Ты была просто Джесси, соплячка в бриджах, которая вечно путается под ногами.
– Я не твоя чертова сестра, Джеймс. И вчера ты даже не думал ни о каком инцесте.
– Нет, но сегодня все по-другому.
Джеймс наклонился, накрыл ее рот губами, и пробормотал:
– Вчера ты была подшофе и только хихикала... да еще эти милые «ручейки» над ушами...
– Значит, тебе нужно напиться, чтобы думать обо мне, как о своей жене?
– Нет, дело не в этом. Черт побери, Джесси, если хочешь знать правду, вчера я ничего с тобой не сделал. Думаешь, мужчине нравится заниматься любовью с бесчувственной женщиной? Да ты даже всхрапнула пару раз, пока я взваливал тебя на лошадь! По-твоему, это способствует пылким чувствам?
– Ты ничего не сделал?!
Джесси с силой толкнула его в грудь, и Джеймс, невольно отпрянув, встал между ног Джесси, хотя ее щиколотки были по-прежнему сомкнуты у него за спиной. Почти обезумев от вожделения, он неожиданно для себя рванул ее сорочку и широко распахнул. Джесси охнула, пытаясь прикрыть груди, но он схватил ее за руки, а сам наклонился и поцеловал жену.
– Я никогда не сознавал, что ты так красива, Джесси... или переменилась с тех пор, как попала в Англию?
«Не просто прелестные груди, – подумал он, не в силах отвести взгляда. – А поистине прелестные». Белее парного молока, мягкие розовые соски... и он умирал от желания коснуться и поцеловать их, но оставался недвижим.
– Я просто пользуюсь кремом Мэгги каждый раз, как принимаю ванну.
– Волшебный крем. Ни одной веснушки ни на плечах, ни на груди.
– Только на носу остались.
– У тебя очень белая кожа, – едва выдавил из себя Джеймс, морщась, словно от боли.
Но Джесси все еще не отошла и была готова наброситься на него с новой силой.
– Ты действительно ничего вчера не сделал?
– Абсолютно.
– И не раздевал меня, когда укладывал в постель?
– Нет, о тебе позаботилась миссис Кэтсдор.
– Значит, ты впервые видишь меня без одежды?
– Да.
Он выпустил ее руки, потому что горел желанием стиснуть эту ослепительную, роскошную грудь. Но Джесси, не успев освободиться, сжала кулачок и ударила его в челюсть так, что Джеймс запрокинул голову. Он с проклятием снова схватил ее за руку.
Джесси пыталась отпрянуть, но он тяжело навалился на нее. Она снова упала на скатерть и, задыхаясь, взвизгнула:
– Ты, подонок! Лгал мне! Заставил думать, будто все кончено и мне больше не о чем беспокоиться! И вот я тут, по-прежнему девственна душой и телом, а ты стоишь как ни в чем не бывало да еще рвешь чудесную сорочку, подарок Мэгги, и бесстыдно уставился на мою... мою... И все это в самый первый раз, так что я умираю от стыда! Ненавижу! Черт бы тебя побрал, Джеймс, немедленно отпусти!
– Нет, – пробормотал Джеймс и, наклонившись, взял губами нежный сосок. – Ты не моя младшая несносная сестрица... с такими грудями. – Он снова придавил ее к столу.
Джесси опустила ноги, и они свесились со стола. Она сама почти соскользнула, с силой прижимаясь к нему, и Джеймс подумал, что сейчас умрет, если не войдет в нее. Не в следующее, а именно в это, сумасшедшее, ослепительно волшебное мгновение.
Подобного не вынес бы ни один мужчина. И Джеймс не был исключением. Он сжал губами другой сосок, поднял ее юбки, долго смотрел на длинные стройные ноги, обтянутые мягкими белыми чулками, с подвязками из персикового атласа. Подвязки в тон сорочке?
Джеймс едва не потерял остатки рассудка.
Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что Джесси больше не сопротивляется. Она лежала, глядя на него широко раскрытыми, огромными глазами.
– Ты не надела панталон, – охнул Джеймс.
И действительно, на Джесси была лишь атласная сорочка, доходившая до середины бедер. Это окончательно его доконало. Даже Конни обычно носила легкие муслиновые панталоны, подвязанные под коленями красивыми лентами. Конечно, отделанные к тому же изумительными кружевами, но тем не менее надежно прикрывавшими все, что надлежало скрыть. Ему всегда нравилось целовать ноги Конни, развязывать бант зубами и медленно стягивать панталоны.
– Нет, – пролепетала она тонким, неуверенным голосом, и лоб Джеймса покрылся испариной, – Мэгги запретила мне носить панталоны целый месяц после свадьбы. Она сказала, ты обязательно потеряешь голову, зная, что под юбкой или амазонкой я совершенно голая.
– Почему именно месяц?
– В дальнейшем я должна проделывать это время от времени, чтобы ты никогда не знал, есть ли у меня что-то под сорочкой или нет. Мэгги утверждает, что такое сведет тебя с ума не меньше чем еще на шесть месяцев.
– А потом?
– Потом я должна снимать панталоны только как вознаграждение. По словам Мэгги, истинная сущность мужчины проявляется лишь через полгода, и нужно выказать немало хитрости и сообразительности, чтобы с ним справиться. Я объяснила ей, что уже давно знаю твою истинную сущность. Я видела, как ты врезал в челюсть конюху, имевшему наглость выпить бутылку джина и заснуть рядом с твоими лошадьми. Слышала, как ты орал, словно бешеный, проклиная последними словами тех, кто побил тебя на скачках. Я даже призналась ей, что наблюдала, как тебя рвет с перепоя, но это было всего однажды, и ты, меня не заметил.
– Господи Боже, – – охнул Джеймс, как никогда остро сознавая, что стоит только избавиться от брюк, и он войдет в нее.
Интересно, понимает ли она, что говорит? Нет, нужно взять себя в руки, иначе он натворит глупостей.
– Джесси, да замолчи же! Мы поговорим о стратегических уловках Мэгги позже! Именно сейчас мне лучше немедленно войти в тебя и покончить со всем этим.
– Ты смотришь на меня.
– Да. Волосы внизу живота у тебя такие же красные, как на голове. Просто невероятно, как резко они выделяются на белоснежной коже. Вся ты – сплошной бальзам для утоления мужской похоти... не знаю, смогу ли я когда-нибудь наглядеться на тебя. Признайся, ты снова огреешь меня, если я отпущу твои руки и начну целовать груди?
– Нет... может быть, позже, когда хорошенько все обдумаю.
Он разжал пальцы и вновь стиснул зубами сморщенную ягодку соска. Жар отчаянного вожделения мгновенно забурлил в крови. Глухо застонав, Джеймс втянул в рот розовую вершинку и едва нашел в себе силы поднять голову, подуть на крохотный твердый камешек и пролепетать:
– Тебе нравится?
Джесси ничего не ответила, лишь сжала ладонями его лицо и прильнула к мужу. Он никак не мог оторваться от этих нежных холмиков и, даже скользнув рукой по ее бедру, продолжал их целовать. Джесси трепетала. Кажется, это хороший знак. Когда его пальцы коснулись горячих влажных лепестков, она подалась вперед так неожиданно, что Джеймс едва не потерял равновесие и не скатился на пол.
– Джеймс, тебе это обязательно нужно? Никто никогда не дотрагивался до меня... там.
– Да... мне следовало бы ласкать тебя каждый день, часами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Я не твоя чертова сестра, Джеймс. И вчера ты даже не думал ни о каком инцесте.
– Нет, но сегодня все по-другому.
Джеймс наклонился, накрыл ее рот губами, и пробормотал:
– Вчера ты была подшофе и только хихикала... да еще эти милые «ручейки» над ушами...
– Значит, тебе нужно напиться, чтобы думать обо мне, как о своей жене?
– Нет, дело не в этом. Черт побери, Джесси, если хочешь знать правду, вчера я ничего с тобой не сделал. Думаешь, мужчине нравится заниматься любовью с бесчувственной женщиной? Да ты даже всхрапнула пару раз, пока я взваливал тебя на лошадь! По-твоему, это способствует пылким чувствам?
– Ты ничего не сделал?!
Джесси с силой толкнула его в грудь, и Джеймс, невольно отпрянув, встал между ног Джесси, хотя ее щиколотки были по-прежнему сомкнуты у него за спиной. Почти обезумев от вожделения, он неожиданно для себя рванул ее сорочку и широко распахнул. Джесси охнула, пытаясь прикрыть груди, но он схватил ее за руки, а сам наклонился и поцеловал жену.
– Я никогда не сознавал, что ты так красива, Джесси... или переменилась с тех пор, как попала в Англию?
«Не просто прелестные груди, – подумал он, не в силах отвести взгляда. – А поистине прелестные». Белее парного молока, мягкие розовые соски... и он умирал от желания коснуться и поцеловать их, но оставался недвижим.
– Я просто пользуюсь кремом Мэгги каждый раз, как принимаю ванну.
– Волшебный крем. Ни одной веснушки ни на плечах, ни на груди.
– Только на носу остались.
– У тебя очень белая кожа, – едва выдавил из себя Джеймс, морщась, словно от боли.
Но Джесси все еще не отошла и была готова наброситься на него с новой силой.
– Ты действительно ничего вчера не сделал?
– Абсолютно.
– И не раздевал меня, когда укладывал в постель?
– Нет, о тебе позаботилась миссис Кэтсдор.
– Значит, ты впервые видишь меня без одежды?
– Да.
Он выпустил ее руки, потому что горел желанием стиснуть эту ослепительную, роскошную грудь. Но Джесси, не успев освободиться, сжала кулачок и ударила его в челюсть так, что Джеймс запрокинул голову. Он с проклятием снова схватил ее за руку.
Джесси пыталась отпрянуть, но он тяжело навалился на нее. Она снова упала на скатерть и, задыхаясь, взвизгнула:
– Ты, подонок! Лгал мне! Заставил думать, будто все кончено и мне больше не о чем беспокоиться! И вот я тут, по-прежнему девственна душой и телом, а ты стоишь как ни в чем не бывало да еще рвешь чудесную сорочку, подарок Мэгги, и бесстыдно уставился на мою... мою... И все это в самый первый раз, так что я умираю от стыда! Ненавижу! Черт бы тебя побрал, Джеймс, немедленно отпусти!
– Нет, – пробормотал Джеймс и, наклонившись, взял губами нежный сосок. – Ты не моя младшая несносная сестрица... с такими грудями. – Он снова придавил ее к столу.
Джесси опустила ноги, и они свесились со стола. Она сама почти соскользнула, с силой прижимаясь к нему, и Джеймс подумал, что сейчас умрет, если не войдет в нее. Не в следующее, а именно в это, сумасшедшее, ослепительно волшебное мгновение.
Подобного не вынес бы ни один мужчина. И Джеймс не был исключением. Он сжал губами другой сосок, поднял ее юбки, долго смотрел на длинные стройные ноги, обтянутые мягкими белыми чулками, с подвязками из персикового атласа. Подвязки в тон сорочке?
Джеймс едва не потерял остатки рассудка.
Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что Джесси больше не сопротивляется. Она лежала, глядя на него широко раскрытыми, огромными глазами.
– Ты не надела панталон, – охнул Джеймс.
И действительно, на Джесси была лишь атласная сорочка, доходившая до середины бедер. Это окончательно его доконало. Даже Конни обычно носила легкие муслиновые панталоны, подвязанные под коленями красивыми лентами. Конечно, отделанные к тому же изумительными кружевами, но тем не менее надежно прикрывавшими все, что надлежало скрыть. Ему всегда нравилось целовать ноги Конни, развязывать бант зубами и медленно стягивать панталоны.
– Нет, – пролепетала она тонким, неуверенным голосом, и лоб Джеймса покрылся испариной, – Мэгги запретила мне носить панталоны целый месяц после свадьбы. Она сказала, ты обязательно потеряешь голову, зная, что под юбкой или амазонкой я совершенно голая.
– Почему именно месяц?
– В дальнейшем я должна проделывать это время от времени, чтобы ты никогда не знал, есть ли у меня что-то под сорочкой или нет. Мэгги утверждает, что такое сведет тебя с ума не меньше чем еще на шесть месяцев.
– А потом?
– Потом я должна снимать панталоны только как вознаграждение. По словам Мэгги, истинная сущность мужчины проявляется лишь через полгода, и нужно выказать немало хитрости и сообразительности, чтобы с ним справиться. Я объяснила ей, что уже давно знаю твою истинную сущность. Я видела, как ты врезал в челюсть конюху, имевшему наглость выпить бутылку джина и заснуть рядом с твоими лошадьми. Слышала, как ты орал, словно бешеный, проклиная последними словами тех, кто побил тебя на скачках. Я даже призналась ей, что наблюдала, как тебя рвет с перепоя, но это было всего однажды, и ты, меня не заметил.
– Господи Боже, – – охнул Джеймс, как никогда остро сознавая, что стоит только избавиться от брюк, и он войдет в нее.
Интересно, понимает ли она, что говорит? Нет, нужно взять себя в руки, иначе он натворит глупостей.
– Джесси, да замолчи же! Мы поговорим о стратегических уловках Мэгги позже! Именно сейчас мне лучше немедленно войти в тебя и покончить со всем этим.
– Ты смотришь на меня.
– Да. Волосы внизу живота у тебя такие же красные, как на голове. Просто невероятно, как резко они выделяются на белоснежной коже. Вся ты – сплошной бальзам для утоления мужской похоти... не знаю, смогу ли я когда-нибудь наглядеться на тебя. Признайся, ты снова огреешь меня, если я отпущу твои руки и начну целовать груди?
– Нет... может быть, позже, когда хорошенько все обдумаю.
Он разжал пальцы и вновь стиснул зубами сморщенную ягодку соска. Жар отчаянного вожделения мгновенно забурлил в крови. Глухо застонав, Джеймс втянул в рот розовую вершинку и едва нашел в себе силы поднять голову, подуть на крохотный твердый камешек и пролепетать:
– Тебе нравится?
Джесси ничего не ответила, лишь сжала ладонями его лицо и прильнула к мужу. Он никак не мог оторваться от этих нежных холмиков и, даже скользнув рукой по ее бедру, продолжал их целовать. Джесси трепетала. Кажется, это хороший знак. Когда его пальцы коснулись горячих влажных лепестков, она подалась вперед так неожиданно, что Джеймс едва не потерял равновесие и не скатился на пол.
– Джеймс, тебе это обязательно нужно? Никто никогда не дотрагивался до меня... там.
– Да... мне следовало бы ласкать тебя каждый день, часами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99