А потом кинулась к Гастингс и схватила ее руки:
— Неужели это возможно? Гастингс, девочка моя! О Боже, ты здесь?
— Что-то я ничего не понимаю, — заметил подошедший Гвент.
— Я тоже, — отозвалась Марелла.
— Поди сюда, Харлетт, — позвала одна из служанок девочку, которая не могла оторвать глаз от фигуры Гвента.
— Кто такая Харлетт? — поинтересовался тот.
— Так звали матушку Вильгельма, — объяснила малышка. — Она была самой красивой женщиной в Нормандии, еще до Матильды. А кто она такая?
— Она, — произнес Северн, глядя на Гастингс, — моя жена. И графиня Оксборо.
— Но ведь это мама — графиня Оксборо, — возразила Нормандия.
— Я не понимаю, — недоумевала Марелла. — Это разные женщины.
Сходство двух женщин было столь разительным, что никто уже не сомневался: перед ними мать и дочь.
— Но ведь тебя забили до смерти. Отец не желал, чтобы я это видела, и меня увели прочь, но мадам Агнес говорила, что ты умерла. Она утешала меня, когда я плакала, и всю жизнь заботилась обо мне.
— Ах, Агнес, я так по ней скучаю. Да, твой отец избил меня, а когда я потеряла сознание от боли, увез прочь и спрятал в лесу, у Ведуньи. Когда я поправилась, он решил, что мне нельзя возвращаться в Оксборо. Если бы все узнали, что он простил мне измену, то покрыл бы себя несмываемым позором. Но он признался, что не может жить без меня, плакал и умолял о прощении. Однако я сказала, что он хуже любого животного и я никогда его не прощу. Он привез меня в этот маленький замок, который был тогда жалкой грудой камней. Но я посадила здесь сад и назвала это место Розовой гаванью, ибо тут нашла убежище истинная красота. Я покажу тебе мои розы. Один куст я назвала в твою честь. — Мать замолкла, всматриваясь в лицо дочери. — Ты настоящая красавица, Гастингс, и намного прекраснее той розы. В своих дочках я старалась найти сходство с тобою, и каждая из них чем-то напоминала мне тебя. Как же я по тебе скучала, беспокоилась, гадала, думаешь ли ты обо мне, а если думаешь, то что именно? Я молила его разрешить мне взглянуть на тебя, но он не позволял, говорил, что тогда его тайна раскроется.
— Но почему же он ничего не сказал нам даже на смертном одре? — недоумевал Северн.
— Угрызения совести всегда были для моего мужа пустым звуком, — ответила мать Гастингс. — Значит, он умер.
— Да, несколько месяцев назад. Он сделал наследником Северна, мы обручились перед его смертью. Мне очень жаль, мама.
Леди Жанет долго молчала, глядя на молоденькую лиственницу, росшую неподалеку.
— Он был неплохим человеком, любил своих дочерей и позаботился о том, чтобы никто из соседей не зарился на Розовую гавань. Значит, он ничего тебе не сказал. Наверное, не хотел отвечать на твои вопросы, Гастингс. А теперь идемте в замок. Я велю подать сладкое вино и бисквиты.
Зал Розовой гавани не отличался громадными размерами и больше подходил бы для роскошного дворца, нежели для укрепленного замка. Стены, облицованные розовым камнем, были украшены чудесными гобеленами, на полу лежала ароматная солома, в небольшом очаге не видно и следа копоти. Да, в таком замке могли жить лишь принцессы.
Угощая гостей вином и бисквитами, леди Жанет сказала:
— Эти гобелены твой отец выписал для нас из Фландрии.
— Очень красивые, — похвалила Гастингс. — И наверняка защищают от сквозняков.
— Не совсем, но они радуют взор. Когда из-под туники выглянул Трист, Матильда ахнула, а Харлетт закричала:
— Глядите, лорд Северн носит под туникой зверя!
— Его зовут Трист, — сказала Гастингс, окидывая взглядом сестер. — Это куница. Если вы будете вести себя хорошо и не напугаете его, он вылезет и поиграет с вами.
Трист прыгнул на стол, настороженно следя за девочками, затем протянул лапку Нормандии. Та взвизгнула. Трист заверещал, опрокинулся на спину и замахал своим великолепным хвостом.
— Как зовут твою мать? — спросил вполголоса Северн, наблюдая, как девочки все ближе подбираются к Тристу, который устроил для них целое представление.
— Жанет. Дочь эрла Монмаута. Он умер за два года до того, как мой отец якобы убил ее за измену.
— И, значит, он мог не бояться возмездия.
— Титул эрла унаследовал младший брат матери, но он был слишком молод, чтобы думать о возмездии. Я никогда не видела своего дядю.
— Это вино понравится вам больше, — сказала леди Жанет, наполняя кубок зятя. — Оно не такое сладкое, его привезли из Нормандии, хотя я не представляю, как в таком суровом климате может расти виноград.
— Отец тебя обманул, — засмеялась Гастингс. — Его доставили из Аквитании. Отец хотел, чтобы все имело хоть какое-то отношение к Вильгельму Завоевателю. Даже наши имена.
— Это давняя традиция, — заметила леди Жанет. — Может, в Оксборо хранится об этом запись, и в один прекрасный день вы ее найдете. Теперь пора обедать. Надеюсь, вам понравится стряпня нашего повара, Гастингс. Это, конечно, не Макдир, но я обучила его как могла.
Люди из Оксборо вели себя довольно чинно. Никто не плевал на пол, не пинал собаку, дремавшую у очага, не рыгал за обедом, который оказался вкусным. Но застольная беседа не вязалась, и Гастингс почувствовала облегчение, когда трапеза подошла к концу.
Девочки были рады уступить свою комнату старшей сестре с мужем, надеясь воспользоваться редким поводом спать с матерью.
— Все это кажется мне чрезвычайно странным, — признался Северн, раздеваясь.
Спальня была довольно тесной, но очень уютной. Здесь стояли четыре сундука, накрытые покрывалами с вышитыми на них именами сестер, ванна в углу за ширмой и узкая кровать, застланная роскошной медвежьей шкурой.
Гастингс наблюдала за ловкими движениями мужа. А ведь многие рыцари не обходились без услуг пажей и оруженосцев.
— Да, странно, — задумчиво сказала она. — У меня теперь четыре сестры.
— Почему он не сказал об этом мне?
— Не хотел опозориться? Или думал, что его сочтут безвольным, раз он не убил неверную жену.
— Эта мысль не дает мне покоя, Гастингс. Ведь он должен был понимать, что рано или поздно я все узнаю.
— Значит, решил, что мертвые сраму не имут, им безразлично, хвалят их или ругают.
Северн лег на благоухавшую свежестью кровать.
— Где Трист?
— Остался с девочками. Надеюсь, ему не станет дурно от водопада их нежностей. — И Гастингс скользнула под одеяло.
— Почему ты не сняла рубашку?
— Твои мысли далеки от любви, Северн. Я не хотела тебя дразнить.
Он засмеялся, помог ей раздеться и швырнул рубашку на пол. Он всегда так аккуратен со своей одеждой, а вот с ее…
— Что нам теперь делать? — Гастингс поцеловала мужа в плечо.
— Розовая гавань, — задумчиво сказал он, начиная ласки. — Твоя мать назвала это место Розовой гаванью в честь цветов. Она передала тебе свою любовь к растениям и способность их понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Неужели это возможно? Гастингс, девочка моя! О Боже, ты здесь?
— Что-то я ничего не понимаю, — заметил подошедший Гвент.
— Я тоже, — отозвалась Марелла.
— Поди сюда, Харлетт, — позвала одна из служанок девочку, которая не могла оторвать глаз от фигуры Гвента.
— Кто такая Харлетт? — поинтересовался тот.
— Так звали матушку Вильгельма, — объяснила малышка. — Она была самой красивой женщиной в Нормандии, еще до Матильды. А кто она такая?
— Она, — произнес Северн, глядя на Гастингс, — моя жена. И графиня Оксборо.
— Но ведь это мама — графиня Оксборо, — возразила Нормандия.
— Я не понимаю, — недоумевала Марелла. — Это разные женщины.
Сходство двух женщин было столь разительным, что никто уже не сомневался: перед ними мать и дочь.
— Но ведь тебя забили до смерти. Отец не желал, чтобы я это видела, и меня увели прочь, но мадам Агнес говорила, что ты умерла. Она утешала меня, когда я плакала, и всю жизнь заботилась обо мне.
— Ах, Агнес, я так по ней скучаю. Да, твой отец избил меня, а когда я потеряла сознание от боли, увез прочь и спрятал в лесу, у Ведуньи. Когда я поправилась, он решил, что мне нельзя возвращаться в Оксборо. Если бы все узнали, что он простил мне измену, то покрыл бы себя несмываемым позором. Но он признался, что не может жить без меня, плакал и умолял о прощении. Однако я сказала, что он хуже любого животного и я никогда его не прощу. Он привез меня в этот маленький замок, который был тогда жалкой грудой камней. Но я посадила здесь сад и назвала это место Розовой гаванью, ибо тут нашла убежище истинная красота. Я покажу тебе мои розы. Один куст я назвала в твою честь. — Мать замолкла, всматриваясь в лицо дочери. — Ты настоящая красавица, Гастингс, и намного прекраснее той розы. В своих дочках я старалась найти сходство с тобою, и каждая из них чем-то напоминала мне тебя. Как же я по тебе скучала, беспокоилась, гадала, думаешь ли ты обо мне, а если думаешь, то что именно? Я молила его разрешить мне взглянуть на тебя, но он не позволял, говорил, что тогда его тайна раскроется.
— Но почему же он ничего не сказал нам даже на смертном одре? — недоумевал Северн.
— Угрызения совести всегда были для моего мужа пустым звуком, — ответила мать Гастингс. — Значит, он умер.
— Да, несколько месяцев назад. Он сделал наследником Северна, мы обручились перед его смертью. Мне очень жаль, мама.
Леди Жанет долго молчала, глядя на молоденькую лиственницу, росшую неподалеку.
— Он был неплохим человеком, любил своих дочерей и позаботился о том, чтобы никто из соседей не зарился на Розовую гавань. Значит, он ничего тебе не сказал. Наверное, не хотел отвечать на твои вопросы, Гастингс. А теперь идемте в замок. Я велю подать сладкое вино и бисквиты.
Зал Розовой гавани не отличался громадными размерами и больше подходил бы для роскошного дворца, нежели для укрепленного замка. Стены, облицованные розовым камнем, были украшены чудесными гобеленами, на полу лежала ароматная солома, в небольшом очаге не видно и следа копоти. Да, в таком замке могли жить лишь принцессы.
Угощая гостей вином и бисквитами, леди Жанет сказала:
— Эти гобелены твой отец выписал для нас из Фландрии.
— Очень красивые, — похвалила Гастингс. — И наверняка защищают от сквозняков.
— Не совсем, но они радуют взор. Когда из-под туники выглянул Трист, Матильда ахнула, а Харлетт закричала:
— Глядите, лорд Северн носит под туникой зверя!
— Его зовут Трист, — сказала Гастингс, окидывая взглядом сестер. — Это куница. Если вы будете вести себя хорошо и не напугаете его, он вылезет и поиграет с вами.
Трист прыгнул на стол, настороженно следя за девочками, затем протянул лапку Нормандии. Та взвизгнула. Трист заверещал, опрокинулся на спину и замахал своим великолепным хвостом.
— Как зовут твою мать? — спросил вполголоса Северн, наблюдая, как девочки все ближе подбираются к Тристу, который устроил для них целое представление.
— Жанет. Дочь эрла Монмаута. Он умер за два года до того, как мой отец якобы убил ее за измену.
— И, значит, он мог не бояться возмездия.
— Титул эрла унаследовал младший брат матери, но он был слишком молод, чтобы думать о возмездии. Я никогда не видела своего дядю.
— Это вино понравится вам больше, — сказала леди Жанет, наполняя кубок зятя. — Оно не такое сладкое, его привезли из Нормандии, хотя я не представляю, как в таком суровом климате может расти виноград.
— Отец тебя обманул, — засмеялась Гастингс. — Его доставили из Аквитании. Отец хотел, чтобы все имело хоть какое-то отношение к Вильгельму Завоевателю. Даже наши имена.
— Это давняя традиция, — заметила леди Жанет. — Может, в Оксборо хранится об этом запись, и в один прекрасный день вы ее найдете. Теперь пора обедать. Надеюсь, вам понравится стряпня нашего повара, Гастингс. Это, конечно, не Макдир, но я обучила его как могла.
Люди из Оксборо вели себя довольно чинно. Никто не плевал на пол, не пинал собаку, дремавшую у очага, не рыгал за обедом, который оказался вкусным. Но застольная беседа не вязалась, и Гастингс почувствовала облегчение, когда трапеза подошла к концу.
Девочки были рады уступить свою комнату старшей сестре с мужем, надеясь воспользоваться редким поводом спать с матерью.
— Все это кажется мне чрезвычайно странным, — признался Северн, раздеваясь.
Спальня была довольно тесной, но очень уютной. Здесь стояли четыре сундука, накрытые покрывалами с вышитыми на них именами сестер, ванна в углу за ширмой и узкая кровать, застланная роскошной медвежьей шкурой.
Гастингс наблюдала за ловкими движениями мужа. А ведь многие рыцари не обходились без услуг пажей и оруженосцев.
— Да, странно, — задумчиво сказала она. — У меня теперь четыре сестры.
— Почему он не сказал об этом мне?
— Не хотел опозориться? Или думал, что его сочтут безвольным, раз он не убил неверную жену.
— Эта мысль не дает мне покоя, Гастингс. Ведь он должен был понимать, что рано или поздно я все узнаю.
— Значит, решил, что мертвые сраму не имут, им безразлично, хвалят их или ругают.
Северн лег на благоухавшую свежестью кровать.
— Где Трист?
— Остался с девочками. Надеюсь, ему не станет дурно от водопада их нежностей. — И Гастингс скользнула под одеяло.
— Почему ты не сняла рубашку?
— Твои мысли далеки от любви, Северн. Я не хотела тебя дразнить.
Он засмеялся, помог ей раздеться и швырнул рубашку на пол. Он всегда так аккуратен со своей одеждой, а вот с ее…
— Что нам теперь делать? — Гастингс поцеловала мужа в плечо.
— Розовая гавань, — задумчиво сказал он, начиная ласки. — Твоя мать назвала это место Розовой гаванью в честь цветов. Она передала тебе свою любовь к растениям и способность их понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75