Я умоляю тебя вверить себя на попечение соответствующей службы, только на короткое время, там ты будешь среди людей, способных помочь тебе понять причины твоих беспокойных видений и потери душевного равновесия.
Не сомневаюсь, что при надлежащем уходе ты избавишься от душевного смятения и вскоре вновь станешь тем превосходным человеком, каким по природе являешься.
А до тех пор, пока ты не исполнишь моей просьбы, я решила ради собственной безопасности остаться в Уиншэме с Бакстером. Я знаю, тот факт, что я нахожусь в безопасности, принесет тебе огромное облегчение. Положа руку на сердце, я не могу утверждать, что стану скучать по времени, проведенному в Броддингтоне и что страстно хочу туда вернуться. Без тебя поместье стало чужим, его пустые стены не отражают ни единой частицы моей души. Возможно, когда ты поправишься, все изменится и мы сможем построить нашу совместную жизнь, сделать Броддингтон настоящим домом и вдохнуть жизнь в его пустынные комнаты.
Пожалуйста, Трентон, ради меня и ради себя самого, прислушайся к моей мольбе. Прими необходимые меры. Это единственный выход.
С любовью, Ариана».
Дастин перечитал письмо три раза и после этого поднял глаза, совершенно сбитый с толку и встревоженный. И только он хотел выразить свое беспокойство, как заметил напрягшиеся плечи и застывшую позу брата. Волна сострадания захлестнула его, когда он понял, к какому выводу пришел Трентон, явно прочитавший только строки письма, а не то, что скрывалось между ними. И теперь за своей внешней невозмутимостью его гордый старший брат пытался скрыть душевную боль. Дастин не мог этого допустить.
— Трент… — Он подошел и положил руку брату на плечо. — Ты не понимаешь… Все не так, как кажется на первый взгляд.
— Я все прекрасно понял, Дастин, — не поворачиваясь, сказал Трентон хриплым, взволнованным голосом. — Ариана права. Я был глупцом, когда думал по-другому. Я действительно сумасшедший… Это единственно возможное объяснение всему случившемуся. И невозможно обвинять ее в том, что она боится. Я в два раза ее сильнее и мог бы раздавить ее голыми руками. Как может она продолжать жить со мной, делить со мной постель? — Он сглотнул. — Возможно, сумасшедший дом — единственный выход для меня.
— Выслушай меня, слепой, упрямый глупец! — взорвался Дастин. — Ариана сама не верит ни единому слову в этом письме… Она пытается тебе что-то сообщить.
Трентон резко развернулся:
— Что ты болтаешь? Она совершенно ясно высказалась о своих настроениях.
Видеть такую боль на лице брата было почти невыносимо.
— Почерк принадлежит Ариане, но чувства не ее. — Он помахал письмом перед носом у Трентона. — Прочти его еще раз, только на этот раз по-настоящему.
Скрестив руки на груди, он терпеливо ждал, пока Трентон перечитывал записку.
— Она просит, чтобы я обратился за помощью. — Трентон взглянул на брата, его глаза были воспаленными и красными. — Если я не прислушаюсь к ее мольбе…
— Вот именно — к ее мольбе. Она просит тебя о помощи, Трент. Я не знаю почему, и это беспокоит меня. — Не обращая внимания на скептическое выражение лица Трентона, Дастин показал на плавный почерк. — Видишь? Она надеется, что ты поверишь в ее любовь и поймешь, что она никогда не оставила бы тебя подобным образом. Она подчеркивает это в каждой строке. Разве ты действительно почувствуешь облегчение, зная, что она с Бакстером? Она прекрасно понимает, что нет. Разве она и вправду боится тебя? Подумай об этом, Трент. Боится?
Короткое воспоминание промелькнуло в памяти Трентона — лабиринт у Ковингтонов, ночь, когда он встретил Ариану.
«В чем, дело, туманный ангел? Вы боитесь меня?»
«Нет… Не боюсь… Все еще не боюсь…»
Их свадебный обряд… их брачная ночь… один за другим вспоминались те случаи, когда она должна была прийти в ужас, но она не боялась.
— Нет, — признался вслух Трентон, — Ариана не боится меня.
— Верно. А также она не считает тебя неуравновешенным и не верит в твои галлюцинации. Я провел с ней вчерашний вечер и знаю это.
— Как мне хотелось бы поверить твоим словам. — В глазах Трентона промелькнул проблеск надежды.
Это решило все. Дастин еще раз просмотрел последние строки письма и принял решение, которое, как ему казалось, ждала от него Ариана. Она делала явный намек, но это был единственный намек, который Трентон не мог понять. Дастин же знал то, что не было известно Трентону.
— Пусть твоя жена убедит тебя сама. — Дастин показал на дверь. — Пойдем со мной.
— Что?
— Делай, что я сказал.
Дастин не стал ждать, он распахнул дверь гостиной, прошел по коридору и поднялся вверх по лестнице на второй этаж. Несколько раз он оглядывался, чтобы удостовериться, что брат следует за ним. Тот шел, ступая машинально и безжизненно до тех пор, пока не увидел, куда они направляются, тогда он остановился и резко спросил:
— Зачем мы идем в эту комнату?
— Увидишь. — Дастин распахнул дверь и задержался в ожидании. — Если ты не войдешь сам, я затащу тебя насильно. Выбирай.
Трентон, прищурившись, посмотрел в лицо брату, затем уступил.
— Хорошо, Дастин, я зайду в отцовскую гостиную. Но если ты считаешь, что это меня утешит или пытаешься доказать…
Трентон остановился, конец фразы застрял у него в горле.
— Это больше не отцовская гостиная, Трент — мягко сказал Дастин. — Она — твоя.
— Что ты сделал? — задыхающимся голосом спросил Трентон, ноги сами понесли его вперед.
— Это сделал не я, а Ариана. Вот почему я понял, что письмо — ложь. Она оставила большую часть души среди этих стен… Она оставила тебе свое сердце. Стены Броддингтона больше не пустые, Трент. Ариана позаботилась об этом. И все потому, что глубоко любит тебя. Что касается моего участия, оно было несложным. Я только помогал ей. Замысел, композиция, многие штрихи — все принадлежит твоей жене.
Медленно, благоговейно Трентон осматривал комнату: большой стол красного дерева стоял у окна, толстый восточный ковер на полу, мраморный камин у восточной стены. А стены увешаны рисунками и эскизами, которые Трентон немедленно узнал как часть счастливой прежней жизни — творения его отца.
Но больше всего тронули его выполненные с любовью детали, напоминающие об Ариане, — благоухающая композиция из цветов, название которых месяц назад он еще не знал: ноготки, боярышник и фиалки красовались в высокой хрустальной вазе на краю стола; книги по архитектуре стояли ровными рядами на полках красного дерева. Но самое большое впечатление на него произвела тщательно выполненная вышивка, гордо украшавшая стену у окна, — великолепное изображение огромной белой птицы в полете.
То была их белая сова.
Волнение сдавило горло и грудь Трентона, он не мог вымолвить ни слова.
— А теперь скажи мне, — спокойно спросил Дастин, — разве так поступила бы женщина, которая собиралась покинуть тебя, которая не оставила ни единой частицы своей души в твоем доме, которая сомневалась в прочности вашего брака?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95