Гнев и решимость подгоняли ее. Но здесь ее малыши действительно вне опасности. И возможно, они на самом деле вовсе не так нуждаются в ней, как она в них.
— Посмотри и подумай, милая, — настаивал Годвин. — Пусть Господь подскажет, оставаться тебе или уезжать.
После долгой паузы Эмилин наконец молча кивнула, и в отступлении этом боль смешивалась с облегчением.
— Я постараюсь запомнить, что ты сказал, — Годвин с улыбкой похлопал девушку по плечу!
— Верь, милая!
Дождливая погода стала причиной того, что в комнате леди Джулиан собралось общество значительно более многочисленное, чем обычно. Когда Эмилин пришла, у графини уже сидели несколько жен рыцарей, ее дочь Мод и леди Элрис.
Уютная комната, украшением которой служили кровать с балдахином, комод, два великолепных кресла и несколько низких пуфиков, наполнилась щебетом и смехом. Эмилин села в глубокой нише окна на каменную скамью, укрытую подушками. Взявшись за работу — она вышивала рубашонку для Гарри, — девушка взглянула на леди Элрис и леди Мод, которые сидели напротив, нагнувшись над пяльцами, и тихонько разговаривали.
Почти вся швейная работа в замке — и практичная, и чисто художественная — выполнялась во время подобных встреч. Шились и украшались узорами платья, подшивалось постельное белье, расшивались занавеси, скатерти, наволочки.
Эмилин взглянула на графиню, которая, сощурившись, втыкала иглу в кусочек материи. Стежки явно получались неровными. Зрение леди Джулиан было настолько плохим, что обычно она даже не знала, какую работу выполняют другие дамы. Рассмотреть что-то она могла только вблизи. И все же она питала искренний интерес ко всем произведениям подобного рода: ценила цвет, рисунок, любила вышивку, кружева, книги с их живописными миниатюрами.
Совсем недавно леди Джулиан даже не побоялась залезть на леса, чтобы как следует рассмотреть вблизи работу Годвина, поскольку снизу она видела лишь цветовые пятна и смутные очертания фигур. Эмилин знала, что опытные стекольщики вполне могут изготовить очки, и решила рассказать об этом или самой графине, или ее дочери.
Мод приветливо улыбнулась гостье, карие глаза ее излучали свет.
— Малыш Гарри очень вырос за то время, пока он живет здесь, — заметила она, глядя, как Эмилия подшивает подол детской рубашки.
— Да-да, — улыбаясь, подтвердила девушка.
Мод казалась всего на год или два моложе Эмилин — высокая крепкая девушка, дружелюбная и открытая. Волосы ее по цвету напоминали красное дерево, а глаза были в точности, как у матери. Она очень нравилась Эмилин своей честностью, живым чувством юмора, добродушием. И даже увлечения их оказались близкими: Мод гораздо больше интересовалась охотой и верховой ездой, чем шелковыми платьями, вышивкой или белизной своей кожи.
— Мадам Агнесса, — проговорила молчавшая до этого леди Джулиан, — наступает время молитвы. Мод тихо застонала:
— Мама, мы же молились на мессе! С того времени едва прошел час.
Мать сурово взглянула на нее и сложила руки ладонь к ладони.
— Леди Агнесса! — требовательно повторила она.
Эмилин вздохнула про себя и опустилась на колени, бормоча молитву, выученную годы назад, еще в монастыре. Произнеся, знакомые, такие успокаивающие слова, каждая из женщин предалась размышлению.
Эмилин думала, с каким спокойствием и достоинством леди Джулиан руководит всем в этом доме — словно любящая мать или настоятельница: внимательно, мягко, но в то же время властно. Возможно, близорукость естественным образом обращает мысли человека внутрь, поскольку леди Джулиан действительно вела себя скорее как аббатиса, чем как графиня: простая одежда, частые молитвы и заботливое сердце.
В своей мягкой, но настойчивой манере леди Джулиан требовала от всех женщин в доме, чтобы несколько раз в день они останавливали свою деятельность и предавались молитве и размышлению. Вечерней порой, когда в других семьях все собирались слушать чтение хозяйки дома или игру музыкантов, в доме леди Джулиан все женщины, замужние и незамужние, отправлялись в свои комнаты, чтобы предаться молитве. Мод совсем не устраивал этот обычай. А, только что приехавшую, Элрис он и подавно должен был угнетать.
Когда молитва закончилась, графиня блаженно улыбнулась и взяла со стола небольшой переплетенный в кожу томик.
— Мадам Агнесса, не прочитаете ли вы нам несколько абзацев из Марии, пока мы работаем?
Раздался одобрительный шепот — все в комнате предвкушали удовольствие.
— Непременно! — ответила Эмилин. Новеллы Марии Французской были одной из ее любимых книг. Она взяла в руки прекрасно иллюстрированный том и открыла золоченую кожаную обложку.
Выбрав рассказ о Гигмаре — рыцаре, поехавшем на охоту и попавшем в беду, — она начала читать. Чуть хрипловатый голос спокойно и уверенно вел повествование, а паузы наполнялись потрескиванием поленьев в камине да едва различимым шорохом рук занимавшихся рукодельем женщин.
— Однажды Гигмар хотел убить лань, — читала Эмилин. — Но животное оказалось заколдованным. Стрела отскочила и вонзилась рыцарю в бедро. А лань прокляла его, обещая, что рана не заживет до тех пор, пока из любви к нему женщина по доброй воле не перенесет мук и испытаний.
Читая, Эмилин невольно покраснела. Перед ней предстал. Николас Хоуквуд в Эшборнском лесу — со стрелой в бедре. Она постаралась прогнать неприятное воспоминание. Только истинная любовь сможет исцелить рану, читала девушка. Возразить на это было нечего. Но Гигмар, по крайней мере, допускал любовь, а не кипел неизбывной злобой.
Когда Эмилин закончила чтение, графиня позволила женщинам уйти и заняться другими делами, предложив попозже встретиться в саду, если, конечно, позволит погода.
Спеша скорее заняться исполнением собственной идеи, Эмилин поспешила в солярий, который леди Джулиан разрешила использовать в качестве мастерской. Приоткрыв узкую дверь, девушка проскользнула внутрь.
Несколькими неделями раньше леди Джулиан попросила Эмилин закончить иллюстрацию книги псалмов. Девушка получила свободный доступ в маленькую комнатку, соседствующую со спальней барона и отделенную от нее лишь плотной занавесью. Сейчас, когда барон вернулся домой, Эмилин опасалась, что не сможет больше работать, в так полюбившейся ей мастерской.
Постоянно наполненный ярким светом и свежим ароматным воздухом сада, все время тихий и уединенный, солярий казался Эмилин раем: он давал редкую в любом замке возможность побыть одной.
Девушка подошла к занавеси и тайком заглянула за нее, чтобы удостовериться, что барона нет в комнате. Ей совсем не хотелось снова с ним встречаться.
Комната пустовала, хотя в камине горел огонь, а подстилка на полу казалась совсем свежей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Посмотри и подумай, милая, — настаивал Годвин. — Пусть Господь подскажет, оставаться тебе или уезжать.
После долгой паузы Эмилин наконец молча кивнула, и в отступлении этом боль смешивалась с облегчением.
— Я постараюсь запомнить, что ты сказал, — Годвин с улыбкой похлопал девушку по плечу!
— Верь, милая!
Дождливая погода стала причиной того, что в комнате леди Джулиан собралось общество значительно более многочисленное, чем обычно. Когда Эмилин пришла, у графини уже сидели несколько жен рыцарей, ее дочь Мод и леди Элрис.
Уютная комната, украшением которой служили кровать с балдахином, комод, два великолепных кресла и несколько низких пуфиков, наполнилась щебетом и смехом. Эмилин села в глубокой нише окна на каменную скамью, укрытую подушками. Взявшись за работу — она вышивала рубашонку для Гарри, — девушка взглянула на леди Элрис и леди Мод, которые сидели напротив, нагнувшись над пяльцами, и тихонько разговаривали.
Почти вся швейная работа в замке — и практичная, и чисто художественная — выполнялась во время подобных встреч. Шились и украшались узорами платья, подшивалось постельное белье, расшивались занавеси, скатерти, наволочки.
Эмилин взглянула на графиню, которая, сощурившись, втыкала иглу в кусочек материи. Стежки явно получались неровными. Зрение леди Джулиан было настолько плохим, что обычно она даже не знала, какую работу выполняют другие дамы. Рассмотреть что-то она могла только вблизи. И все же она питала искренний интерес ко всем произведениям подобного рода: ценила цвет, рисунок, любила вышивку, кружева, книги с их живописными миниатюрами.
Совсем недавно леди Джулиан даже не побоялась залезть на леса, чтобы как следует рассмотреть вблизи работу Годвина, поскольку снизу она видела лишь цветовые пятна и смутные очертания фигур. Эмилин знала, что опытные стекольщики вполне могут изготовить очки, и решила рассказать об этом или самой графине, или ее дочери.
Мод приветливо улыбнулась гостье, карие глаза ее излучали свет.
— Малыш Гарри очень вырос за то время, пока он живет здесь, — заметила она, глядя, как Эмилия подшивает подол детской рубашки.
— Да-да, — улыбаясь, подтвердила девушка.
Мод казалась всего на год или два моложе Эмилин — высокая крепкая девушка, дружелюбная и открытая. Волосы ее по цвету напоминали красное дерево, а глаза были в точности, как у матери. Она очень нравилась Эмилин своей честностью, живым чувством юмора, добродушием. И даже увлечения их оказались близкими: Мод гораздо больше интересовалась охотой и верховой ездой, чем шелковыми платьями, вышивкой или белизной своей кожи.
— Мадам Агнесса, — проговорила молчавшая до этого леди Джулиан, — наступает время молитвы. Мод тихо застонала:
— Мама, мы же молились на мессе! С того времени едва прошел час.
Мать сурово взглянула на нее и сложила руки ладонь к ладони.
— Леди Агнесса! — требовательно повторила она.
Эмилин вздохнула про себя и опустилась на колени, бормоча молитву, выученную годы назад, еще в монастыре. Произнеся, знакомые, такие успокаивающие слова, каждая из женщин предалась размышлению.
Эмилин думала, с каким спокойствием и достоинством леди Джулиан руководит всем в этом доме — словно любящая мать или настоятельница: внимательно, мягко, но в то же время властно. Возможно, близорукость естественным образом обращает мысли человека внутрь, поскольку леди Джулиан действительно вела себя скорее как аббатиса, чем как графиня: простая одежда, частые молитвы и заботливое сердце.
В своей мягкой, но настойчивой манере леди Джулиан требовала от всех женщин в доме, чтобы несколько раз в день они останавливали свою деятельность и предавались молитве и размышлению. Вечерней порой, когда в других семьях все собирались слушать чтение хозяйки дома или игру музыкантов, в доме леди Джулиан все женщины, замужние и незамужние, отправлялись в свои комнаты, чтобы предаться молитве. Мод совсем не устраивал этот обычай. А, только что приехавшую, Элрис он и подавно должен был угнетать.
Когда молитва закончилась, графиня блаженно улыбнулась и взяла со стола небольшой переплетенный в кожу томик.
— Мадам Агнесса, не прочитаете ли вы нам несколько абзацев из Марии, пока мы работаем?
Раздался одобрительный шепот — все в комнате предвкушали удовольствие.
— Непременно! — ответила Эмилин. Новеллы Марии Французской были одной из ее любимых книг. Она взяла в руки прекрасно иллюстрированный том и открыла золоченую кожаную обложку.
Выбрав рассказ о Гигмаре — рыцаре, поехавшем на охоту и попавшем в беду, — она начала читать. Чуть хрипловатый голос спокойно и уверенно вел повествование, а паузы наполнялись потрескиванием поленьев в камине да едва различимым шорохом рук занимавшихся рукодельем женщин.
— Однажды Гигмар хотел убить лань, — читала Эмилин. — Но животное оказалось заколдованным. Стрела отскочила и вонзилась рыцарю в бедро. А лань прокляла его, обещая, что рана не заживет до тех пор, пока из любви к нему женщина по доброй воле не перенесет мук и испытаний.
Читая, Эмилин невольно покраснела. Перед ней предстал. Николас Хоуквуд в Эшборнском лесу — со стрелой в бедре. Она постаралась прогнать неприятное воспоминание. Только истинная любовь сможет исцелить рану, читала девушка. Возразить на это было нечего. Но Гигмар, по крайней мере, допускал любовь, а не кипел неизбывной злобой.
Когда Эмилин закончила чтение, графиня позволила женщинам уйти и заняться другими делами, предложив попозже встретиться в саду, если, конечно, позволит погода.
Спеша скорее заняться исполнением собственной идеи, Эмилин поспешила в солярий, который леди Джулиан разрешила использовать в качестве мастерской. Приоткрыв узкую дверь, девушка проскользнула внутрь.
Несколькими неделями раньше леди Джулиан попросила Эмилин закончить иллюстрацию книги псалмов. Девушка получила свободный доступ в маленькую комнатку, соседствующую со спальней барона и отделенную от нее лишь плотной занавесью. Сейчас, когда барон вернулся домой, Эмилин опасалась, что не сможет больше работать, в так полюбившейся ей мастерской.
Постоянно наполненный ярким светом и свежим ароматным воздухом сада, все время тихий и уединенный, солярий казался Эмилин раем: он давал редкую в любом замке возможность побыть одной.
Девушка подошла к занавеси и тайком заглянула за нее, чтобы удостовериться, что барона нет в комнате. Ей совсем не хотелось снова с ним встречаться.
Комната пустовала, хотя в камине горел огонь, а подстилка на полу казалась совсем свежей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110