Кстати, почему ее нигде не видно? Неужели ушла?
И в это время Бенедикт спросил:
— А с Дафной вы знакомы? Мать привезла несчастную тоже для показа.
Пока Саймон раздумывал над ответом, Колин, оглядевшись, воскликнул:
— Вон она! Смотрите…
Дафна стояла возле матери и выглядела действительно не слишком счастливой. Так, во всяком случае, показалось Саймону.
Только сейчас он понял, как точно определил Бенедикт ее положение — она здесь словно модель для «показа», и распорядитель этого действа — ее мать. Но разве про Дафну скажешь, что она похожа на модель? Она такая живая, такая самостоятельная! Однако и ей не вырваться из этого круга: старшая из четырех дочерей в большой семье, и мать поступает, как все матери на свете, тем более принадлежащие к так называемому высшему обществу.
Ему стало жаль девушку, он сочувствовал ей, но помочь, увы, ничем не мог.
Бенедикт был другого мнения.
— Нужно выручать сестренку, — решительно сказал он. — Матушка держит ее, как на привязи, возле этого Макклесфилда уже минут десять.
— Бедный малый, — пожалел Энтони собрата по несчастью, тоже холостяка, и, заметив удивленный взгляд Саймона, поспешил прибавить:
— Нет, не думай, я не считаю, что с нашей сестрой кому-то будет скучно, но просто если уж мама прицепится… Слова не даст никому сказать. Нужно спадать и Дафну, и Макклесфилда.
— Совершенно верно, — подтвердил Колин. — И даже нашу маму… от нее самой.
Однако Саймон заметил, что при этом никто из братьев не сдвинулся с места ни на дюйм.
— Что же вы стоите? — спросил он.
— Энтони самый старший, — ответил Колин. — На худой конец пускай идет Бенедикт…
— Пойдем все вместе, — решил Энтони, не делая ни одного шага.
— Да, вместе, — согласились два других брата, оставаясь стоять где стояли.
— Вы что? — громким шепотом спросил Саймон. — Так боитесь матери?
— Именно так, мой друг, — сокрушенно признался Энтони. — Это у нас с детства.
Бенедикт подтвердил его слова кивком, а Колин улыбнулся извиняющейся улыбкой, как бы прося прощения за всех.
Ну и ну, подумал Саймон с легким презрением, а выглядят такими молодцами — сильными, уверенными в себе. Но вспомнил, что никогда не знал матери (и отца, впрочем, тоже) и что ему трудно, если вообще возможно, судить. И почти оправдал их.
— Если только посмею вмешаться, — попробовал объяснить Энтони, — мать возьмет и меня в клещи и начнет водить от одной незамужней девицы к другой. Брр… Я такого не вынесу!
Саймон живо представил себе эту картину и не мог удержаться от смеха, за ним расхохотались все братья.
— Да, Саймон, — добавил печально Бенедикт, — мы здесь между двух огней: с одного фланга атакуют мамаши с дочерьми, с другого — собственная родительница
— Но вы, Гастингс! — воскликнул Колин. — Вы вполне могли бы вмешаться и вызволить нашу любимую сестру. Вам почти ничто не угрожает.
Саймон бросил взгляд на леди Бриджертон, которая в этот момент что-то говорила молодому Макклесфилду, крепко ухватив того за рукав, и решил, что лучше прослывет трусом, чем попытается бороться с этой маленькой, но такой решительной женщиной.
— Нас не представили друг другу, — пробормотал он, — и будет невежливым с моей стороны, если я вдруг…
— Ты же герцог, черт тебя возьми! — сказал Энтони. — Многое в твоей власти.
— Ты почерпнул это из уроков истории? — спросил Саймон.
— Нет, просто думаю, что мать простит любое нарушение приличий, если ценой этого будет знакомство ее дочери с герцогом.
— Ну, знаешь, — возмутился Саймон, — я вам тут не жертвенное животное, которое кладут на алтарь вашей матушки.
— А в Африке вы тоже были? — спросил Колин, чтобы перевести разговор, но Саймон не ответил.
— Кроме того, когда я видел вашу сестру, она говорила, что и сама может…
— Вы уже познакомились? — почти одновременно поинтересовались братья. — Когда? Где?
Саймон с удивлением обнаружил металл в голосах, лица напряглись, и, переведя взгляд с одного брата на другого, он подумал, что при таких ярых защитниках традиций и семейной чести их сестре не страшны все Найджелы, вместе взятые. Но с другой стороны, не распугали бы эти преданные родственнички вообще всех до одного потенциальных женихов.
Однако надо было что-то отвечать им — они смотрели на него с некоторым подозрением, которое ему не слишком нравилось.
— Если это вас так интересует, — сказал он, — я столкнулся с ней почти в прямом смысле слова, когда пробирался в залу. И сразу понял… — он смерил взглядом всех братьев, — что она из вашей семьи. Поэтому осмелился представиться ей.
Энтони повернулся к Бенедикту:
— Наверное, когда она удирала от Бербрука.
Бенедикт взглянул на Колина:
— А где же он сам?
Колин пожал плечами:
— Понятия не имею. Наверное, где-нибудь залечивает свое израненное сердце.
Или губу, подумал Саймон.
— Но почему ты ничего мне не сказал? — спросил Энтони.
«Какой зануда! Все-таки очень хорошо, что у меня нет старших братьев», — решил Саймон.
— Потому что к тебе было не пробиться сквозь строй твоих поклонниц и их родительниц! — рявкнул он. — А вскоре и меня лишили свободы передвижения.
— У вас, видимо, нет ни одной сестры? — сочувственно спросил Колин.
— Нет, слава Богу!
Про братьев он добавлять не стал.
— Дафф далеко не худшая из возможных сестер, я думаю, — сказал Бенедикт, не желавший, чтобы Саймон не правильно истолковал слова Колина. — И у нее не так уж много поклонников.
Саймон перестал уже понимать, хорошо это или плохо, и потому ничего не произнес. За него это сделал Колин.
— Почему ты так думаешь? — спросил он Бенедикта.
— Уж во всяком случае, не потому, — ответил за того Энтони, — что она недостаточно хороша собой.
Саймон мог бы по свежим следам подтвердить мнение друга, ибо совсем еще недавно испытал неудержимое желание схватить Дафну в объятия, прижать к стене и целовать, целовать… если не что-нибудь иное…
— Хороша или не хороша, — произнес он, решив наконец закончить все разговоры на эту тему, — но я не собираюсь выручать ее, поскольку вспомнил, как она сама сказала мне, что ваша мать запретила ей находиться в моем обществе.
— Неужели? — весело воскликнул Колин. — Как пикантно! У вас такая дурная репутация?
— Видимо, да, мне трудно судить. — У Саймона не было особого желания выступать в собственную защиту. — Впрочем, хочу думать, что большая часть обвинений в мой адрес незаслуженна. Надеюсь, это может подтвердить мой старый друг Энтони.
— Жаль, — рассмеялся Колин, — а я так надеялся поучиться у вас чему-нибудь плохому.
— Обратитесь к своему старшему брату, мой дорогой. Он вполне достойный учитель.
— Ладно, — сказал Энтони, кладя руку на плечо Саймона. — Пойдем все-таки, мой друг, к этой страшной женщине, которая родила нас всех на свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
И в это время Бенедикт спросил:
— А с Дафной вы знакомы? Мать привезла несчастную тоже для показа.
Пока Саймон раздумывал над ответом, Колин, оглядевшись, воскликнул:
— Вон она! Смотрите…
Дафна стояла возле матери и выглядела действительно не слишком счастливой. Так, во всяком случае, показалось Саймону.
Только сейчас он понял, как точно определил Бенедикт ее положение — она здесь словно модель для «показа», и распорядитель этого действа — ее мать. Но разве про Дафну скажешь, что она похожа на модель? Она такая живая, такая самостоятельная! Однако и ей не вырваться из этого круга: старшая из четырех дочерей в большой семье, и мать поступает, как все матери на свете, тем более принадлежащие к так называемому высшему обществу.
Ему стало жаль девушку, он сочувствовал ей, но помочь, увы, ничем не мог.
Бенедикт был другого мнения.
— Нужно выручать сестренку, — решительно сказал он. — Матушка держит ее, как на привязи, возле этого Макклесфилда уже минут десять.
— Бедный малый, — пожалел Энтони собрата по несчастью, тоже холостяка, и, заметив удивленный взгляд Саймона, поспешил прибавить:
— Нет, не думай, я не считаю, что с нашей сестрой кому-то будет скучно, но просто если уж мама прицепится… Слова не даст никому сказать. Нужно спадать и Дафну, и Макклесфилда.
— Совершенно верно, — подтвердил Колин. — И даже нашу маму… от нее самой.
Однако Саймон заметил, что при этом никто из братьев не сдвинулся с места ни на дюйм.
— Что же вы стоите? — спросил он.
— Энтони самый старший, — ответил Колин. — На худой конец пускай идет Бенедикт…
— Пойдем все вместе, — решил Энтони, не делая ни одного шага.
— Да, вместе, — согласились два других брата, оставаясь стоять где стояли.
— Вы что? — громким шепотом спросил Саймон. — Так боитесь матери?
— Именно так, мой друг, — сокрушенно признался Энтони. — Это у нас с детства.
Бенедикт подтвердил его слова кивком, а Колин улыбнулся извиняющейся улыбкой, как бы прося прощения за всех.
Ну и ну, подумал Саймон с легким презрением, а выглядят такими молодцами — сильными, уверенными в себе. Но вспомнил, что никогда не знал матери (и отца, впрочем, тоже) и что ему трудно, если вообще возможно, судить. И почти оправдал их.
— Если только посмею вмешаться, — попробовал объяснить Энтони, — мать возьмет и меня в клещи и начнет водить от одной незамужней девицы к другой. Брр… Я такого не вынесу!
Саймон живо представил себе эту картину и не мог удержаться от смеха, за ним расхохотались все братья.
— Да, Саймон, — добавил печально Бенедикт, — мы здесь между двух огней: с одного фланга атакуют мамаши с дочерьми, с другого — собственная родительница
— Но вы, Гастингс! — воскликнул Колин. — Вы вполне могли бы вмешаться и вызволить нашу любимую сестру. Вам почти ничто не угрожает.
Саймон бросил взгляд на леди Бриджертон, которая в этот момент что-то говорила молодому Макклесфилду, крепко ухватив того за рукав, и решил, что лучше прослывет трусом, чем попытается бороться с этой маленькой, но такой решительной женщиной.
— Нас не представили друг другу, — пробормотал он, — и будет невежливым с моей стороны, если я вдруг…
— Ты же герцог, черт тебя возьми! — сказал Энтони. — Многое в твоей власти.
— Ты почерпнул это из уроков истории? — спросил Саймон.
— Нет, просто думаю, что мать простит любое нарушение приличий, если ценой этого будет знакомство ее дочери с герцогом.
— Ну, знаешь, — возмутился Саймон, — я вам тут не жертвенное животное, которое кладут на алтарь вашей матушки.
— А в Африке вы тоже были? — спросил Колин, чтобы перевести разговор, но Саймон не ответил.
— Кроме того, когда я видел вашу сестру, она говорила, что и сама может…
— Вы уже познакомились? — почти одновременно поинтересовались братья. — Когда? Где?
Саймон с удивлением обнаружил металл в голосах, лица напряглись, и, переведя взгляд с одного брата на другого, он подумал, что при таких ярых защитниках традиций и семейной чести их сестре не страшны все Найджелы, вместе взятые. Но с другой стороны, не распугали бы эти преданные родственнички вообще всех до одного потенциальных женихов.
Однако надо было что-то отвечать им — они смотрели на него с некоторым подозрением, которое ему не слишком нравилось.
— Если это вас так интересует, — сказал он, — я столкнулся с ней почти в прямом смысле слова, когда пробирался в залу. И сразу понял… — он смерил взглядом всех братьев, — что она из вашей семьи. Поэтому осмелился представиться ей.
Энтони повернулся к Бенедикту:
— Наверное, когда она удирала от Бербрука.
Бенедикт взглянул на Колина:
— А где же он сам?
Колин пожал плечами:
— Понятия не имею. Наверное, где-нибудь залечивает свое израненное сердце.
Или губу, подумал Саймон.
— Но почему ты ничего мне не сказал? — спросил Энтони.
«Какой зануда! Все-таки очень хорошо, что у меня нет старших братьев», — решил Саймон.
— Потому что к тебе было не пробиться сквозь строй твоих поклонниц и их родительниц! — рявкнул он. — А вскоре и меня лишили свободы передвижения.
— У вас, видимо, нет ни одной сестры? — сочувственно спросил Колин.
— Нет, слава Богу!
Про братьев он добавлять не стал.
— Дафф далеко не худшая из возможных сестер, я думаю, — сказал Бенедикт, не желавший, чтобы Саймон не правильно истолковал слова Колина. — И у нее не так уж много поклонников.
Саймон перестал уже понимать, хорошо это или плохо, и потому ничего не произнес. За него это сделал Колин.
— Почему ты так думаешь? — спросил он Бенедикта.
— Уж во всяком случае, не потому, — ответил за того Энтони, — что она недостаточно хороша собой.
Саймон мог бы по свежим следам подтвердить мнение друга, ибо совсем еще недавно испытал неудержимое желание схватить Дафну в объятия, прижать к стене и целовать, целовать… если не что-нибудь иное…
— Хороша или не хороша, — произнес он, решив наконец закончить все разговоры на эту тему, — но я не собираюсь выручать ее, поскольку вспомнил, как она сама сказала мне, что ваша мать запретила ей находиться в моем обществе.
— Неужели? — весело воскликнул Колин. — Как пикантно! У вас такая дурная репутация?
— Видимо, да, мне трудно судить. — У Саймона не было особого желания выступать в собственную защиту. — Впрочем, хочу думать, что большая часть обвинений в мой адрес незаслуженна. Надеюсь, это может подтвердить мой старый друг Энтони.
— Жаль, — рассмеялся Колин, — а я так надеялся поучиться у вас чему-нибудь плохому.
— Обратитесь к своему старшему брату, мой дорогой. Он вполне достойный учитель.
— Ладно, — сказал Энтони, кладя руку на плечо Саймона. — Пойдем все-таки, мой друг, к этой страшной женщине, которая родила нас всех на свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83