Значит, он не станет преследовать ее? Но надолго ли его терпения хватит? И какова будет участь саксов? Она старалась не глядеть на него, не видеть этого прекрасного тела.
— А пленники? Что с ними?
Максен нагнулся и начал что-то выбирать из одежды, в беспорядке брошенной на полу. Краем глаза она наблюдала за ним — он явно не мог найти то, что искал.
— Может, отдадите мне халат? — Пендери бросил взгляд через плечо.
Девушка невольно схватилась за отвороты халата, смущенная взглядом, но, пожалуй, еще больше мускулистой спиной и твердыми ягодицами.
— Так что будет с саксами? — опять спросила она, стараясь унять дрожь.
Раздраженно вздохнув, Максен выпрямился и подошел к сундуку, поднял тяжелую крышку, надел штаны, прикрыв, наконец, свои ягодицы.
— Не беспокойтесь, им ничего не грозит, — буркнул норманн, продолжая ворошить вещи. — Сегодня пленники будут работать как обычно.
Райна не ожидала услышать эти слова, хотя втайне и надеялась на лучшее.
— Значит, вы не собираетесь…
— Нет, не собираюсь.
Она ощутила какую-то слабость в коленях и едва устояла на ногах.
— Вы поверили им, да?
Он намеренно медлил с ответом, затем повернулся к ней и подошел ближе.
— Сэр Гай допросил всех до единого, и похоже, вы говорили правду. Похоже, — сделал он ударение на этом слове.
Наверно, Пендери понял, что Сета лжет. И потому оставил Райну в покое.
— Вы по этой причине не стали меня… насиловать?
Согнутым пальцем рыцарь провел по ее лицу, опустил руку:
— Нет, Райна. Конечно, я хотел, но решил не трогать вас.
Чутье подсказывало саксонке, что норманн говорил правду, и странное чувство овладело ею — будто в ней открылось то, что прежде было наглухо закрыто.
Рыцарь долго смотрел на нее, и она почти телесно ощущала прикосновение его взгляда.
— Я уже объяснял, Райна. Я хочу, чтобы вы отдались мне по доброй воле. Я желаю получить не только плоть, которая примет семя, но и душу. Если мне надо тело, то есть для этого служанки.
Райна побагровела от смущения:
— Вы просите слишком много.
Максен осторожно провел по ее шее и коснулся груди, видневшейся в вырезе халата.
— Неужели? — хрипло спросил он.
Нет, конечно, но она не могла ему это сказать.
— Я…
— Позвольте мне пригубить вас, чего я не сделал вчера, — и улыбка смягчила суровые черты его лица. — Поцелуй, — добавил он, — только и всего.
«Можно подумать, мы много целовались до этого», — мелькнула мысль у саксонки.
— Ну, решайтесь, — уговаривал ее рыцарь. Поцелуй ничего не значит. Это же не постельные утехи. Не передумай Пендери — она бы потеряла гораздо больше. Только бы не забыться, не уступить страсти. Поцеловаться — и прочь. Подняв голову, девушка подставила ему свои губы, напрягшись в ожидании.
— Нет, — заупрямился рыцарь, — вы должны поцеловать.
— Наклонитесь, а то я не дотянусь.
В глазах норманна зажглись искорки, и он подчинился. Приподнявшись на носки, Райна осторожно коснулась его губ. Максен не двигался. Тогда девушка крепче прижала губы к его губам и вобрала в себя его дыхание. «Достаточно», — сказала она себе, чувствуя, что в ней возникает приятное томление. Но поцелуй требовал завершения. Опускаясь, Райна ухватилась за его плечи, стараясь удержать равновесие, и поцелуй затянулся. Рыцарь приоткрыл губы, и Райна, не колеблясь ни секунды, пустила в ход язык.
Всегда ей приходилось уступать, но сейчас все было по-иному. Ощущения поражали новизной, свежестью и очень походили на желание. Саксонка, пожалуй, впервые испытывала такие чувства. Внутренний голос нашептывал, что дело может закончиться плачевно, но Райна не вняла доводам разума и обняла Максена одной рукой, а вторую запустила в его густые темные волосы.
Максен прижал ее к себе:
— А вы научились кое-чему, — пробормотал он, начиная действовать.
Но Райна воспротивилась: ведь это ее поцелуй.
— Я еще продолжаю учиться, — прошептала она и вновь впилась в его губы.
Максен прижал свое настрадавшееся тело к ее животу. Она уже не думала о том, что делает. Застонав, начала двигать бедрами, но через мгновение они резко отстранились друг от друга, и девушка едва не потеряла равновесие.
Пендери прекрасно понимал, что саксонка в растерянности.
— Вы ведь не хотите, чтобы дело зашло слишком далеко, не так ли?
Райна, заикаясь, невнятно пробормотала:
— К… к… конечно, нет.
Она едва не сдалась и не стала бы сопротивляться, если бы он повалил ее на кровать. Слава Богу, рыцарь не потерял голову. Не зная, как выпутаться из сложного положения, она сжала руки перед собой:
— Спасибо, что сохранили жизнь пленникам, спасибо, что поверили им.
Должно быть, Максен угадал ее состояние, но не захотел этим воспользоваться.
— Пока я верю им… если не разубедят.
— Нет, конечно, — уверенно проговорила девушка. — Пленники преданы вам душой и сердцем.
Максен удивленно поднял бровь:
— А вы? Вы тоже принадлежите мне?
— А как же быть с Сетой? — напомнила она. — Несомненно, вы поняли, что она лжет.
У Пендери, очевидно, истощился запас терпения:
— Я не совсем уверен, что саксы говорят правду, и не могу утверждать, что Сета лжет. А теперь ответьте, Райна, вы моя?
Она молчала, но это молчание становилось невыносимым, все мысли у нее перемешались.
— Мои соплеменники признали вас своим хозяином. Я — с ними заодно. Я подчинюсь вашей прихоти, если вы заставите это сделать ради спасения пленников.
Рыцарь, помолчав, криво усмехнулся и, нагнувшись над сундуком, опять начал в нем рыться.
— Вы умеете шить? — спросил он, не поднимая головы.
— Да, пробую…
— Вот и хорошо, а то я поизносился.
Теперь Максен хочет сделать ее швеей. От этой мысли ей не стало теплей. Нет, она не против, но придется ведь примерять одежду. Мог бы он найти себе другую портниху! «Да потому, что ему нужна твоя добрая воля», — напомнил ей внутренний голос.
— А ножницы есть? — вмешался в ее раздумья норманн.
— Ножницы?
— Ну да, мне уже пора стричься, — рыцарь для пущей убедительности погладил отросшие волосы.
— Боюсь, не смогу вам помочь, — солгала она.
Ведь не раз когда-то подстригала и отца, и братьев. Хотя нет, это не ложь, поскольку Райна не была знакома с норманнским стилем — волосы оставляли только на затылке, а все остальное выбривалось.
— Придется, — усмехнулся рыцарь.
— Я постараюсь, — пробормотала саксонка.
Рубашка и штаны, которые надел Максен, выглядели не слишком привлекательно — одежка из грубой шерсти больше бы годилась для простолюдина, а не для знатного барона. Похоже, Пендери говорил правду, что изрядно поизносился.
Усевшись на край постели, рыцарь натянул такие же поношенные, как и одежда, сапоги и пошел к выходу:
— Сегодня много дел, — бросил он через плечо, — одевайтесь и приступайте к своей работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84