Мало-помалу вы покорили Арнедейл. Вы начали безжалостные налеты на монастырские земли, воспользовавшись тем, что король Джон преследует монахов Йорка. Даже король задумался, когда Папа Римский пригрозил ему отлучением, а вы все продолжали свое дело. — Он взглянул на отца, чувствуя, как румянец заливает его щеки. — Вы не желали слушать никаких доводов разума. Я тоже старался, насколько мог, убедить вас, но меня вы слушали еще меньше, чем других.
— Монахи Йорка годами не платили налогов, — резко ответил Уайтхоук. — Король приказал им убрать стада из лесов. Я просто помогал исполнить этот приказ!
— Для вас этот приказ все равно что кусок мяса для голодного пса.
— У меня была причина преследовать монахов. Эта земля — часть приданого Бланш. Она теперь моя!
— Но почему же тогда суд так и не вынес решения в поддержку вашего заявления? — возразил Николас. — Если бы земля принадлежала другому барону, вам пришлось бы с боем отбирать ее. Но монахи ничем не могут противостоять огню, топору и ограблениям. Вот поэтому-то я и решил прийти им на помощь.
— Ты не имел права! Монахи давным-давно должны были отдать эту землю, — прорычал Уайтхоук. — Но ты очень упорствовал. А потом разнесся слух о твоей смерти!
— В тот самый год, когда ваши люди арестовали стада и обозы с овчиной, чтобы продать их на рынке как собственные, я и начал свою лесную жизнь. Скоро у меня появилось несколько верных помощников из крестьян. Когда только было возможно, мы нападали на ваши обозы. Всю добычу возвращали крестьянам и монахам.
— Однажды мои воины едва не схватили тебя, но ты исчез.
— Благодаря волку-демону, — добавил Шавен. Николас едва заметно усмехнулся:
— Барон Эшборн услышал, что Черный Шип пойман и его везут в Виндзор на расправу. Он послал своего начальника караула — сэра Уолтера Лиддела, милорд, — с этими словами Николас слегка кивнул графу, понимая, что имя ему знакомо, — чтобы тот освободил меня. Помогали ему сын и дочь барона, а также их белая собака. Тогда я и увидел впервые Эмилин. А несколько позже просил у барона Эшборна ее руки.
— Боже мой! Я окружен предателями! — с отвращением проговорил Уайтхоук.
— И причем, под самым носом, — согласился Николас.
— Похоже, ты очень сблизился с простолюдинами, — недовольно изрек граф. — Так расскажи мне, что ты знаешь о Лесном Рыцаре.
— Все, что я знаю, милорд, — так это то, что Лесной Рыцарь утащит вашу душу в ад в тот самый момент, как вы схватите его.
Уайтхоук отпрянул.
— Твои действия — искажение понятий о чести!
— А! — воскликнул Николас. — Так в этом и есть доказательство общности нашей крови. Чести нет ни у отца, ни у сына.
— Хватит! — закричал Уайтхоук, покраснев. — У меня свой кодекс чести — тебе его не понять! И клянусь тебе, Хоуксмур скоро станет моим! Эта земля была частью приданого Бланш, а теперь принадлежит мне!
— Только попробуйте посягнуть на мою землю, милорд, — сдержанно произнес Николас, — и увидите, какую верность питает сын к отцу.
— Я уже знаю твою верность. Моя ты плоть и кровь или нет, но я дал тебе имя и воспитал как рыцаря. Я позволил тебе получить наследство матери. Но теперь ты не получишь ничего!
За спиной руки Николаса невольно сжались в кулаки. Порыв разорвать наконец путы и сейчас же, сию минуту, ударить Уайтхоука был настолько силен, что Николаса бросило в пот.
— Хоуксмур принадлежит мне по праву — так же, как он принадлежал моей матери. Троньте его, и у меня появится повод убить вас.
— Пусть король решит, что делать с тобой. Он может рассудить все наши споры. — Тяжело дыша, Уайтхоук покачал головой. — Я должен был убить тебя еще младенцем, ее отродье. Тогда ты не вырос бы предателем.
Николас с трудом сохранял самообладание. Щеки его пылали.
— Джулиан клянется, что у моей матери не было любовника. И мне было уже почти семь лет, когда вы убили Бланш якобы за измену. На каком же основании вы настаиваете, что не вы — мой отец?
Уайтхоук мрачно посмотрел на него и принялся ходить взад-вперед по комнате.
— Женщины по натуре лживы. Это известно издавна. Даже замужней женщине нельзя полностью доверять в том, что она познала лишь своего мужа. До того, как ты родился, я целых два месяца отсутствовал — был в походе с королем Генрихом. И в мое отсутствие твоя мать подружилась — она называла это так — с молодым бароном. Я обвинил ее в измене, но она отпиралась. И я поверил.
Николас ждал с тяжело бьющимся сердцем. Он сам задал вопрос, но не мог слышать о ненависти и злобе между своими родителями. Ему едва не стало плохо.
— Бланш оказалась в положении, — продолжал граф. — Она сказала, что обнаружила это во время моего отсутствия. Когда ты родился, я сосчитал месяцы. И решил, что это не мой ребенок, хотя повитуха и клялась, что ты родился намного раньше срока. — Уайтхоук пожал плечами. — Во всяком случае, у меня был повод усомниться в верности твоей матери.
Николас вспомнил рассказы о том, как мал и слаб он был в младенчестве и как все пророчили ему короткую жизнь на этом свете. Отвернувшись, он вслушивался в шумное дыхание графа.
— Несколько раз я видел ее с этим человеком, — продолжал граф. — Они беседовали, иногда пели. Но я все равно подозревал обман. Эта дружба тянулась годы. Она не прекратилась даже тогда, когда он женился на другой. Я не мог больше выносить оскорбления. — Он встал так, чтобы смотреть Николасу в лицо. — Я вызвал его на поединок, сразил его, а ее запер.
Барон слушал отца в каком-то странном забытьи, желая, чтобы он остановился, и в то же время стремясь услышать всю правду — такую, какой она виделась Уайтхоуку.
— Я заточил ее в ее любимую комнату. Я лишь хотел, чтобы она призналась. Я мог отослать ее в монастырь. Если бы она попросила, я бы простил ее. Но она молчала и возвращала почти всю пищу, которую ей приносили. Ела все меньше и меньше. Через несколько недель она попросила, чтобы пришел священник. Ее упрямство взбесило меня. Я приказал не посылать ей больше пищи, никого к ней не пускать — до тех пор, пока она не попросит о прощении.
— Она попросила? — едва слышно произнес Николас, опустив голову, чтобы отец не видел его лица.
— Я зашел в комнату через неделю. — Уайтхоук помолчал. — Она была мертва.
Николас почувствовал себя совсем измученным. Ему захотелось закрыть глаза и забыться долгим сном. Его отец заморил голодом его мать, а он — дитя этого проклятого Богом союза.
Он был уверен в том, что он — сын Уайтхоука. Чувствовал это каждой своей клеточкой. Честь всегда была для него главной ценностью. А пролитая кровь со временем дает себя знать.
Эмилин маленькими глотками цедила горячий напиток, чувствуя, как согревается пустой желудок. Двумя руками сжимая деревянный кубок, она оглядела комнату. Через минуту она вернется к работе, а сейчас ей хотелось насладиться своей изобретательностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Монахи Йорка годами не платили налогов, — резко ответил Уайтхоук. — Король приказал им убрать стада из лесов. Я просто помогал исполнить этот приказ!
— Для вас этот приказ все равно что кусок мяса для голодного пса.
— У меня была причина преследовать монахов. Эта земля — часть приданого Бланш. Она теперь моя!
— Но почему же тогда суд так и не вынес решения в поддержку вашего заявления? — возразил Николас. — Если бы земля принадлежала другому барону, вам пришлось бы с боем отбирать ее. Но монахи ничем не могут противостоять огню, топору и ограблениям. Вот поэтому-то я и решил прийти им на помощь.
— Ты не имел права! Монахи давным-давно должны были отдать эту землю, — прорычал Уайтхоук. — Но ты очень упорствовал. А потом разнесся слух о твоей смерти!
— В тот самый год, когда ваши люди арестовали стада и обозы с овчиной, чтобы продать их на рынке как собственные, я и начал свою лесную жизнь. Скоро у меня появилось несколько верных помощников из крестьян. Когда только было возможно, мы нападали на ваши обозы. Всю добычу возвращали крестьянам и монахам.
— Однажды мои воины едва не схватили тебя, но ты исчез.
— Благодаря волку-демону, — добавил Шавен. Николас едва заметно усмехнулся:
— Барон Эшборн услышал, что Черный Шип пойман и его везут в Виндзор на расправу. Он послал своего начальника караула — сэра Уолтера Лиддела, милорд, — с этими словами Николас слегка кивнул графу, понимая, что имя ему знакомо, — чтобы тот освободил меня. Помогали ему сын и дочь барона, а также их белая собака. Тогда я и увидел впервые Эмилин. А несколько позже просил у барона Эшборна ее руки.
— Боже мой! Я окружен предателями! — с отвращением проговорил Уайтхоук.
— И причем, под самым носом, — согласился Николас.
— Похоже, ты очень сблизился с простолюдинами, — недовольно изрек граф. — Так расскажи мне, что ты знаешь о Лесном Рыцаре.
— Все, что я знаю, милорд, — так это то, что Лесной Рыцарь утащит вашу душу в ад в тот самый момент, как вы схватите его.
Уайтхоук отпрянул.
— Твои действия — искажение понятий о чести!
— А! — воскликнул Николас. — Так в этом и есть доказательство общности нашей крови. Чести нет ни у отца, ни у сына.
— Хватит! — закричал Уайтхоук, покраснев. — У меня свой кодекс чести — тебе его не понять! И клянусь тебе, Хоуксмур скоро станет моим! Эта земля была частью приданого Бланш, а теперь принадлежит мне!
— Только попробуйте посягнуть на мою землю, милорд, — сдержанно произнес Николас, — и увидите, какую верность питает сын к отцу.
— Я уже знаю твою верность. Моя ты плоть и кровь или нет, но я дал тебе имя и воспитал как рыцаря. Я позволил тебе получить наследство матери. Но теперь ты не получишь ничего!
За спиной руки Николаса невольно сжались в кулаки. Порыв разорвать наконец путы и сейчас же, сию минуту, ударить Уайтхоука был настолько силен, что Николаса бросило в пот.
— Хоуксмур принадлежит мне по праву — так же, как он принадлежал моей матери. Троньте его, и у меня появится повод убить вас.
— Пусть король решит, что делать с тобой. Он может рассудить все наши споры. — Тяжело дыша, Уайтхоук покачал головой. — Я должен был убить тебя еще младенцем, ее отродье. Тогда ты не вырос бы предателем.
Николас с трудом сохранял самообладание. Щеки его пылали.
— Джулиан клянется, что у моей матери не было любовника. И мне было уже почти семь лет, когда вы убили Бланш якобы за измену. На каком же основании вы настаиваете, что не вы — мой отец?
Уайтхоук мрачно посмотрел на него и принялся ходить взад-вперед по комнате.
— Женщины по натуре лживы. Это известно издавна. Даже замужней женщине нельзя полностью доверять в том, что она познала лишь своего мужа. До того, как ты родился, я целых два месяца отсутствовал — был в походе с королем Генрихом. И в мое отсутствие твоя мать подружилась — она называла это так — с молодым бароном. Я обвинил ее в измене, но она отпиралась. И я поверил.
Николас ждал с тяжело бьющимся сердцем. Он сам задал вопрос, но не мог слышать о ненависти и злобе между своими родителями. Ему едва не стало плохо.
— Бланш оказалась в положении, — продолжал граф. — Она сказала, что обнаружила это во время моего отсутствия. Когда ты родился, я сосчитал месяцы. И решил, что это не мой ребенок, хотя повитуха и клялась, что ты родился намного раньше срока. — Уайтхоук пожал плечами. — Во всяком случае, у меня был повод усомниться в верности твоей матери.
Николас вспомнил рассказы о том, как мал и слаб он был в младенчестве и как все пророчили ему короткую жизнь на этом свете. Отвернувшись, он вслушивался в шумное дыхание графа.
— Несколько раз я видел ее с этим человеком, — продолжал граф. — Они беседовали, иногда пели. Но я все равно подозревал обман. Эта дружба тянулась годы. Она не прекратилась даже тогда, когда он женился на другой. Я не мог больше выносить оскорбления. — Он встал так, чтобы смотреть Николасу в лицо. — Я вызвал его на поединок, сразил его, а ее запер.
Барон слушал отца в каком-то странном забытьи, желая, чтобы он остановился, и в то же время стремясь услышать всю правду — такую, какой она виделась Уайтхоуку.
— Я заточил ее в ее любимую комнату. Я лишь хотел, чтобы она призналась. Я мог отослать ее в монастырь. Если бы она попросила, я бы простил ее. Но она молчала и возвращала почти всю пищу, которую ей приносили. Ела все меньше и меньше. Через несколько недель она попросила, чтобы пришел священник. Ее упрямство взбесило меня. Я приказал не посылать ей больше пищи, никого к ней не пускать — до тех пор, пока она не попросит о прощении.
— Она попросила? — едва слышно произнес Николас, опустив голову, чтобы отец не видел его лица.
— Я зашел в комнату через неделю. — Уайтхоук помолчал. — Она была мертва.
Николас почувствовал себя совсем измученным. Ему захотелось закрыть глаза и забыться долгим сном. Его отец заморил голодом его мать, а он — дитя этого проклятого Богом союза.
Он был уверен в том, что он — сын Уайтхоука. Чувствовал это каждой своей клеточкой. Честь всегда была для него главной ценностью. А пролитая кровь со временем дает себя знать.
Эмилин маленькими глотками цедила горячий напиток, чувствуя, как согревается пустой желудок. Двумя руками сжимая деревянный кубок, она оглядела комнату. Через минуту она вернется к работе, а сейчас ей хотелось насладиться своей изобретательностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110