ящиком, – удивленно воскликнул герцог. – У меня есть точно такой же.
Филипп обернулся. Отец держал в руках нож, лезвие которого холодно блестело в лучах утреннего солнца. Филипп взял его и поднес к глазам.
– Наверное, он принадлежал нападавшему. Эдвард говорил, что тот потерял его во время драки.
Он разглядывал оружие, но не находил на нем никаких отличительных признаков. Это был самый обычный нож из тех, которые носят за голенищем. У большинства мужчин, включая его самого, были такие – у Эндрю, у Эдварда, у Бакари и, как сейчас выяснилось, у отца.
– Я передам его в магистратуру, – сказал он, засовывая нож за отворот собственного сапога.
Они продолжили работу, и почти все осколки уже были собраны, когда вдалеке скрипнула входная дверь.
– Лорд Грейборн, вы здесь?
Все тело Филиппа напряглось при звуке этого грудного женского голоса, и он невесело усмехнулся. Что он может противопоставить ей, какую баррикаду воздвигнуть, если один ее голос приводит его в трепет?
– Я здесь, – крикнул он и, повернувшись к отцу, объяснил: – Мисс Чилтон-Гриздейл. – Потом, прислушавшись к шагам, добавил: – И ее дворецкий Альберт Годдард.
Они поднялись, и Филипп с трудом сдержал усмешку, заметив, как выпачканы прежде безупречные панталоны отца. Никогда раньше он не видел, чтобы герцог выглядел столь неопрятно. Но лицо его, несмотря на испорченную одежду, выражало живейшее удовольствие от проделанной работы. Через секунду из-за угла появились мисс Чилтон-Гриздейл и Альберт. Глаза Филиппа и Мередит встретились, и на мгновение ему показалось, что между ними промелькнула искра теплоты и понимания, но Мередит, как занавес, опустила ресницы, а когда подняла их опять, ее взгляд выражал уже только холодное безразличие, которое заставило Филиппа скрипнуть зубами.
Он перевел глаза на Годдарда, который стоял рядом с ней, как храбрый рыцарь, охраняющий свою даму, и смотрел на него с враждебной настороженностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88