в то время там почти никого не было, так как все отправились смотреть на гонки.
Однако за столиком, соседним с тем, за которым разместился чеканщик, пили вино и беседовали двое гребцов.
Один из мужчин, сидевших напротив г-на Батифоля, был ему незнаком; весьма примечательный костюм другого, обращенного к нему спиной, позволял опознать в нем члена команды «Чайки».
Погруженный в раздумья, г-н Батифоль вначале не придал значения чужому разговору, но, услышав неоднократно повторявшееся имя Ришара, он навострил уши, как охотничья лошадь при звуке рожка.
Вот что он услышал.
— Как же так, — говорил первый из гребцов, тщетно пытаясь поставить стакан, опрокинутый его приятелем, и наполнить его — как же так, Шалламель, ты, кому мы дали прозвище «Выпить бы», воротишь нос от винца?
— Да, — ответил Шалламель, заплетающийся язык и невнятное бормотание которого свидетельствовали о несколько запоздалой воздержанности, — завтра камбуз для спиртного будет открыт сколько душе угодно, но сегодня члены команды должны исполнить свой долг!
— Свой долг?
— Да, свой долг. Капитан «Чайки» почтил меня своим доверием, и я не хочу подводить капитана.
— Опрокинь еще стаканчик, и тебе будет веселее грести и сподручнее щипать марнские воды note 2.
— Если я и смогу кого-нибудь сегодня пощипать, старина, так это индюка по имени Валентин, и я не прочь это сделать, так как терпеть не могу эту мокрую курицу, которая подливает себе в вино воды, как будто торговцы не избавляют нас от таких хлопот.
— Валентина, закадычного друга Ришара?
— Да уж, закадычного друга!
При этом Шалламель выразительно махнул рукой.
— Что же случилось?
— Тсс! — прошептал Шалламель, мимикой призывая приятеля к молчанию. — Тсс! Тебе-то я могу это сказать, ведь ты мой друг и не мешаешь вино с водой, как эта сухопутная крыса по имени Валентин; все матросы братья; видишь ли, мы решили провернуть одно дельце, в результате которого Ришар станет королем гребцов, а его закадычный друг лопнет от злости и досады.
— Ну-ка, расскажи.
— Надо тебе доложить, сухопутная крыса и наш капитан приударяли за одним и тем же судном, изящной и ладно скроенной бригантиной, нежной, как сало, с клюзами из голубого бархата, вот такой величины! Одним словом, за внучкой папаши Горемыки, ты должен ее знать. Валентин хотел надуть нашего капитана, и сегодня вечером капитан приберет к рукам бригантину.
— Вот как!
— Да, но самое смешное в том, как капитан сумел отделаться от соперника, чтобы тот не попал сегодня в Ла-Варенну.
— Ну-ну, выкладывай!
— Представь себе, утром Валентин поднимается вместе с нами на борт «Чайки», чтобы плыть сюда. И вот, когда мы оказались между Красной мельницей и мельницами Гравеля, этот законченный плут Коротышка, сговорившись заранее с капитаном, делает резкий поворот; судно дает крен, мы бросаемся в другую сторону, и, естественно, все четверо падаем в воду. Как ты понимаешь, все мы, включая Валентина, умеем плавать и поэтому нянчились друг с другом не больше, чем линь со своими усиками. Стало быть, мы старались поднять «Чайку» и выловить из воды весла, как вдруг Коротышка кричит: «А где же капитан?» Валентин озирается по сторонам, мы тоже делаем вид, будто ищем капитана, но его нет и в помине. Тогда Валентин бросается в воду, и мы следуем его примеру. Он принимается нырять; мы притворяемся, что тоже ныряем, — то есть, когда видим, что он поднимается на поверхность, слегка погружаемся в воду, только и всего. Наконец, полчаса спустя мы понимаем, что нашего несчастного капитана не спасти. Для порядка мы зовем на помощь, поскольку знаем, что на берегу в этом месте нет ни души и никто нас не услышит. Стали совещаться. В конце концов было решено, что Валентин, рвавший на себе волосы от горя, так что я просто давился от смеха и раз двадцать готов был расхохотаться ему в лицо, не будь дело таким важным, отправится в Берси, чтобы заявить в полицию и найти моряков, которые смогут отыскать тело нашего бедного друга, а мы тем временем отведем судно к месту стоянки, так как совсем продрогли. Валентин убегает, продолжая причитать, но, как только он дает тягу, наш капитан тут как тут — этот чертов Ришар нырнул под сплавной лес, проплыл под ним, вынырнул с другой стороны и в течение всей комедии держал голову между бревнами. Мы поднялись на борт и начали грести изо всех сил, а потом переоделись в сухую одежду, которую оставили у команды «Дориды». Теперь этот тряпка Валентин, целый день шаривший по дну Сены, будет весь вечер ронять слезы в водичку с сиропом на улице Сен-Сабена, а мы с барышней из Ла-Варенны выйдем в открытое море.
После столь долгого рассказа Шалламель снова почувствовал жажду и, несколько изменив первоначальное решение, протянул собутыльнику свой стакан.
Господин Батифоль поднялся и вышел из шатра, потирая руки; его осенила мысль поссорить тех, кого он считал своими врагами, и ему не терпелось немедленно взяться за исполнение этого замысла.
Он одолжил у Берленгара кабриолет и, с яростью подгоняя лошадь кнутом, помчался в Париж.
XVII. ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕРЕВЕНСКИХ ТАНЦЕВ
Мещанский дух, витавший над большинством из дневных забав в Ла-Варенне, ощущался гораздо меньше, когда там начались танцы.
Главный распорядитель праздника, г-н Батифоль, относившийся к этой части программы с пренебрежением, казалось, отдал все заботы о ней природе, и природа отплатила ему тем, что доставила удовольствие не чеканщику с его товарищами, а любителям всего живописного.
Танцы устроили в вязовой и буковой роще, которую называли лесом Монахов, на поляне, окруженной двойными рядами вековых деревьев.
Господин Батифоль израсходовал на декорации водного спектакля столько разноцветного коленкора, что у него не осталось ни клочка материи для того, чтобы украсить помост для музыкантов, грубо сколоченный из дерева; освещение тоже было весьма скудным — несколько коптящих масляных ламп на стволах буковых деревьев и люстра с мерцающими плошками, которая свешивалась с толстых ветвей, что распростерлись над головами танцующих, подобно рукам чудовищного великана, едва очертили посреди поляны тусклое пятно. Искусственное освещение не затмило сияния луны, посеребрившей зеленые купола легким дрожащим светом, и ее мягкие блики, просачивавшиеся сквозь листву, играли на узловатой коре близлежащих лесных исполинов.
Грохот духовых инструментов, сливавшийся с грустным шелестом деревьев, уже предчувствовавших приближение осенних холодов, а также тени танцующих, внезапно появлявшиеся в световом кругу и столь же неожиданно исчезавшие во мраке, причудливые одеяния большинства собравшихся, их песни, крики и смех, раздававшиеся в таинственной темноте, придавали этим танцам своеобразный характер первобытного веселья, что, по-видимому, должно было производить сильное впечатление на чувствительные души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Однако за столиком, соседним с тем, за которым разместился чеканщик, пили вино и беседовали двое гребцов.
Один из мужчин, сидевших напротив г-на Батифоля, был ему незнаком; весьма примечательный костюм другого, обращенного к нему спиной, позволял опознать в нем члена команды «Чайки».
Погруженный в раздумья, г-н Батифоль вначале не придал значения чужому разговору, но, услышав неоднократно повторявшееся имя Ришара, он навострил уши, как охотничья лошадь при звуке рожка.
Вот что он услышал.
— Как же так, — говорил первый из гребцов, тщетно пытаясь поставить стакан, опрокинутый его приятелем, и наполнить его — как же так, Шалламель, ты, кому мы дали прозвище «Выпить бы», воротишь нос от винца?
— Да, — ответил Шалламель, заплетающийся язык и невнятное бормотание которого свидетельствовали о несколько запоздалой воздержанности, — завтра камбуз для спиртного будет открыт сколько душе угодно, но сегодня члены команды должны исполнить свой долг!
— Свой долг?
— Да, свой долг. Капитан «Чайки» почтил меня своим доверием, и я не хочу подводить капитана.
— Опрокинь еще стаканчик, и тебе будет веселее грести и сподручнее щипать марнские воды note 2.
— Если я и смогу кого-нибудь сегодня пощипать, старина, так это индюка по имени Валентин, и я не прочь это сделать, так как терпеть не могу эту мокрую курицу, которая подливает себе в вино воды, как будто торговцы не избавляют нас от таких хлопот.
— Валентина, закадычного друга Ришара?
— Да уж, закадычного друга!
При этом Шалламель выразительно махнул рукой.
— Что же случилось?
— Тсс! — прошептал Шалламель, мимикой призывая приятеля к молчанию. — Тсс! Тебе-то я могу это сказать, ведь ты мой друг и не мешаешь вино с водой, как эта сухопутная крыса по имени Валентин; все матросы братья; видишь ли, мы решили провернуть одно дельце, в результате которого Ришар станет королем гребцов, а его закадычный друг лопнет от злости и досады.
— Ну-ка, расскажи.
— Надо тебе доложить, сухопутная крыса и наш капитан приударяли за одним и тем же судном, изящной и ладно скроенной бригантиной, нежной, как сало, с клюзами из голубого бархата, вот такой величины! Одним словом, за внучкой папаши Горемыки, ты должен ее знать. Валентин хотел надуть нашего капитана, и сегодня вечером капитан приберет к рукам бригантину.
— Вот как!
— Да, но самое смешное в том, как капитан сумел отделаться от соперника, чтобы тот не попал сегодня в Ла-Варенну.
— Ну-ну, выкладывай!
— Представь себе, утром Валентин поднимается вместе с нами на борт «Чайки», чтобы плыть сюда. И вот, когда мы оказались между Красной мельницей и мельницами Гравеля, этот законченный плут Коротышка, сговорившись заранее с капитаном, делает резкий поворот; судно дает крен, мы бросаемся в другую сторону, и, естественно, все четверо падаем в воду. Как ты понимаешь, все мы, включая Валентина, умеем плавать и поэтому нянчились друг с другом не больше, чем линь со своими усиками. Стало быть, мы старались поднять «Чайку» и выловить из воды весла, как вдруг Коротышка кричит: «А где же капитан?» Валентин озирается по сторонам, мы тоже делаем вид, будто ищем капитана, но его нет и в помине. Тогда Валентин бросается в воду, и мы следуем его примеру. Он принимается нырять; мы притворяемся, что тоже ныряем, — то есть, когда видим, что он поднимается на поверхность, слегка погружаемся в воду, только и всего. Наконец, полчаса спустя мы понимаем, что нашего несчастного капитана не спасти. Для порядка мы зовем на помощь, поскольку знаем, что на берегу в этом месте нет ни души и никто нас не услышит. Стали совещаться. В конце концов было решено, что Валентин, рвавший на себе волосы от горя, так что я просто давился от смеха и раз двадцать готов был расхохотаться ему в лицо, не будь дело таким важным, отправится в Берси, чтобы заявить в полицию и найти моряков, которые смогут отыскать тело нашего бедного друга, а мы тем временем отведем судно к месту стоянки, так как совсем продрогли. Валентин убегает, продолжая причитать, но, как только он дает тягу, наш капитан тут как тут — этот чертов Ришар нырнул под сплавной лес, проплыл под ним, вынырнул с другой стороны и в течение всей комедии держал голову между бревнами. Мы поднялись на борт и начали грести изо всех сил, а потом переоделись в сухую одежду, которую оставили у команды «Дориды». Теперь этот тряпка Валентин, целый день шаривший по дну Сены, будет весь вечер ронять слезы в водичку с сиропом на улице Сен-Сабена, а мы с барышней из Ла-Варенны выйдем в открытое море.
После столь долгого рассказа Шалламель снова почувствовал жажду и, несколько изменив первоначальное решение, протянул собутыльнику свой стакан.
Господин Батифоль поднялся и вышел из шатра, потирая руки; его осенила мысль поссорить тех, кого он считал своими врагами, и ему не терпелось немедленно взяться за исполнение этого замысла.
Он одолжил у Берленгара кабриолет и, с яростью подгоняя лошадь кнутом, помчался в Париж.
XVII. ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕРЕВЕНСКИХ ТАНЦЕВ
Мещанский дух, витавший над большинством из дневных забав в Ла-Варенне, ощущался гораздо меньше, когда там начались танцы.
Главный распорядитель праздника, г-н Батифоль, относившийся к этой части программы с пренебрежением, казалось, отдал все заботы о ней природе, и природа отплатила ему тем, что доставила удовольствие не чеканщику с его товарищами, а любителям всего живописного.
Танцы устроили в вязовой и буковой роще, которую называли лесом Монахов, на поляне, окруженной двойными рядами вековых деревьев.
Господин Батифоль израсходовал на декорации водного спектакля столько разноцветного коленкора, что у него не осталось ни клочка материи для того, чтобы украсить помост для музыкантов, грубо сколоченный из дерева; освещение тоже было весьма скудным — несколько коптящих масляных ламп на стволах буковых деревьев и люстра с мерцающими плошками, которая свешивалась с толстых ветвей, что распростерлись над головами танцующих, подобно рукам чудовищного великана, едва очертили посреди поляны тусклое пятно. Искусственное освещение не затмило сияния луны, посеребрившей зеленые купола легким дрожащим светом, и ее мягкие блики, просачивавшиеся сквозь листву, играли на узловатой коре близлежащих лесных исполинов.
Грохот духовых инструментов, сливавшийся с грустным шелестом деревьев, уже предчувствовавших приближение осенних холодов, а также тени танцующих, внезапно появлявшиеся в световом кругу и столь же неожиданно исчезавшие во мраке, причудливые одеяния большинства собравшихся, их песни, крики и смех, раздававшиеся в таинственной темноте, придавали этим танцам своеобразный характер первобытного веселья, что, по-видимому, должно было производить сильное впечатление на чувствительные души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74