графы Суффолк, Солсбери, Нортгемптон и мессир Готье де Мони остались, как мы уже сказали, вести войну в городах Фландрии, тогда как сир Годмар Дюфе в Турне, сир де Боже в Мортане, сенешаль Каркассона в городе Сент-Аман, мессир Эмери де Пуатье в Дуэ, мессир Лё Галуа де ла Бом, сир Девилье, маршал де Мирепуа и сир Морзе из города Кам-бре ежедневно совершали новые вылазки, надеясь встретить английские отряды, вступить с ними в бой и отличиться воинскими подвигами. И вот однажды, с позволения короля Франции, который не мог простить своему племяннику, что тот оказал помощь врагу, гарнизоны различных городов графства Камбре объединились (каждый из них поставил свою часть солдат), собрав шесть сотен латников; потом, когда в сумерках они выступили в поход, к ним присоединились отряды из Като-Камбре и Момезона, и все вместе они направились к Аспру, большому, окруженному глубокими рвами городу, который, хотя и был обнесен крепостными стенами, не имел прочных ворот. Кстати, поскольку Геннегау и Франция не находились в состоянии войны, а граф Вильгельм, напротив, слыл человеком, вновь снискавшим благосклонность своего дяди, жители его ничего не подозревали и ни о чем не тревожились, так что французы, проникнув в город, застали их мирно сидящими в своих комнатах, домах и дворцах; в руках нападавших оказалось все — золото и деньги, сукна и драгоценности; своей удачи они не упустили и, все разграбив, сожгли город дотла, так что ничего в нем не осталось, кроме стен; после этого они, погрузив на повозки и лошадей награбленную добычу, вернулись в Камбре.
Поскольку это событие произошло в девять часов вечера, то курьер, выехавший из города в ту минуту, когда в него вступили французы, во весь опор понесся в Валансьен и прискакал туда в полночь, чтобы сообщить сию новость графу Вильгельму, который мирно почивал во дворце Ласаль, не подозревая, что его город разграбили и сожгли. Услышав об этом, он спрыгнул с кровати, наспех вооружился, приказав разбудить своих людей, и прибежал на базарную площадь, повелев звонить в колокола на дозорной башне. По сигналу тревоги жители сбежались на площадь, а граф Геннегауский в сопровождении тех, кто прошел раньше всех, приказав остальным нагонять его, выступил из города и поскакал сломя голову с одним желанием — настигнуть врагов.
Поднявшись на гору, откуда открылся вид на окрестные равнины, он увидел в стороне Маньи яркое зарево: было ясно, что город объят пламенем; он ощутил новый прилив сил и уже проехал почти две трети пути, когда второй курьер доставил известие, что французы ушли, увезя добычу и пленных, и ехать дальше ни к чему.
Эти последние вести застали графа возле аббатства Фонтенель, где пребывала его мать; вместо того чтобы возвратиться в Валансьен, он в яростном гневе явился просить гостеприимства у настоятельницы, клянясь, что заставит Французское королевство дорого заплатить за это внезапное нападение и сожжение Аспра, которые ничем нельзя оправдать. Добрая настоятельница сделала все что могла, стремясь успокоить своего сына и оправдать своего брата короля Филиппа; но граф Вильгельм не внял ее доводам, хотя они были весьма здравыми, и дал клятву, что успокоится лишь тогда, когда вдвойне воздаст своему дяде за весь причиненный ущерб.
Посему он, вернувшись в Валансьен, велел составить и разослать письма всем рыцарям и прелатам графства, приказав им в назначенный день прибыть в Геннегау, в город Монс. Вести об этом скоро дошли до мессира Иоанна Геннегауского в его земле Бомон, и он, всегда твердый сторонник короля Англии, живо вскочил в седло, чтобы отправиться предложить племяннику свои услуги, и скакал так быстро, что на другой день приехал в Валансьен, где во дворце Ласаль встретился с графом.
Узнав о его приезде, граф Вильгельм тут же вышел к нему и, не давая графу Иоанну времени подойти поближе, воскликнул:
— Ах, милый дядя! Вот ваша война с французами и разгорелась!
— И слава Богу, любезный племянник! — ответил сир де Бомон. — То, что вы говорите, мне весьма приятно, хотя слова ваши вызваны горем и ущербом, которые вам причинили. Но так как вы ревностно стремились служить королю Филиппу, то было бы неплохо, чтобы вы на себе испытали, как он вознаграждает за усердие. Теперь сами решайте, с какой стороны вы желаете вступить во Францию, и отправляйтесь в путь. С какой бы стороны вы туда ни вошли, я последую за вами.
— Прекрасно, прекрасно, — ответил граф, — не теряйте боевого настроения, ибо я спешу, как и вы, а дело начнется скоро.
В самом деле, наутро после дня, назначенного для сбора войск, когда прибыли все, мессира Тибо Жиньоса, аббата из Креспи, снабдили письмами с объявлением войны королю Франции от имени графа, а также всех сеньоров, баронов и рыцарей графства, и, пока он вез их Филиппу де Валуа, граф набирал солдат, призывая их из Брабанта и Фландрии, так что к возвращению посланца у графа было десять тысяч латников. Как только они собрались, граф повел их на богатый город Обантон, где процветала торговля сукнами и полотном.
Но, как они ни спешили, застигнуть город врасплох им Не удалось; жители очень не доверяли всем этим вооруженным приготовлениям графа Вильгельма и его дяди мессира де Бомона, поэтому горожане послали гонца к коменданту Вермандуа, чтобы просить его о помощи, и тот прислал им сеньора де Вервена, видама Шалонского и мессира Жана де ла Бова почти с тремя сотнями латников. Пришедшие На помощь сочли, что город весьма плохо готов к обороне; но, имея в запасе несколько дней, они выкопали рвы, укрепили стены, перед рвами установили заграждения и стали ждать врагов. В следующую пятницу они заметили неприятелей, которые, выйдя из Тьерашского леса, приблизились к Обантону на расстояние почти в четверть льё и остановились на холме, чтобы посмотреть, с какой стороны лучше брать город; проведя рекогносцировку, они разбили лагерь. На рассвете следующего дня они, разделившись на три колонны — их вели под своими знаменами граф Вильгельм, мессир Иоанн де Бомон и сир де Фоке-мон, — двинулись на город. Осажденные, расставив на стенах множество арбалетчиков, укрылись за заграждениями; потом, воспользовавшись тем временем, что еще оставалось до столкновения армий, видам Шалонский посвятил в рыцари троих своих сыновей — красивых и смелых юношей, прошедших хорошую воинскую выучку и искусно владевших оружием.
Штурм начался с ожесточением, напомнившим горожанам, что в этой беспощадной войне возмездия, войне на уничтожение им нечего ждать милости в случае поражения. Но сия перспектива не устрашила защитников города, а, наоборот, вдохнула в них новое мужество, и они дали врагам достойный отпор. Тем временем, несмотря на град стрел, которыми его осыпали из луков и арбалетов, граф Геннегауский первым пробился к заграждениям, столкнувшись там с видамом Шалонским и его тремя сыновьями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81