однако у него не оказалось никаких бумаг, подтверждающих эти его права, и потому особняк опечатали, а на все имущество покойного наложили секвестр.
Роже твердо решил, как только у него выпадет свободная минута, пойти и осмотреть особняк; ему надо было занести свою визитную карточку к г-ну Коллинскому, живущему на улице Капуцинок, и к графу Горкаюну, жившему возле Ферм-де-Матюрен, шевалье воспользовался этим и по пути остановился перед своим будущим владением.
Он узнал особняк, потому что все двери и окна там были наглухо закрыты: этот большой и красивый дом мог стоить триста тысяч ливров — сумма для того времени огромная. Роже сразу же обратил внимание на украшавший ворота небольшой каменный щит, на коем был выбит герб усопшего, и решил, что, как только успешный исход тяжбы позволит ему это сделать, он выбьет там собственный герб и ублажит тем самым свое тщеславие. Юноша то подходил к особняку вплотную, то немного отступал, дабы получше разглядеть его с разных сторон; и вдруг он заметил какого-то человека: тот пришел почти одновременно с ним, проделывал такие же самые маневры, да и вид у незнакомца был столь же сосредоточенный, как у самого Роже; по этой причине шевалье более внимательно оглядел его.
Точный возраст этого человека угадать было нелегко, хотя можно было сказать наверняка, что ему не меньше двадцати пяти и не больше сорока лет; лицо у него было желто-оранжевого цвета, почти такого же оттенка были даже белки глаз; у него были острые ослепительно белые зубы и черные как смоль волосы; его необычайно яркий наряд был богато расшит, по животу были пущены две цепочки для часов, все пальцы унизаны алмазными перстнями; на противоположной стороне улицы его ожидала золоченая карета, на ее козлах восседал кучер, еще более желтый, нежели его хозяин, а возле дверцы стоял похожий на матроса слуга, еще более желтый, чем кучер.
В ту самую минуту, когда шевалье заметил странного незнакомца, тот, в свою очередь, должно быть, заметил его; оба несколько раз подряд переводили взгляды с особняка друг на друга, а затем снова на особняк; внезапно парадная дверь приотворилась, чтобы пропустить одетого в черное платье мужчину, походившего на судебного пристава, оба наших любителя недвижимости разом кинулись к заветной двери и просунули головы в щель, причем проделали они это столь поспешно, что стукнулись лбами.
Роже, как человек весьма учтивый, принес незнакомцу свои извинения, а тот лишь что-то проворчал в ответ. Ворчание его можно было, видимо, передать такими словами: «Вот дьявол! У этого молодца голова, как медный котел».
Потом оба одновременно воскликнули:
— Право же, до чего великолепный особняк!
— Не правда ли, сударь? — спросил Роже.
— Да, я тоже так думаю, — ответил незнакомец.
— А когда выполют траву, которой порос двор…
— Когда заново покрасят двери и ставни…
— Когда днем вид тут будут оживлять красивые экипажи и чистокровные лошади…
— А ночью все будет освещено множеством огней…
— Тогда, ей-богу, у меня будет один из самых великолепных особняков в Париже, — закончил Роже.
— Виноват, сударь, — возразил незнакомец, — вы хотели сказать, что у меня будет один из самых великолепных особняков в Париже.
— Нет, я сказал не «у вас», а «у меня».
— Но кто вы, собственно, такой?
— Я кузен виконта де Бузнуа.
— А я, милостивый государь, его пасынок.
— Как? Стало быть, вы индус?
— А вы провинциал?
— Милостивый государь, — резко сказал Роже, — вы выражаетесь неучтиво; я и в самом деле приехал из провинции, но это вовсе не означает, что я провинциал: я друг маркиза де Кретте, виконта д'Эрбиньи, шевалье де Кло-Рено и не далее, как вчера, трижды ранил шпагой некоего венгерского магната, который не вам чета.
— Что вы хотите этим сказать, сударь?
— Я хочу этим сказать, сударь, — продолжал Роже, — что коль скоро мы по счастливой случайности встретились, я имею честь сделать вам небольшое предложение.
— Речь идет о полюбовной сделке?
— Вот именно, сударь.
— Что же вы предлагаете? Говорите.
— Видите ли, суд человеческий — вещь всегда сомнительная, а потому я и предлагаю поручить судьбу нашей тяжбы божьему суду, как поступали в старину рыцари; давайте встретимся вдвоем позади монастыря Дев святого причастия.
— Стало быть, дуэль?! — воскликнул индус, становясь из оранжево-желтого бледно-желтым.
— Коли вы меня убьете, — отвечал Роже, — особняк ваш, и никто этого оспаривать не станет. Если же я убью вас, не нужна будет никакая тяжба.
— Благодарю покорно, сударь, — ответил индус, отступая тс своему экипажу. — Я уверен, что выиграю тяжбу, но отнюдь не уверен, что смогу первый нанести вам удар шпагой, а посему, с вашего соизволения, давайте-ка лучше положимся на суд человеческий.
Индус уселся в карету, захлопнул все дверцы и опустил стекла, после чего лошади помчались во весь опор.
— Черт побери! — вырвалось у Роже. — Да он, видать, оригинал.
И шевалье пошел дальше, чтобы оставить свою визитную карточку в приемной г-на Коллинского, который еще не умер, и в приемной графа Горкаюна, который для человека в его положении чувствовал себя вполне сносно.
Затем Роже поспешил в особняк де Кретте, чтобы узнать, нет ли каких новостей; он подробно рассказал своему другу о встрече и о разговоре с индусом.
Маркиз все еще жестоко страдал от боли в запястье, что не помешало ему уже с утра сделать два или три визита, дабы ввести в заблуждение досужих людей, прослышавших о том, будто он дрался на поединке и был ранен. Такая предосторожность была отнюдь не лишней, ибо происходившая накануне дуэль наделала много шуму; но так как никого из ее участников не удалось задержать на месте, а оба мертвеца хранили самое глубокое молчание, то неприятностей ни для кого не воспоследовало.
Поэтому ничто не мешало маркизу заняться тяжбой шевалье и нанести вместе с ним несколько деловых визитов.
Разбирать тяжбу поручили трем судьям и судебному советнику, составлявшему подробный доклад по делу.
Маркиз и шевалье решили прежде всего посетить судей.
То были превеликие оригиналы, и у каждого из них имелся свой любимец: один судья обожал кошку, другой — обезьяну, третий — попугая. Шевалье выказал необычайную любезность ко всем трем служителям Фемиды, а маркиз — не меньшее внимание к милым их сердцу тварям; однако как только посетители пытались завести речь о деле, хозяева тут же давали им понять, что предпочитают беседовать о чем-либо другом.
А советник, готовивший доклад по делу, оказался столь суровым пуританином, что и вообще не захотел принять посетителей.
— Черт побери! — воскликнул маркиз. — Мне кажется это весьма дурным предзнаменованием, шевалье.
Между тем в один прекрасный день стало известно, что дело наконец затребовано в суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Роже твердо решил, как только у него выпадет свободная минута, пойти и осмотреть особняк; ему надо было занести свою визитную карточку к г-ну Коллинскому, живущему на улице Капуцинок, и к графу Горкаюну, жившему возле Ферм-де-Матюрен, шевалье воспользовался этим и по пути остановился перед своим будущим владением.
Он узнал особняк, потому что все двери и окна там были наглухо закрыты: этот большой и красивый дом мог стоить триста тысяч ливров — сумма для того времени огромная. Роже сразу же обратил внимание на украшавший ворота небольшой каменный щит, на коем был выбит герб усопшего, и решил, что, как только успешный исход тяжбы позволит ему это сделать, он выбьет там собственный герб и ублажит тем самым свое тщеславие. Юноша то подходил к особняку вплотную, то немного отступал, дабы получше разглядеть его с разных сторон; и вдруг он заметил какого-то человека: тот пришел почти одновременно с ним, проделывал такие же самые маневры, да и вид у незнакомца был столь же сосредоточенный, как у самого Роже; по этой причине шевалье более внимательно оглядел его.
Точный возраст этого человека угадать было нелегко, хотя можно было сказать наверняка, что ему не меньше двадцати пяти и не больше сорока лет; лицо у него было желто-оранжевого цвета, почти такого же оттенка были даже белки глаз; у него были острые ослепительно белые зубы и черные как смоль волосы; его необычайно яркий наряд был богато расшит, по животу были пущены две цепочки для часов, все пальцы унизаны алмазными перстнями; на противоположной стороне улицы его ожидала золоченая карета, на ее козлах восседал кучер, еще более желтый, нежели его хозяин, а возле дверцы стоял похожий на матроса слуга, еще более желтый, чем кучер.
В ту самую минуту, когда шевалье заметил странного незнакомца, тот, в свою очередь, должно быть, заметил его; оба несколько раз подряд переводили взгляды с особняка друг на друга, а затем снова на особняк; внезапно парадная дверь приотворилась, чтобы пропустить одетого в черное платье мужчину, походившего на судебного пристава, оба наших любителя недвижимости разом кинулись к заветной двери и просунули головы в щель, причем проделали они это столь поспешно, что стукнулись лбами.
Роже, как человек весьма учтивый, принес незнакомцу свои извинения, а тот лишь что-то проворчал в ответ. Ворчание его можно было, видимо, передать такими словами: «Вот дьявол! У этого молодца голова, как медный котел».
Потом оба одновременно воскликнули:
— Право же, до чего великолепный особняк!
— Не правда ли, сударь? — спросил Роже.
— Да, я тоже так думаю, — ответил незнакомец.
— А когда выполют траву, которой порос двор…
— Когда заново покрасят двери и ставни…
— Когда днем вид тут будут оживлять красивые экипажи и чистокровные лошади…
— А ночью все будет освещено множеством огней…
— Тогда, ей-богу, у меня будет один из самых великолепных особняков в Париже, — закончил Роже.
— Виноват, сударь, — возразил незнакомец, — вы хотели сказать, что у меня будет один из самых великолепных особняков в Париже.
— Нет, я сказал не «у вас», а «у меня».
— Но кто вы, собственно, такой?
— Я кузен виконта де Бузнуа.
— А я, милостивый государь, его пасынок.
— Как? Стало быть, вы индус?
— А вы провинциал?
— Милостивый государь, — резко сказал Роже, — вы выражаетесь неучтиво; я и в самом деле приехал из провинции, но это вовсе не означает, что я провинциал: я друг маркиза де Кретте, виконта д'Эрбиньи, шевалье де Кло-Рено и не далее, как вчера, трижды ранил шпагой некоего венгерского магната, который не вам чета.
— Что вы хотите этим сказать, сударь?
— Я хочу этим сказать, сударь, — продолжал Роже, — что коль скоро мы по счастливой случайности встретились, я имею честь сделать вам небольшое предложение.
— Речь идет о полюбовной сделке?
— Вот именно, сударь.
— Что же вы предлагаете? Говорите.
— Видите ли, суд человеческий — вещь всегда сомнительная, а потому я и предлагаю поручить судьбу нашей тяжбы божьему суду, как поступали в старину рыцари; давайте встретимся вдвоем позади монастыря Дев святого причастия.
— Стало быть, дуэль?! — воскликнул индус, становясь из оранжево-желтого бледно-желтым.
— Коли вы меня убьете, — отвечал Роже, — особняк ваш, и никто этого оспаривать не станет. Если же я убью вас, не нужна будет никакая тяжба.
— Благодарю покорно, сударь, — ответил индус, отступая тс своему экипажу. — Я уверен, что выиграю тяжбу, но отнюдь не уверен, что смогу первый нанести вам удар шпагой, а посему, с вашего соизволения, давайте-ка лучше положимся на суд человеческий.
Индус уселся в карету, захлопнул все дверцы и опустил стекла, после чего лошади помчались во весь опор.
— Черт побери! — вырвалось у Роже. — Да он, видать, оригинал.
И шевалье пошел дальше, чтобы оставить свою визитную карточку в приемной г-на Коллинского, который еще не умер, и в приемной графа Горкаюна, который для человека в его положении чувствовал себя вполне сносно.
Затем Роже поспешил в особняк де Кретте, чтобы узнать, нет ли каких новостей; он подробно рассказал своему другу о встрече и о разговоре с индусом.
Маркиз все еще жестоко страдал от боли в запястье, что не помешало ему уже с утра сделать два или три визита, дабы ввести в заблуждение досужих людей, прослышавших о том, будто он дрался на поединке и был ранен. Такая предосторожность была отнюдь не лишней, ибо происходившая накануне дуэль наделала много шуму; но так как никого из ее участников не удалось задержать на месте, а оба мертвеца хранили самое глубокое молчание, то неприятностей ни для кого не воспоследовало.
Поэтому ничто не мешало маркизу заняться тяжбой шевалье и нанести вместе с ним несколько деловых визитов.
Разбирать тяжбу поручили трем судьям и судебному советнику, составлявшему подробный доклад по делу.
Маркиз и шевалье решили прежде всего посетить судей.
То были превеликие оригиналы, и у каждого из них имелся свой любимец: один судья обожал кошку, другой — обезьяну, третий — попугая. Шевалье выказал необычайную любезность ко всем трем служителям Фемиды, а маркиз — не меньшее внимание к милым их сердцу тварям; однако как только посетители пытались завести речь о деле, хозяева тут же давали им понять, что предпочитают беседовать о чем-либо другом.
А советник, готовивший доклад по делу, оказался столь суровым пуританином, что и вообще не захотел принять посетителей.
— Черт побери! — воскликнул маркиз. — Мне кажется это весьма дурным предзнаменованием, шевалье.
Между тем в один прекрасный день стало известно, что дело наконец затребовано в суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110