Он сжал ее в своих объятиях, и она оказалась лежащей на подушках той самой кровати, которая до сих пор не знала иной хозяйки, кроме нее, за все время своего существования, а теперь оказалась сценой, как с мимолетным чувством вины осознала Бренна, ее дефлорации. Его рот атаковал ее с новой силой, а пальцы впились в медно-рыжий треугольник между бедер.
Только на этот раз не было никакой попытки исследовать ее тело. Его умелые опытные руки легчайшим прикосновением заставили ее колени раздвинуться.
И он оказался между ними. Его обнаженное тело казалось горячим и жестким, к какой бы его части она ни прикоснулась бедрами, грудью, животом, руками, инстинктивно обвившимися вокруг его шеи. Он жадно и властно целовал ее и между поцелуями бормотал ее имя и много других нежных слов.
При этом одна его рука запуталась в ее распущенных волосах, из которых теперь были вынуты гребни, и они вольно рассыпались по подушке, другой же рукой он делал нечто, показавшееся ей непонятным…
Мгновением позже она почувствовала его отвердевшую мощную плоть вплотную прижатой к ее телу. Но она не испытала страха, который, как ей было известно, должна была испытать. Напротив, она испытывала все ту же непреодолимую тягу к нему, и ей хотелось, чтобы он дотронулся до нее всюду. И потом она сделала какое-то неуловимое движение, заставив свои бедра слегка податься к нему, и, вероятно, этого движения было вполне достаточно, чтобы он оказался внутри нее.
О, подумала она, это вовсе не так уж плохо. И что эти девицы в пансионе мисс Лэйвер, имевшие старших замужних сестер, болтали о том, как это больно в первый раз?
И вот он задвигался внутри нее, и она поняла, что эти разговоры имели под собой основание.
Оказалось, что он еще и наполовину не вошел в ее тело, даже и не приблизился к этому моменту, а ей уже стало больно. И было настолько больно, что она мысленно подивилась тому, что Флора раз за разом решалась терпеть такую боль, а позже еще большую — девять месяцев спустя, во время родов.
Она не смогла сдержать крика, и он тотчас же остановился, потому что не желал причинять ей боль, но от этого стало только хуже, глаза ее наполнились слезами, и она выругала его и попыталась оттолкнуть, но он поймал обе ее руки, прижав их к матрасу, и снова задвигался внутри нее, и на этот раз она почувствовала, что он весь был в ней, и ощутила несказанную горечь от того, что ей так не повезло родиться женщиной…
На это ушла всего лишь секунда, потому что уже в следующую она не почувствовала боли, а скорее испытала приятное ощущение.
— Теперь ты в порядке?
Медленно она осознавала, что Рейли неподвижно, будто окаменев, лежит на ней, едва позволяя себе дышать, настолько он был испуган тем, что, возможно, причинил ей боль. Лоб его покрылся испариной, хотя в комнате вовсе не было жарко, а его руки так крепко сжимали ее запястья, что ладони ее затекли.
Она слегка задвигала бедрами, чтобы проверить, испытает ли она боль снова.
Но боль не повторилась. Напротив, некое восхитительное чувство охватило все ее тело.
Должно быть, он был способен разделить с ней это ощущение, потому что с трудом выдохнул воздух, и жилка на его лбу сильно забилась.
— С тобой все в порядке, Бренна? — снова спросил одна этот раз сквозь стиснутые зубы.
Она ответила:
— Я искренне верю в это.
Внезапно ее тело свело будто судорогой. Оно изогнулось дугой, продолжая прижиматься к нему, ее руки еще крепче обхватили его шею, а голова ее упала на подушки в блаженном бессилии…
Он выпустил ее запястья и, обхватив ее лицо обеими ладонями, осыпал ее лицо и рот градом поцелуев и снова задвигался в ней, все больше убеждая ее в том, что это ощущение было самым восхитительным на свете, пока ее бедра не распахнулись ему навстречу и она не подумала: «Нет, нет, это еще лучше…»
И тогда его движения стали решительнее и сильнее, так что кровать, приставленная к стене, стала издавать глухой гул, но Бренне было все равно. Она была рада каждому его новому толчку, и каждый раз он едва слышно выдыхал ее имя охрипшим голосом, и она слышала бешеное биение его сердца напротив своего, будто оба их сердца ударялись о грудную клетку, стремясь соединиться…
И это продолжалось до тех пор, пока вдруг все мускулы в ее теле не напряглись, как струны или рыболовная леска, когда на удочку попадается огромная добыча, монстр рыбьего царства, и теперь этот монстр был привязан, прикован к ее телу где-то глубоко под поверхностью.
Но только на этот раз монстр был не семидесятифутовой змеей, а колоссальной волной неистового наслаждения, раздавившего ее, обрушившегося на нее, заглушившего все остальные чувства и окатившего ее потоком плотского восторга. Это потрясло ее от подошв ее обнаженных ног до кончиков волос, и даже кончики пальцев ее рук, казалось, пылали от этого эротического наслаждения… До самого последнего мгновения, пока рябь этого прилива все еще не успокоилась и не оставила ее лежать на берегу влажной, полностью удовлетворенной и едва-едва смутно сознающей, что поверх нее лежит другая жертва этой восхитительной болезни, она полностью не понимала, что произошло.
К тому времени, когда Рейли поднял голову, свеча на ее туалетном столе оплыла, но не совсем догорела. И потому Бренна была в состоянии разглядеть выражение его лица: это было беспокойство, смешанное с блаженством.
— Ты не будешь испытывать угрызений совести из-за того, что произошло? Не станешь винить меня? — поинтересовался он.
— Из-за того, что произошло?
Она смотрела на него, сонно моргая. Должно быть, было не позднее половины седьмого, но она ужасно хотела спать.
— Да, конечно, потому что, если у тебя есть угрызения… — ответил Рейли, приподнимая ее локон и тщательно разглядывая его в свете свечи. — Я думаю, тебе следует знать, что я имею твердое намерение жениться на тебе, что я хотел на тебе жениться, думаю, с той самой минуты, когда ты вернула к жизни старого Стабена. Думаю, ты согласишься со мной, как только придешь в чувство, что это единственное разумное действие, которое нам следует предпринять. Я имею в виду брак.
И вдруг она вся сжалась, будто окаменела. Она не может с этим справиться. Это было свыше ее сил. Он это почувствовал и заговорил снова, до того как она успела произнести хоть одно слово:
— О, ради всего святого, Бренна! Не пытайся делать вид, что не любишь меня. Я знаю, что ты не допустила бы того, что случилось, того, что только что случилось, если бы не любила.
Конечно, он был прав. Она любила его. Она занималась с ним любовью. Она занималась любовью с Рейли Стэнтоном. Она, Бренна Доннегал, потеряла невинность, подарила ее мужчине, которого еще месяц назад всей душой ненавидела. Разве это было не так? Что подумали бы об этом ее родители?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Только на этот раз не было никакой попытки исследовать ее тело. Его умелые опытные руки легчайшим прикосновением заставили ее колени раздвинуться.
И он оказался между ними. Его обнаженное тело казалось горячим и жестким, к какой бы его части она ни прикоснулась бедрами, грудью, животом, руками, инстинктивно обвившимися вокруг его шеи. Он жадно и властно целовал ее и между поцелуями бормотал ее имя и много других нежных слов.
При этом одна его рука запуталась в ее распущенных волосах, из которых теперь были вынуты гребни, и они вольно рассыпались по подушке, другой же рукой он делал нечто, показавшееся ей непонятным…
Мгновением позже она почувствовала его отвердевшую мощную плоть вплотную прижатой к ее телу. Но она не испытала страха, который, как ей было известно, должна была испытать. Напротив, она испытывала все ту же непреодолимую тягу к нему, и ей хотелось, чтобы он дотронулся до нее всюду. И потом она сделала какое-то неуловимое движение, заставив свои бедра слегка податься к нему, и, вероятно, этого движения было вполне достаточно, чтобы он оказался внутри нее.
О, подумала она, это вовсе не так уж плохо. И что эти девицы в пансионе мисс Лэйвер, имевшие старших замужних сестер, болтали о том, как это больно в первый раз?
И вот он задвигался внутри нее, и она поняла, что эти разговоры имели под собой основание.
Оказалось, что он еще и наполовину не вошел в ее тело, даже и не приблизился к этому моменту, а ей уже стало больно. И было настолько больно, что она мысленно подивилась тому, что Флора раз за разом решалась терпеть такую боль, а позже еще большую — девять месяцев спустя, во время родов.
Она не смогла сдержать крика, и он тотчас же остановился, потому что не желал причинять ей боль, но от этого стало только хуже, глаза ее наполнились слезами, и она выругала его и попыталась оттолкнуть, но он поймал обе ее руки, прижав их к матрасу, и снова задвигался внутри нее, и на этот раз она почувствовала, что он весь был в ней, и ощутила несказанную горечь от того, что ей так не повезло родиться женщиной…
На это ушла всего лишь секунда, потому что уже в следующую она не почувствовала боли, а скорее испытала приятное ощущение.
— Теперь ты в порядке?
Медленно она осознавала, что Рейли неподвижно, будто окаменев, лежит на ней, едва позволяя себе дышать, настолько он был испуган тем, что, возможно, причинил ей боль. Лоб его покрылся испариной, хотя в комнате вовсе не было жарко, а его руки так крепко сжимали ее запястья, что ладони ее затекли.
Она слегка задвигала бедрами, чтобы проверить, испытает ли она боль снова.
Но боль не повторилась. Напротив, некое восхитительное чувство охватило все ее тело.
Должно быть, он был способен разделить с ней это ощущение, потому что с трудом выдохнул воздух, и жилка на его лбу сильно забилась.
— С тобой все в порядке, Бренна? — снова спросил одна этот раз сквозь стиснутые зубы.
Она ответила:
— Я искренне верю в это.
Внезапно ее тело свело будто судорогой. Оно изогнулось дугой, продолжая прижиматься к нему, ее руки еще крепче обхватили его шею, а голова ее упала на подушки в блаженном бессилии…
Он выпустил ее запястья и, обхватив ее лицо обеими ладонями, осыпал ее лицо и рот градом поцелуев и снова задвигался в ней, все больше убеждая ее в том, что это ощущение было самым восхитительным на свете, пока ее бедра не распахнулись ему навстречу и она не подумала: «Нет, нет, это еще лучше…»
И тогда его движения стали решительнее и сильнее, так что кровать, приставленная к стене, стала издавать глухой гул, но Бренне было все равно. Она была рада каждому его новому толчку, и каждый раз он едва слышно выдыхал ее имя охрипшим голосом, и она слышала бешеное биение его сердца напротив своего, будто оба их сердца ударялись о грудную клетку, стремясь соединиться…
И это продолжалось до тех пор, пока вдруг все мускулы в ее теле не напряглись, как струны или рыболовная леска, когда на удочку попадается огромная добыча, монстр рыбьего царства, и теперь этот монстр был привязан, прикован к ее телу где-то глубоко под поверхностью.
Но только на этот раз монстр был не семидесятифутовой змеей, а колоссальной волной неистового наслаждения, раздавившего ее, обрушившегося на нее, заглушившего все остальные чувства и окатившего ее потоком плотского восторга. Это потрясло ее от подошв ее обнаженных ног до кончиков волос, и даже кончики пальцев ее рук, казалось, пылали от этого эротического наслаждения… До самого последнего мгновения, пока рябь этого прилива все еще не успокоилась и не оставила ее лежать на берегу влажной, полностью удовлетворенной и едва-едва смутно сознающей, что поверх нее лежит другая жертва этой восхитительной болезни, она полностью не понимала, что произошло.
К тому времени, когда Рейли поднял голову, свеча на ее туалетном столе оплыла, но не совсем догорела. И потому Бренна была в состоянии разглядеть выражение его лица: это было беспокойство, смешанное с блаженством.
— Ты не будешь испытывать угрызений совести из-за того, что произошло? Не станешь винить меня? — поинтересовался он.
— Из-за того, что произошло?
Она смотрела на него, сонно моргая. Должно быть, было не позднее половины седьмого, но она ужасно хотела спать.
— Да, конечно, потому что, если у тебя есть угрызения… — ответил Рейли, приподнимая ее локон и тщательно разглядывая его в свете свечи. — Я думаю, тебе следует знать, что я имею твердое намерение жениться на тебе, что я хотел на тебе жениться, думаю, с той самой минуты, когда ты вернула к жизни старого Стабена. Думаю, ты согласишься со мной, как только придешь в чувство, что это единственное разумное действие, которое нам следует предпринять. Я имею в виду брак.
И вдруг она вся сжалась, будто окаменела. Она не может с этим справиться. Это было свыше ее сил. Он это почувствовал и заговорил снова, до того как она успела произнести хоть одно слово:
— О, ради всего святого, Бренна! Не пытайся делать вид, что не любишь меня. Я знаю, что ты не допустила бы того, что случилось, того, что только что случилось, если бы не любила.
Конечно, он был прав. Она любила его. Она занималась с ним любовью. Она занималась любовью с Рейли Стэнтоном. Она, Бренна Доннегал, потеряла невинность, подарила ее мужчине, которого еще месяц назад всей душой ненавидела. Разве это было не так? Что подумали бы об этом ее родители?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84