я сильно надеюсь на вас, на ваше благородство и вашу честность, ведь если вы возьметесь за это дело, то всенепременно его выполните, и, значит, я умру более благостно, с более легким и спокойным сердцем; но если вы возьметесь за это дело, исполните все так, как я вам сейчас скажу. Я желаю, чтобы тотчас после моей кончины вы рассекли мне грудь вашим смелым мечом и, вынув из моего тела сердце, забальзамировали его, а потом положили в серебряную шкатулку, которую я велел для него изготовить; затем вы возьмете из моей казны столько золота, сколько вам понадобится на то, чтобы его хватило на расходы в поездке вам и тем, кого вы захотите взять с собой; посему не скупитесь, будьте щедры, возьмите с собой такую богатую свиту, чтобы повсюду, где вы будете проезжать, люди знали, что вы везете за море сердце короля Роберта Шотландского и делаете это по его собственному велению, ибо немощное его тело не смогло добраться до Святой Земли».
«Добрейший государь мой, сто тысяч раз благодарю вас за великую честь, которую вы мне оказываете, вверяя столь бесценное сокровище, — ответил Джеймс Дуглас. — Я все сделаю с охотой и от чистого сердца, хотя не считаю себя достойным этого дела и способным его свершить».
«О любезный друг, я от всей души благодарю вас за обещание, какое вы мне дали, — сказал король. — Значит, теперь я умру более спокойным, зная, что самый честный, отважный и достойный рыцарь моего королевства исполнит то, чего мне не дано было исполнить».
И, сказав это, король обеими руками обнял Джеймса Дугласа за шею, поцеловал его и скончался.
В тот же день Джеймс Дуглас, как того желал король, вскрыл мечом грудь своего повелителя, извлек королевское сердце и положил в серебряную шкатулку, на крышке которой был выгравирован лев, украшающий герб Шотландского королевства. После этого он, повесив себе на шею эту шкатулку, с большой свитой отплыл из порта Монтроз и сошел на берег в порту Слёйс, где я его встретил, познакомился с ним, и он собственными устами поведал мне то, о чем я рассказал вам.
— Но удалось ли довести до благополучного исхода сие деяние? — спросил Гергард Дени, осмелившись вмешаться в беседу знатных особ.
— Нет, я слышал, что он погиб в Испании, — ответил маркиз Юлих.
— И смерть его была достойна его жизни, — добавил Уолтер. — Хотя я англичанин, а он шотландец, я воздаю ему должное, ибо он был благородным и могучим рыцарем. Я помню одну ночь — это было во время войны тысяча триста двадцать седьмого года, — когда мессир Джеймс Дуглас примерно с двумя сотнями рыцарей, облаченных в боевые доспехи, пробрался в наш лагерь, где все спали, и, погоняя своего коня и яростно рубя мечом наших солдат, добрался до шатра юного короля Эдуарда Третьего с боевым кличем «Дуглас! Дуглас!». К счастью, король Эдуард услышал этот воинский клич и едва успел выскользнуть из-под рухнувшей крыши, потому что меч Дугласа уже перерубил крепившие ее канаты. Той ночью он перебил триста наших людей, а ему самому удалось уйти, не потеряв ни одного воина. После этого каждую ночь мы стали выставлять большой дозор, ибо всегда боялись, что Дуглас снова не спит.
— А известны ли вам подробности его гибели? — спросил маркиз Юлих.
— Да, вплоть до последней минуты его жизни, ведь мой наставник в рыцарстве часто рассказывал мне о них. Итак, себе на горе, он внял вашему совету, господин рыцарь, — продолжал Уолтер, повернувшись к Куртрейцу, — и прибыл в Испанию. В то время король Альфонс Арагонский вел войну против султана Гранады, который был сарацином, и король Испании спросил знатного паломника, не желает ли он во славу Христа и Девы Марии преломить копье с неверными?
«Непременно, я сделаю это с радостью и как можно быстрее!» — воскликнул в ответ Дуглас.
На другой день король Альфонс вышел на равнину, чтобы идти на сближение с врагом; султан сделал то же самое, и оба властителя построили войска в боевой порядок. Черный Дуглас со своими шотландскими рыцарями и оруженосцами расположился на одном из флангов, чтобы лучше помочь королю Альфонсу и показать, на что он способен. Едва он увидел, что солдаты обеих сторон приготовились к бою, и заметил, что полки короля Испании начало охватывать волнение, им овладело желание быть в первых, а не в последних рядах; он и весь его отряд пришпорили коней; с криком «Дуглас! Дуглас!» они бросились на полки султана Гранады; веря, что вслед на ним движутся испанцы, Дуглас снял с шеи шкатулку, где лежало сердце Роберта, и, бросив ее в ряды сарацинов, воскликнул: «Иди вперед, благородное королевское сердце, при жизни ты всегда шло впереди, а Дуглас пойдет за тобой!». И он так глубоко врезался в ряды сарацин со своими рыцарями, что те исчезли там, как кинжал в ране, и, хотя творили они чудеса храбрости, но долго продержаться не смогли, ибо испанцы, к их позору, не поддержали ни Дугласа, ни шотландских рыцарей. Наутро Дугласа нашли мертвым — он прижимал к груди серебряную шкатулку с сердцем короля, — а вокруг него лежали его боевые товарищи, раненые или убитые; в живых остались три-четыре рыцаря, и один из них, шевалье Локарт, привез на родину серебряную шкатулку с сердцем короля; с большой пышностью она была захоронена в Мельрозском аббатстве. После этого род Дугласа сменил свой герб — по голубому полю щита с поперечной серебряной полосой вверху три серебряные разинутые пасти — на окровавленное сердце, увенчанное короной, а рыцарь Локарт сменил имя на Локхарт, что на гэльском языке означает «запертое сердце». Ода, бесспорно, можно утверждать, что Дуглас был честным и отважным рыцарем, — продолжал Уолтер с чувством, — благородный и славный полководец, который из семидесяти сражений, им данных, выиграл пятьдесят семь, и никто более короля Эдуарда не сожалеет о нем, хотя Дуглас не раз отсылал к нему английских лучников после того, как выкалывал им правый глаз и отрубал указательный палец, чтобы они впредь не могли натягивать тетивы луков и метко посылать в цель стрелы.
— Понятно! Понятно! — заметил епископ Кёльнский. — Молодой леопард жаждал бы схватиться со старым львом, чтобы выяснить, у кого острее зубы и крепче когти.
— Вы угадали, ваше преосвященство, — ответил молодой рыцарь. — Именно на это надеялся король Эдуард, пока был жив Черный Дуглас, и на что он потерял надежду после того, как тот погиб.
— Воздадим должное памяти Черного Дугласа! — вмешался в беседу Гергард Дени, наполняя рейнским вином кубок Уолтера.
— И поднимем кубки во здравие короля Англии Эдуарда Третьего! — воскликнул Артевелде, бросив на молодого рыцаря понимающий взгляд и встав при этом.
— Правильно, — подхватил маркиз Юлих, — и пусть он наконец поймет, что Филипп де Валуа восседает на троне, который по праву принадлежит Эдуарду, и правит народом, тоже принадлежащим Эдуарду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
«Добрейший государь мой, сто тысяч раз благодарю вас за великую честь, которую вы мне оказываете, вверяя столь бесценное сокровище, — ответил Джеймс Дуглас. — Я все сделаю с охотой и от чистого сердца, хотя не считаю себя достойным этого дела и способным его свершить».
«О любезный друг, я от всей души благодарю вас за обещание, какое вы мне дали, — сказал король. — Значит, теперь я умру более спокойным, зная, что самый честный, отважный и достойный рыцарь моего королевства исполнит то, чего мне не дано было исполнить».
И, сказав это, король обеими руками обнял Джеймса Дугласа за шею, поцеловал его и скончался.
В тот же день Джеймс Дуглас, как того желал король, вскрыл мечом грудь своего повелителя, извлек королевское сердце и положил в серебряную шкатулку, на крышке которой был выгравирован лев, украшающий герб Шотландского королевства. После этого он, повесив себе на шею эту шкатулку, с большой свитой отплыл из порта Монтроз и сошел на берег в порту Слёйс, где я его встретил, познакомился с ним, и он собственными устами поведал мне то, о чем я рассказал вам.
— Но удалось ли довести до благополучного исхода сие деяние? — спросил Гергард Дени, осмелившись вмешаться в беседу знатных особ.
— Нет, я слышал, что он погиб в Испании, — ответил маркиз Юлих.
— И смерть его была достойна его жизни, — добавил Уолтер. — Хотя я англичанин, а он шотландец, я воздаю ему должное, ибо он был благородным и могучим рыцарем. Я помню одну ночь — это было во время войны тысяча триста двадцать седьмого года, — когда мессир Джеймс Дуглас примерно с двумя сотнями рыцарей, облаченных в боевые доспехи, пробрался в наш лагерь, где все спали, и, погоняя своего коня и яростно рубя мечом наших солдат, добрался до шатра юного короля Эдуарда Третьего с боевым кличем «Дуглас! Дуглас!». К счастью, король Эдуард услышал этот воинский клич и едва успел выскользнуть из-под рухнувшей крыши, потому что меч Дугласа уже перерубил крепившие ее канаты. Той ночью он перебил триста наших людей, а ему самому удалось уйти, не потеряв ни одного воина. После этого каждую ночь мы стали выставлять большой дозор, ибо всегда боялись, что Дуглас снова не спит.
— А известны ли вам подробности его гибели? — спросил маркиз Юлих.
— Да, вплоть до последней минуты его жизни, ведь мой наставник в рыцарстве часто рассказывал мне о них. Итак, себе на горе, он внял вашему совету, господин рыцарь, — продолжал Уолтер, повернувшись к Куртрейцу, — и прибыл в Испанию. В то время король Альфонс Арагонский вел войну против султана Гранады, который был сарацином, и король Испании спросил знатного паломника, не желает ли он во славу Христа и Девы Марии преломить копье с неверными?
«Непременно, я сделаю это с радостью и как можно быстрее!» — воскликнул в ответ Дуглас.
На другой день король Альфонс вышел на равнину, чтобы идти на сближение с врагом; султан сделал то же самое, и оба властителя построили войска в боевой порядок. Черный Дуглас со своими шотландскими рыцарями и оруженосцами расположился на одном из флангов, чтобы лучше помочь королю Альфонсу и показать, на что он способен. Едва он увидел, что солдаты обеих сторон приготовились к бою, и заметил, что полки короля Испании начало охватывать волнение, им овладело желание быть в первых, а не в последних рядах; он и весь его отряд пришпорили коней; с криком «Дуглас! Дуглас!» они бросились на полки султана Гранады; веря, что вслед на ним движутся испанцы, Дуглас снял с шеи шкатулку, где лежало сердце Роберта, и, бросив ее в ряды сарацинов, воскликнул: «Иди вперед, благородное королевское сердце, при жизни ты всегда шло впереди, а Дуглас пойдет за тобой!». И он так глубоко врезался в ряды сарацин со своими рыцарями, что те исчезли там, как кинжал в ране, и, хотя творили они чудеса храбрости, но долго продержаться не смогли, ибо испанцы, к их позору, не поддержали ни Дугласа, ни шотландских рыцарей. Наутро Дугласа нашли мертвым — он прижимал к груди серебряную шкатулку с сердцем короля, — а вокруг него лежали его боевые товарищи, раненые или убитые; в живых остались три-четыре рыцаря, и один из них, шевалье Локарт, привез на родину серебряную шкатулку с сердцем короля; с большой пышностью она была захоронена в Мельрозском аббатстве. После этого род Дугласа сменил свой герб — по голубому полю щита с поперечной серебряной полосой вверху три серебряные разинутые пасти — на окровавленное сердце, увенчанное короной, а рыцарь Локарт сменил имя на Локхарт, что на гэльском языке означает «запертое сердце». Ода, бесспорно, можно утверждать, что Дуглас был честным и отважным рыцарем, — продолжал Уолтер с чувством, — благородный и славный полководец, который из семидесяти сражений, им данных, выиграл пятьдесят семь, и никто более короля Эдуарда не сожалеет о нем, хотя Дуглас не раз отсылал к нему английских лучников после того, как выкалывал им правый глаз и отрубал указательный палец, чтобы они впредь не могли натягивать тетивы луков и метко посылать в цель стрелы.
— Понятно! Понятно! — заметил епископ Кёльнский. — Молодой леопард жаждал бы схватиться со старым львом, чтобы выяснить, у кого острее зубы и крепче когти.
— Вы угадали, ваше преосвященство, — ответил молодой рыцарь. — Именно на это надеялся король Эдуард, пока был жив Черный Дуглас, и на что он потерял надежду после того, как тот погиб.
— Воздадим должное памяти Черного Дугласа! — вмешался в беседу Гергард Дени, наполняя рейнским вином кубок Уолтера.
— И поднимем кубки во здравие короля Англии Эдуарда Третьего! — воскликнул Артевелде, бросив на молодого рыцаря понимающий взгляд и встав при этом.
— Правильно, — подхватил маркиз Юлих, — и пусть он наконец поймет, что Филипп де Валуа восседает на троне, который по праву принадлежит Эдуарду, и правит народом, тоже принадлежащим Эдуарду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81