С первого же дня по приезде они стали прогуливаться по улице Каннебьер и по Мельянским аллеям; ходили они нежно обнявшись, и прохожие принимали их за новобрачных, которые проводят тут свой медовый месяц, и восхищались тем, как страстно эти молодые люди любят друг друга.
В гостинице, где они жили, в обществе, где они бывали, — словом, везде образцовую чету осыпали похвалами.
— До чего он красив, этот юный дворянин, и как его боготворит жена! — восторгались дамы.
В городе только и говорили что о Роже и о Сильвандир.
Однажды шевалье — он утром уходил куда-то без жены, — возвратившись в гостиницу, сказал Сильвандир, что днем они нанесут визит некоему негоцианту из Сардинии, у которого он, Роже, только что поместил, и весьма выгодно, ненужные ему пока деньги.
Сильвандир спросила у мужа, какое он посоветует ей надеть платье, и шевалье ответил:
— Самое красивое из всех, моя дорогая. Я хочу, чтобы этот чужестранец рассказывал потом у себя дома, что за время своего путешествия не встречал женщины красивее вас.
Таким советам Сильвандир следовала неукоснительно, и это делало честь ее супружеской покорности. Надо сказать, что ее красота в обрамлении тонких кружев и сверкающих бриллиантов была просто ослепительна, и, когда молодая женщина села в портшез, даже носильщики были поражены.
Негоциант из Сардинии жил на Райской улице. Это был высокий старик с седой остроконечною бородкой, которую обычно носили во времена кардинала Ришелье; он походил скорее не на жителя Сардинии, а на еврея, грека или араба и свободно изъяснялся на нескольких языках. Видимо, он с нетерпением ожидал своих гостей, ибо вышел к ним навстречу с лучезарною улыбкой на лице. Отблеск красоты Сильвандир, казалось, падал на всех, кто к ней приближался.
Ничто так не переполняет человека уверенностью в себе, как успех; Сильвандир заметила, какое она произвела впечатление, и была восхитительно мила и любезна.
Шевалье, как и положено галантному мужу, старался как можно лучше оттенить ум своей жены и переводил для него разговор с предметов пустяковых на предметы весьма серьезные.
Молодая женщина с честью выдержала испытание, о котором говорил Буало: она с неизменным успехом переходила от глубокомысленных суждений к остроумным замечаниям, от забавного к серьезному.
Шевалье просто сиял от гордости; время от времени он кивал головой негоцианту, и это движение можно было передать такими словами: «Сами видите, я говорил вам правду».
А сардинец в ответ только подмигивал, словно желая сказать: «Да, таких женщин не часто встретишь!»
Роже попросил жену перейти на итальянский язык, и она не менее получаса вела разговор на тосканском наречии с чисто римским произношением.
Затем шевалье попросил Сильвандир сыграть что-нибудь на клавесине, и она спела арию из оперы «Орфей», аккомпанируя сама себе.
Когда она кончила, мужчины захлопали в ладоши и снова обменялись красноречивыми взглядами и улыбками.
Купец из Сардинии шепнул несколько слов на ухо д'Ангилему.
— О нет, это невозможно, — отвечал шевалье. — Боюсь, что, несмотря на все мои просьбы, госпожа д'Ангилем никогда на это не согласится.
— Друг мой, что вам сказал наш хозяин? — спросила Сильвандир.
— Пустое, — ответил шевалье.
— А все-таки?
— Он просит о невозможном.
— О чем же именно?
— Он говорит, что видел, как танцуют цыганки в Испании, алмеи в Египте, баядерки в Индии…
— Ну и что же?
— И он утверждает…
— Что именно?
— Он убежден, что вы превосходите грацией всех этих женщин, и уверен, что если бы вы только захотели станцевать менуэт или гавот…
— О! — воскликнула Сильвандир.
— Я же говорил вам, моя дорогая, — сказал Роже, — что это невозможно.
— Однако, мой друг, — вдруг объявила Сильвандир, не желавшая покидать стезю кокетства и обольщения, — однако, окажись у меня хоть какой-нибудь партнер, я бы охотно станцевала менуэт.
— А я-то? Я готов! — воскликнул старик-сардинец.
И он принялся напевать мелодию менуэта Эксоде, а Сильвандир со своим комичным партнером старательно исполняла танцевальные па с восхитительной точностью и грацией.
Успех Сильвандир превзошел все ожидания.
— Скажите, сколько лет вашей супруге? — осведомился сардинский купец, и в голосе его прозвучало неприкрытое восхищение.
— Девятнадцать лет, семь месяцев и пятнадцать дней, — ответил Роже, — ей еще не исполнилось и двадцати, любезный сударь мой, еще не исполнилось и двадцати!
— Рассказывая мне о своей супруге, вы ничего не приукрасили, любезный мой дворянин, — в свою очередь, сказал сардинец, — и похвалы, которые вы ей расточали, нисколько не преувеличены.
— Вы очень любезны, сударь! — воскликнула Сильвандир, обращаясь к купцу и бросая при этом на мужа взгляд, полный признательности.
— Нет, клянусь честью, — продолжал сардинец с недобрым смешком, — вы самая очаровательная дама из всех, каких я до сих пор встречал; у вас прямо восточная красота, вы настоящая жемчужина сераля, истинная гурия, женщина, которой нет цены.
— Мне кажется, за мной весьма галантно ухаживают, правда, в вашем присутствии, мой милый Роже, — кокетливо сказала Сильвандир.
— Нет, моя дорогая, — отвечал шевалье, — вас наконец-то оценили по достоинству, и только.
Гости откланялись; но, провожая супругов до дверей, сардинец пригласил их позавтракать с ним на следующий день на борту тартаны, которая стояла на якоре в открытом море. После завтрака они смогут посмотреть рыбную ловлю: в эту пору косяками шла сардина.
Новое для нее развлечение привело в восторг Сильвандир, и она охотно приняла приглашение; заметив, что муж молчит, молодая женщина с легкой тревогой повернулась к нему.
— А почему вы молчите? — спросила она у шевалье. — Вы отказываетесь?
— Нет, моя дорогая, но я боюсь.
— Боитесь?! Чего?
— Боюсь, что вам может повредить морская прогулка.
— Напрасно боитесь.
— Вам так хочется посмотреть, как ловят рыбу?
— До смерти хочется.
— Я готов сделать все, что вам угодно.
— Вы самый чудесный муж на свете!
— Стало быть, любезный хозяин, до завтра, — сказал шевалье.
— До завтра, — повторила Сильвандир.
— До завтра, — откликнулся негоциант.
На следующий день точно в условленный час, они были у сардинского купца. Небольшая изящная лодка, блестевшая чистотой, уже ждала их в порту, чуть повыше здания таможни. Все трое вошли в лодку, и та направилась к тартане, стоявшей на якоре неподалеку от замка Иф.
Это было чудесное судно, казалось предназначенное для гонок, оно летело по волнам, точно морская птица. Командовал тартаной ее владелец, мужчина лет тридцати или тридцати пяти, привлекавший к себе внимание своим восточным обликом и необычным нарядом. Он говорил только по-итальянски, и это дало Сильвандир новую возможность блеснуть своим языковыми познаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
В гостинице, где они жили, в обществе, где они бывали, — словом, везде образцовую чету осыпали похвалами.
— До чего он красив, этот юный дворянин, и как его боготворит жена! — восторгались дамы.
В городе только и говорили что о Роже и о Сильвандир.
Однажды шевалье — он утром уходил куда-то без жены, — возвратившись в гостиницу, сказал Сильвандир, что днем они нанесут визит некоему негоцианту из Сардинии, у которого он, Роже, только что поместил, и весьма выгодно, ненужные ему пока деньги.
Сильвандир спросила у мужа, какое он посоветует ей надеть платье, и шевалье ответил:
— Самое красивое из всех, моя дорогая. Я хочу, чтобы этот чужестранец рассказывал потом у себя дома, что за время своего путешествия не встречал женщины красивее вас.
Таким советам Сильвандир следовала неукоснительно, и это делало честь ее супружеской покорности. Надо сказать, что ее красота в обрамлении тонких кружев и сверкающих бриллиантов была просто ослепительна, и, когда молодая женщина села в портшез, даже носильщики были поражены.
Негоциант из Сардинии жил на Райской улице. Это был высокий старик с седой остроконечною бородкой, которую обычно носили во времена кардинала Ришелье; он походил скорее не на жителя Сардинии, а на еврея, грека или араба и свободно изъяснялся на нескольких языках. Видимо, он с нетерпением ожидал своих гостей, ибо вышел к ним навстречу с лучезарною улыбкой на лице. Отблеск красоты Сильвандир, казалось, падал на всех, кто к ней приближался.
Ничто так не переполняет человека уверенностью в себе, как успех; Сильвандир заметила, какое она произвела впечатление, и была восхитительно мила и любезна.
Шевалье, как и положено галантному мужу, старался как можно лучше оттенить ум своей жены и переводил для него разговор с предметов пустяковых на предметы весьма серьезные.
Молодая женщина с честью выдержала испытание, о котором говорил Буало: она с неизменным успехом переходила от глубокомысленных суждений к остроумным замечаниям, от забавного к серьезному.
Шевалье просто сиял от гордости; время от времени он кивал головой негоцианту, и это движение можно было передать такими словами: «Сами видите, я говорил вам правду».
А сардинец в ответ только подмигивал, словно желая сказать: «Да, таких женщин не часто встретишь!»
Роже попросил жену перейти на итальянский язык, и она не менее получаса вела разговор на тосканском наречии с чисто римским произношением.
Затем шевалье попросил Сильвандир сыграть что-нибудь на клавесине, и она спела арию из оперы «Орфей», аккомпанируя сама себе.
Когда она кончила, мужчины захлопали в ладоши и снова обменялись красноречивыми взглядами и улыбками.
Купец из Сардинии шепнул несколько слов на ухо д'Ангилему.
— О нет, это невозможно, — отвечал шевалье. — Боюсь, что, несмотря на все мои просьбы, госпожа д'Ангилем никогда на это не согласится.
— Друг мой, что вам сказал наш хозяин? — спросила Сильвандир.
— Пустое, — ответил шевалье.
— А все-таки?
— Он просит о невозможном.
— О чем же именно?
— Он говорит, что видел, как танцуют цыганки в Испании, алмеи в Египте, баядерки в Индии…
— Ну и что же?
— И он утверждает…
— Что именно?
— Он убежден, что вы превосходите грацией всех этих женщин, и уверен, что если бы вы только захотели станцевать менуэт или гавот…
— О! — воскликнула Сильвандир.
— Я же говорил вам, моя дорогая, — сказал Роже, — что это невозможно.
— Однако, мой друг, — вдруг объявила Сильвандир, не желавшая покидать стезю кокетства и обольщения, — однако, окажись у меня хоть какой-нибудь партнер, я бы охотно станцевала менуэт.
— А я-то? Я готов! — воскликнул старик-сардинец.
И он принялся напевать мелодию менуэта Эксоде, а Сильвандир со своим комичным партнером старательно исполняла танцевальные па с восхитительной точностью и грацией.
Успех Сильвандир превзошел все ожидания.
— Скажите, сколько лет вашей супруге? — осведомился сардинский купец, и в голосе его прозвучало неприкрытое восхищение.
— Девятнадцать лет, семь месяцев и пятнадцать дней, — ответил Роже, — ей еще не исполнилось и двадцати, любезный сударь мой, еще не исполнилось и двадцати!
— Рассказывая мне о своей супруге, вы ничего не приукрасили, любезный мой дворянин, — в свою очередь, сказал сардинец, — и похвалы, которые вы ей расточали, нисколько не преувеличены.
— Вы очень любезны, сударь! — воскликнула Сильвандир, обращаясь к купцу и бросая при этом на мужа взгляд, полный признательности.
— Нет, клянусь честью, — продолжал сардинец с недобрым смешком, — вы самая очаровательная дама из всех, каких я до сих пор встречал; у вас прямо восточная красота, вы настоящая жемчужина сераля, истинная гурия, женщина, которой нет цены.
— Мне кажется, за мной весьма галантно ухаживают, правда, в вашем присутствии, мой милый Роже, — кокетливо сказала Сильвандир.
— Нет, моя дорогая, — отвечал шевалье, — вас наконец-то оценили по достоинству, и только.
Гости откланялись; но, провожая супругов до дверей, сардинец пригласил их позавтракать с ним на следующий день на борту тартаны, которая стояла на якоре в открытом море. После завтрака они смогут посмотреть рыбную ловлю: в эту пору косяками шла сардина.
Новое для нее развлечение привело в восторг Сильвандир, и она охотно приняла приглашение; заметив, что муж молчит, молодая женщина с легкой тревогой повернулась к нему.
— А почему вы молчите? — спросила она у шевалье. — Вы отказываетесь?
— Нет, моя дорогая, но я боюсь.
— Боитесь?! Чего?
— Боюсь, что вам может повредить морская прогулка.
— Напрасно боитесь.
— Вам так хочется посмотреть, как ловят рыбу?
— До смерти хочется.
— Я готов сделать все, что вам угодно.
— Вы самый чудесный муж на свете!
— Стало быть, любезный хозяин, до завтра, — сказал шевалье.
— До завтра, — повторила Сильвандир.
— До завтра, — откликнулся негоциант.
На следующий день точно в условленный час, они были у сардинского купца. Небольшая изящная лодка, блестевшая чистотой, уже ждала их в порту, чуть повыше здания таможни. Все трое вошли в лодку, и та направилась к тартане, стоявшей на якоре неподалеку от замка Иф.
Это было чудесное судно, казалось предназначенное для гонок, оно летело по волнам, точно морская птица. Командовал тартаной ее владелец, мужчина лет тридцати или тридцати пяти, привлекавший к себе внимание своим восточным обликом и необычным нарядом. Он говорил только по-итальянски, и это дало Сильвандир новую возможность блеснуть своим языковыми познаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110