– Скоро приедут Джеймс и Джесси, и тогда мы все узнаем. Дорогой, боюсь, Эсме не станет лежать спокойно, пока ты ее гладишь.
Маркус в ужасе опустил глаза. Кошка шаловливо выпускала когти, пытаясь оставить отметину у него на бедре.
– Кошка и жена, – вздохнул он, почесывая шейку Эсме. – Частенько я не могу различить, кто поставил мне очередную метку.
– А ты, дорогой мой, – спокойно парировала Дачесс, наклоняясь, чтобы поднять вопящего сына, – зачастую не понимаешь, когда переходишь границы.
Маркус разразился громким хохотом, потревожив Эсме, которая немедленно вскочила, глубоко запустила когти в хозяина и негодующе удалилась.
– Погоди, Дачесс, придет и мой черед. Все, чего я добиваюсь, – чтобы ты хоть раз вышла из своего гнусного равновесия и на несколько минут лишилась этого мерзкого благодушно-невозмутимого выражения. Был бы счастлив видеть это хотя бы раз в неделю.
– Дачесс, милорд, – объявил Спирс, величественно выпрямляясь и оглядывая хозяина, ухмылявшегося, словно обжора перед подносом со сладостями, – собирается вскармливать грудью вашего сына. Следовательно...
– «Вскармливать», Спирс? Вы это из Библии взяли?!
– Сомневаюсь, Маркус, – бросила Дачесс, прижимая к себе Чарльза, – что ты распознаешь цитату из Библии, даже если тебе подсунут ее прямо под нос!
– Спирс, – едва выговорил Маркус, – вы выглядите ужасно смешным и взъерошенным, как только впадаете в ярость. Когда же вы поймете, что Дачесс не нуждается в вашей защите? Уходите. Оставьте меня в покое, наедине с этой негодяйкой кошкой.
Дачесс, смеясь, выплыла из комнаты. Спирс, преисполненный оскорбленного достоинства, последовал за хозяйкой.
Баджер подал Джесси блюдо из тонкого севрского фарфора. У Джесси потекли слюнки.
– О, ваши булочки со взбитыми сливками! Какое чудо! Если бы голова у меня все еще болела, то немедленно прошла бы при виде такого зрелища!
– Булочки известны своими целебными свойствами, – заметил Баджер, пристально вглядываясь в Джесси, и лишь спустя несколько секунд начал обносить остальных.
Дачесс разливала чай. Джеймс смотрел на Мэгги. В платье из мягкого шелка персикового цвета, достаточно скромного по ее понятиям покроя, она выглядела столь же соблазнительно, как взбитые сливки Баджера. Самсон стоял за стулом жены, легонько положив ей ладонь на плечо. Мэгги время от времени гладила его руку.
– Простите, Баджер, – внезапно заявила Джесси, глядя на мужа. – По правде говоря, Джеймс – куда более эффективное средство, чем булочки.
Джеймс поперхнулся. Самсон похлопал его по спине.
– Я не желаю ничего больше слышать об этом, – сурово провозгласил Спирс, но тем не менее даже не нахмурился.
Джесси выглядела рядом с Мэгги, как экзотический цветок. Волосы свободно ниспадали на плечи – как только она пыталась их заплести, начинала болеть голова. Медная непокорная волна обрамляла бледное лицо. Она все еще не оправилась по-настоящему, что крайне тревожило Джеймса, но упросила взять ее с собой в Чейз-парк, поскольку, по ее словам, безделье было хуже любой боли, и она уже чувствовала себя толстой и неповоротливой.
– Ну вот, все подкрепились и готовы к дальнейшим невероятным открытиям и разоблачениям, – провозгласил Маркус, доедая булочку. – Настала пора узнать правду об этом парне по имени Черная Борода. Джесси ничего не захотела рассказать бедняге Джорджу. Дачесс немилосердно пытала его, но он держался мужественно и так и не смог нас просветить.
– Его милость прав, – подтвердил Спирс, как всегда величественно-снисходительно, словно герцог, случайно попавший в общество простолюдинов. – Доктор Рейвн – прекрасный врач, но лишен всяческого воображения.
Граф что-то промычал. Спирс негромко откашлялся.
– Ему никогда не проникнуть в суть вещей. Ну же, Джесси, поведайте нам все.
Джесси оглядела собравшихся. Людей, которые, не задумываясь, приняли ее в свой круг, учили, помогали и наставляли, были добры и любили, а главное – желали счастья. Джесси разразилась слезами.
– Джесси!
Джеймс, испугавшись, что она просто не в силах воскресить в памяти тот безумный детский страх, немедленно оказался рядом с женой. Он втиснулся в ее кресло и прижал ее к себе.
– Ш-ш-ш, родная, все хорошо. Просто ты еще не совсем здорова, и кошмары тебя измучили. Можешь ничего не говорить, если не хочешь.
– Джесси, – вмешался Баджер, – необходимо бренди. Мистер Самсон, налейте ей, да не скупитесь. Он проложит прямую дорожку к ее желудку, и ей сразу станет легче.
Джеймс взял бокал с лучшим бренди его милости из протянутой руки Самсона и поднес Джесси.
– Выпей поскорее. Если Баджер говорит, что это полезно, значит, так оно и есть.
Джесси сделала слишком большой глоток, поперхнулась и долго сидела с открытым ртом, боясь, что от внутренностей остались одни угольки. Наконец она ухитрилась выдавить из себя:
– Какой ужас, Баджер! Это просто опасно! Каким образом джентльмены ухитряются поглощать бренди в таких количествах и оставаться в живых?
– Джентльмены, – объявил Спирс, искоса взглянув на графа, – обладают способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам. Это помогает им выжить, когда голова отказывается работать как полагается. Сделайте еще глоток, Джесси, только очень маленький.
Джесси послушалась, почувствовала, как тепло разливается внутри, и вздохнула.
– Ну, как теперь? Сумеете рассказать о том далеком лете?
Джесси, неожиданно смутившись, кивнула.
– Я была совсем маленькой девочкой, лет десяти, не больше. Моя семья имеет дом на Окракоке. Это крошечный островок недалеко от Северной Каролины, один из группы, которая называется Аутер-Бэнкс, или Барьерные острова, поскольку они защищают материк от штормов с Атлантики. Это прекрасное местечко, очень солнечное, с ярокими песчаными пляжами. Там много диких лошадей, которые, если верить преданиям, добрались сюда с тонущего испанского галеона в XVI веке. Островитяне даже приручили некоторых. Летом 1812 года я целые дни проводила на пляже, искала моллюсков, плавала, пока не становилась сморщенной, как чернослив, и мать угрожала привязать меня к кровати. Там я встретила человека, жившего в лачуге прямо на берегу. Все, кроме меня, звали его Старым Томом. Я обращалась к нему «мистер Том». Не знаю, был ли он в действительности таким старым, но мне он казался тогда просто дряхлым.
– Все это прекрасно, Джесси, – донесся голос Энтони из-под фортепьяно в углу комнаты, – но как насчет Черной Бороды?
– Энтони, – проговорила Дачесс невозмутимо-благодушным тоном, – немедленно подойди к отцу, и тот очень нежно зажмет тебе ладонью рот. Надеюсь, ты больше не станешь перебивать Джесси?
– Но у папы очень большая рука, мама.
– Он постарается не зажимать тебе нос, чтобы ты не задохнулся, верно, Маркус?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Маркус в ужасе опустил глаза. Кошка шаловливо выпускала когти, пытаясь оставить отметину у него на бедре.
– Кошка и жена, – вздохнул он, почесывая шейку Эсме. – Частенько я не могу различить, кто поставил мне очередную метку.
– А ты, дорогой мой, – спокойно парировала Дачесс, наклоняясь, чтобы поднять вопящего сына, – зачастую не понимаешь, когда переходишь границы.
Маркус разразился громким хохотом, потревожив Эсме, которая немедленно вскочила, глубоко запустила когти в хозяина и негодующе удалилась.
– Погоди, Дачесс, придет и мой черед. Все, чего я добиваюсь, – чтобы ты хоть раз вышла из своего гнусного равновесия и на несколько минут лишилась этого мерзкого благодушно-невозмутимого выражения. Был бы счастлив видеть это хотя бы раз в неделю.
– Дачесс, милорд, – объявил Спирс, величественно выпрямляясь и оглядывая хозяина, ухмылявшегося, словно обжора перед подносом со сладостями, – собирается вскармливать грудью вашего сына. Следовательно...
– «Вскармливать», Спирс? Вы это из Библии взяли?!
– Сомневаюсь, Маркус, – бросила Дачесс, прижимая к себе Чарльза, – что ты распознаешь цитату из Библии, даже если тебе подсунут ее прямо под нос!
– Спирс, – едва выговорил Маркус, – вы выглядите ужасно смешным и взъерошенным, как только впадаете в ярость. Когда же вы поймете, что Дачесс не нуждается в вашей защите? Уходите. Оставьте меня в покое, наедине с этой негодяйкой кошкой.
Дачесс, смеясь, выплыла из комнаты. Спирс, преисполненный оскорбленного достоинства, последовал за хозяйкой.
Баджер подал Джесси блюдо из тонкого севрского фарфора. У Джесси потекли слюнки.
– О, ваши булочки со взбитыми сливками! Какое чудо! Если бы голова у меня все еще болела, то немедленно прошла бы при виде такого зрелища!
– Булочки известны своими целебными свойствами, – заметил Баджер, пристально вглядываясь в Джесси, и лишь спустя несколько секунд начал обносить остальных.
Дачесс разливала чай. Джеймс смотрел на Мэгги. В платье из мягкого шелка персикового цвета, достаточно скромного по ее понятиям покроя, она выглядела столь же соблазнительно, как взбитые сливки Баджера. Самсон стоял за стулом жены, легонько положив ей ладонь на плечо. Мэгги время от времени гладила его руку.
– Простите, Баджер, – внезапно заявила Джесси, глядя на мужа. – По правде говоря, Джеймс – куда более эффективное средство, чем булочки.
Джеймс поперхнулся. Самсон похлопал его по спине.
– Я не желаю ничего больше слышать об этом, – сурово провозгласил Спирс, но тем не менее даже не нахмурился.
Джесси выглядела рядом с Мэгги, как экзотический цветок. Волосы свободно ниспадали на плечи – как только она пыталась их заплести, начинала болеть голова. Медная непокорная волна обрамляла бледное лицо. Она все еще не оправилась по-настоящему, что крайне тревожило Джеймса, но упросила взять ее с собой в Чейз-парк, поскольку, по ее словам, безделье было хуже любой боли, и она уже чувствовала себя толстой и неповоротливой.
– Ну вот, все подкрепились и готовы к дальнейшим невероятным открытиям и разоблачениям, – провозгласил Маркус, доедая булочку. – Настала пора узнать правду об этом парне по имени Черная Борода. Джесси ничего не захотела рассказать бедняге Джорджу. Дачесс немилосердно пытала его, но он держался мужественно и так и не смог нас просветить.
– Его милость прав, – подтвердил Спирс, как всегда величественно-снисходительно, словно герцог, случайно попавший в общество простолюдинов. – Доктор Рейвн – прекрасный врач, но лишен всяческого воображения.
Граф что-то промычал. Спирс негромко откашлялся.
– Ему никогда не проникнуть в суть вещей. Ну же, Джесси, поведайте нам все.
Джесси оглядела собравшихся. Людей, которые, не задумываясь, приняли ее в свой круг, учили, помогали и наставляли, были добры и любили, а главное – желали счастья. Джесси разразилась слезами.
– Джесси!
Джеймс, испугавшись, что она просто не в силах воскресить в памяти тот безумный детский страх, немедленно оказался рядом с женой. Он втиснулся в ее кресло и прижал ее к себе.
– Ш-ш-ш, родная, все хорошо. Просто ты еще не совсем здорова, и кошмары тебя измучили. Можешь ничего не говорить, если не хочешь.
– Джесси, – вмешался Баджер, – необходимо бренди. Мистер Самсон, налейте ей, да не скупитесь. Он проложит прямую дорожку к ее желудку, и ей сразу станет легче.
Джеймс взял бокал с лучшим бренди его милости из протянутой руки Самсона и поднес Джесси.
– Выпей поскорее. Если Баджер говорит, что это полезно, значит, так оно и есть.
Джесси сделала слишком большой глоток, поперхнулась и долго сидела с открытым ртом, боясь, что от внутренностей остались одни угольки. Наконец она ухитрилась выдавить из себя:
– Какой ужас, Баджер! Это просто опасно! Каким образом джентльмены ухитряются поглощать бренди в таких количествах и оставаться в живых?
– Джентльмены, – объявил Спирс, искоса взглянув на графа, – обладают способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам. Это помогает им выжить, когда голова отказывается работать как полагается. Сделайте еще глоток, Джесси, только очень маленький.
Джесси послушалась, почувствовала, как тепло разливается внутри, и вздохнула.
– Ну, как теперь? Сумеете рассказать о том далеком лете?
Джесси, неожиданно смутившись, кивнула.
– Я была совсем маленькой девочкой, лет десяти, не больше. Моя семья имеет дом на Окракоке. Это крошечный островок недалеко от Северной Каролины, один из группы, которая называется Аутер-Бэнкс, или Барьерные острова, поскольку они защищают материк от штормов с Атлантики. Это прекрасное местечко, очень солнечное, с ярокими песчаными пляжами. Там много диких лошадей, которые, если верить преданиям, добрались сюда с тонущего испанского галеона в XVI веке. Островитяне даже приручили некоторых. Летом 1812 года я целые дни проводила на пляже, искала моллюсков, плавала, пока не становилась сморщенной, как чернослив, и мать угрожала привязать меня к кровати. Там я встретила человека, жившего в лачуге прямо на берегу. Все, кроме меня, звали его Старым Томом. Я обращалась к нему «мистер Том». Не знаю, был ли он в действительности таким старым, но мне он казался тогда просто дряхлым.
– Все это прекрасно, Джесси, – донесся голос Энтони из-под фортепьяно в углу комнаты, – но как насчет Черной Бороды?
– Энтони, – проговорила Дачесс невозмутимо-благодушным тоном, – немедленно подойди к отцу, и тот очень нежно зажмет тебе ладонью рот. Надеюсь, ты больше не станешь перебивать Джесси?
– Но у папы очень большая рука, мама.
– Он постарается не зажимать тебе нос, чтобы ты не задохнулся, верно, Маркус?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99