Она так желала ему счастья! А что будет с ней? Да ничего особенного! Просто-напросто ее тихо положат под могильный камень за оградой Восточного кладбища. Там по ночам, чтобы не волновать благополучных городских обывателей, без оркестра и молитвы хоронят бездомных бродяг, казненных преступников и самоубийц.
Мелисса твердо решила, что не оставит Чарльзу Гриффину и Джону Паркеру ни единого шанса. Одному — сделать карьеру политика на ее вечном унижении, другому — хотя бы и на время разбогатеть на ее позоре!
Женщина успокоилась, поднялась, привычно вымылась холодной водой. Она быстро оделась, вытерла пол, вынесла миску и кувшин. Сошла по лестнице вниз, выпустила на крыльцо кошку. Лавли, как всегда, грациозно потянулась, прежде чем спрыгнуть на сочную весеннюю траву, которой буквально в течение нескольких дней, покрылся весь двор. И на газоне, тут и там, расцвели розовые и белые маргаритки, налились соком разноцветные примулы. Это были первые, пусть маленькие, но жизнеутверждающие признаки весны.
Она вспомнила, какими запущенными были сад и двор при жизни Бенджамина. Он был очень добрым человеком и никогда не делал замечаний Филиппу за то, что тот плохо выполняет свои домашние обязанности. И каждое лето во дворе вырастали не только садовые цветы, но, особенно в тенистых местах и на заднем дворе, поднимал душистые сиреневые головки чертополох. В июле дымили пыльцой полынь и амброзия. А в том месте, где по весне было топко, и струилась коротенькая жизнь талых ручьев, позднее на июльском ветру качались золотые шары лютиков, в августе цеплялись за одежду колючие «собачки» череды.
Мелисса все время ловила себя на том, что она невольно сравнивает два периода своей жизни: до и после появления Кристиана Бентона. И совесть, как ни странно, не мучила. Словно Бенджамин незримо присутствовал рядом и сам наталкивал ее на мысли о Кристиане Бентоне. Как будто все время напоминал о давнем разговоре.
«Ты еще поймешь, девочка моя, что брак не строится на благодарности! Он строится на любви и страсти!»
Она решила, что обязательно сходит к Бенджамину на могилу сегодня. Попросит у него прощения за то, что ей так и не удалось найти убийцу, и тот, возможно, избежит возмездия. Закажет мисс Шарлотте Рэмзак небольшой поминальный венок. И как только завершит все дела у Джозефа Балларда, тотчас отправится на Восточное кладбище.
Она не будет сегодня принимать больных. Никаких переломов и вывихов, ранений и преждевременных родов. Мелисса обошла сад, прощаясь с каждым уголком, который стал ей так дорог. Поднялась на крыльцо, оглянулась и замерла на несколько минут.
И тут заметила фургон, мчащийся со стороны города. Она с любопытством следила за его передвижением. Вот он уже почти достиг поворота и, наверное, покатит в строну Поляны Мертвого Койота. Но фургон замедлил скорость и свернул на аллею, ведущую к ее дому. И пока возница разворачивал неуклюжую повозку на площадке перед сторожкой Филиппа, она через кухню проследовала в дом. Миновав прихожую и, подхватив с вешалки теплый жакет, накинула его. Заспешила в приемную, взяла свой медицинский чемоданчик, который всегда был наготове, и вышла на крыльцо для пациентов.
Филипп уже спешил от сторожки. Задыхаясь, жестикулировал вознице, стоящему в передке фургона. Мелисса с удивлением наблюдала, как возница соскакивает на тропинку. Присмотревшись, она увидела, что это — Сьюзан. В мужских брюках, мужской клетчатой рубашке и короткой замшевой куртке с капюшоном. Следом за ней из фургона выглянул Марк. Он нерешительно спустился на дорожку, стал что-то подтягивать и поправлять в повозке. Девушка была встревожена и огорчена. Она подбежала к Мелиссе, запыхавшаяся и разгоряченная.
— Доброе утро, мэм! — почти прокричала она, срывающимся от волнения голосом. — Хотя оно сегодня совсем не доброе! Мэм, миссис Коуплендл! Криса арестовали! Эта вонючка Чарльз Гриффин шьет ему уголовное дело! Криса могут повесить!
— Сью, не кричи, дорогая! Никто его не повесит! Никто! — пытался остановить ее Марк. — Не пугай так доктора, прошу тебя! Что с вами, миссис Коуплендл?
Это была последняя фраза, которую Мелисса услышала. Крыльцо под ней качнулось, мир вокруг стал блеклым и серым. Вместо чисто выметенных ступенек под ней разверзлась черная бездна. В нее Мелисса начала стремительно падать. Падала, как ей показалось, очень долго. Черную бездну наполнил мерный колокольный звон.
— Мэм! Очнитесь, мэм! — На лицо капнуло несколько горячих капель. Потом легла влажная холодная ткань. Скользнула по щекам, лбу, подбородку, шее. Мелисса пыталась, собравшись с силами, открыть глаза. Но веки были такими тяжелыми! Они словно налились горячим свинцом. И не было сил ни охладить их, не приподнять!
— Господи, Великий и Милосердный Создатель! — бубнил знакомый старческий голос. — Помоги, Господи! Сьюзан, быстрее! Сделай что-нибудь, дорогая!
— Филипп, прекрати истерику! — решительно вклинился мягкий женский альт. — Отойди, дорогой! Не мешай!
Реальность постепенно проникала в сознание. Голоса становились все громче и отчетливее. Они были очень знакомыми. Мелисса недавно слышала их, но не могла вспомнить, кому они принадлежат.
Она с трудом открыла глаза. И тут же зажмурилась от яркого блеска и огромного количества белого цвета. Белое было сверху. Белое отражалось в гладкой поверхности с двух сторон. Справа шевелился кто-то большой.
Куда она угодила? Два голоса снова заспорили. Низкий мужской требует, чтобы она открыла глаза, а мелодичный женский отгоняет от нее кого-то, просит, чтобы не мешал и не путался под ногами!
Вероятно, она попала в чистилище! Но в чистилище попадают католики, а она протестантка! Протестанты попадают после смерти в вечность, ожидать второго пришествия Спасителя! И почему они опять заспорили? Кто они — ангелы или посланцы…? Она даже не желает мерзкого имени произносить! Но ведь это он ввел ее в искушение! И теперь считает ее душу принадлежащей ему! Значит, она все-таки совершила смертный грех? И Кристиан так и останется в тюрьме? И никто не поможет ему, не спасет его жизнь!
Мелисса собралась с силами, резко поднялась и решительно открыла глаза. Все вокруг нее плыло то в одну, то в другую сторону. Стены и потолок то менялись местами, то кружились, словно карусель в безумном, безостановочном движении.
— Мэм, слава Создателю, вы пришли в себя! — Мелисса вспомнила, кому принадлежит этот слегка резковатый голос.
— Сьюзан! Сьюзан! Я — жива?! Слава Создателю! Карусель замедлила свое бесшумное кружение.
Наконец, остановилась. Мелисса сидела на кушетке, куда всегда укладывала тяжелых больных.
— Миссис Коуплендл, вы живы! Живы! — Низкий голос, оказывается, принадлежал всего-навсего Филиппу, помощнику Мелиссы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84