смирение — одна из моих добродетелей, и, не заслуживая ничего больше, я довольствуюсь таким пристанищем, какое милосердный Господь дарит птицам на побережье. — Пошли, — добавил он, придав своему голосу тягучий и гнусавый выговор профессионального нищего, — пожалуйста, немного милосердия, мой славный господин, и я попрошу Господа благословить ваш брак и ниспослать вам рай на земле.
Выражение насмешливого кощунства, с каким были произнесены эти последние слова, еще более усилило неприязнь Мариуса к бродяге, однако он взвалил его себе на плечи, обогнул скалу, вскарабкался на нее с той единственной стороны, где это было возможно, и опустил его на площадку, венчающую вершину скалы.
Для человека, казалось, не слишком жаждавшего завязывать какие-то отношения с таможенниками и с рыбаками, часто посещавшими мыс Круазет, место временного ночлега было выбрано превосходно.
С южной стороны каменистый выступ образовывал заслон, что создавало между ним и отвесной стеной укрытие шириной в несколько шагов, обеспечивавшее защиту как от северо-западного ветра, так и от любопытства проходящих мимо людей.
Заметив находившуюся там котомку нищего, Мариус решил положить его рядом с ней.
— Нет, нет, — сказал тот, — ночь наступила, и мне здесь хорошо. Я не расположен к тому, чтобы лететь кувырком отсюда во второй раз; только пододвиньте ко мне бункер со съестными припасами.
Мариус понял, что называл так раненый, и поднял холщовый мешок, замеченный им раньше; мешок оказался гораздо тяжелее, чем можно было подумать; когда же молодой человек опустил его на скалу, раздался весьма удививший его лязг железа.
— Что это там, внутри него? — спросил он.
— Ах, черт побери! Да не все ли равно? Не хочешь ли ты строить из себя дознавателя? Ну что ж, поди, продай меня таможенникам, если отважишься, но, прежде чем наступит праздник святого Иоанна, ты увидишь горящей свою хибару, я тебе в этом клянусь!
— А я вам в свою очередь клянусь, что, несмотря на все ваши угрозы, я именно это и устрою вам, милейший; у меня создается впечатление, что никакой вы не бедняк, честно выпрашивающий себе у милосердных христиан средства к существованию.
Пока Мариус так говорил, нищий просунул руку в свою котомку, вытащил оттуда дорожную флягу и отпил из нее несколько больших глотков; порция горячительного вернула ему всю его дерзость; сделав неимоверное усилие, он поднялся на ноги и бросился на того, кто столь великодушно пришел ему на помощь.
У Мадлен вырвался крик, отозвавшийся эхом в скалах.
Но для молодого человека такой выпад нищего не был неожиданностью: быстрым движением он резко откинулся назад и, достав из своего кармана широкий нож, направил его на грудь нападающего, угрожая ему.
Бродяга увидел в темноте три вспышки света: одну отбросило лезвие ножа, две других исходили из глаз молодого человека; он сразу понял, что имеет дело с храбрым и решительным противником, а потому, с необычайной легкостью убрав с лица угрожающее выражение, вернул в рукав кинжал, который он держал между большим и указательным пальцами, и расхохотался.
— Ну же, — произнес он сквозь смех, — я же вам говорил, что водка послужит мне великолепным лекарством. И выпил-то я всего лишь несколько капель, а уже в состоянии нагнать на вас страх… Ну-ка, положите обратно в карман ваше орудие для срезания мидий, мой мальчик; вы ведь не захотите направить его против бедняги, который, со своей стороны, не окажется до такой степени неблагодарной тварью, чтобы захотеть причинить зло тем, кто спас ему жизнь.
Затем, видя, что Мариус вовсе не собирается изменить занятую им оборонительную позицию, он небрежно ударил ногой по своей таинственной котомке и добавил:
— Так что, вам по-прежнему очень хочется узнать, что лежит там внутри? Это гвозди и куски бугелей: я отрываю их от обломков потерпевших кораблекрушение судов, которые нам посылает святой Мистраль; это совсем неприбыльный промысел, но каким бы скудным он ни был, правительство им не пренебрегает и не позволяет, чтобы мы ему создавали конкуренцию; вот почему меня изредка беспокоит визит таможенных чиновников. Вы — другое дело; я уверен, что вы не захотите лишить бедняка средств к существованию. Что ж, поройтесь в моей котомке, если вам будет угодно.
Покорность, с какой это было сказано, произвела именно то действие, какое нищий и ожидал; не переходя от своей крайней предубежденности к чрезмерной доверчивости, молодой человек, казалось, поверил словам своего собеседника и даже не соизволил убедиться в их правдивости.
— Пусть будет так, — сказал он, — но опасности, сопряженные с вашей профессией, должны были бы приучить вас к большей осторожности в ваших высказываниях.
— Э-хе-хе, — пробормотал в отпет нищий, — несчастья ожесточили мой характер. Очень грустно, — продолжал он, стараясь придать своему голосу слезливый оттенок, — никогда не быть уверенным, будут ли у тебя завтра хлеб и лук! Вы только что говорили о милосердии, мой добрый господин; увы! Его не существует на земле: Богу угодно, чтобы мы обретали его там — наверху.
Словно в опровержение последних слов нищего Мариус вложил в руку несчастного все деньги, какие у него были при себе. Мадлен сгорала от желания присоединиться в деле милосердия к тому, кого она любила, но поиски ее в своих карманах были тщетными: из дома она вышла без денег.
— Милейший, — сказала Мадлен, — вы еще не в том возрасте, чтобы потерять надежду улучшить свое сегодняшнее положение; как только сумеете, зайдите ко мне: я постараюсь сделать для вас все, что будет возможно, и если вы не примете мои предложения, то, по крайней мере, этот визит принесет вам немалую милостыню.
— Я приду, хотя бы просто для того, чтобы поблагодарить вас за оказанную мне помощь, моя прекрасная мадемуазель, — произнес нищий лицемерным тоном, который у него хорошо получался, — но для того чтобы отыскать вас, надо знать, где вы проживаете.
— Улица Паради, торговый дом Риуфов; каждый укажет вам, где находится наша контора.
— Оптовые торговцы?
— Да; но, быть может, Марсель находится вдалеке от того места, что служит вам убежищем; тогда приходите в Монредон, где я живу в деревенском доме; вы найдете его легко, если запомните мою фамилию.
— Мадемуазель Риуф, я и не подумаю забыть ее. И, если вы позволите, я приду к вам в контору, — продолжал нищий с живостью, — мне это больше подходит.
Он вновь расположился на своем каменном ложе, а молодые люди удалились.
Когда они отошли на несколько шагов, послышался голос оставленного ими на утесе бродяги, крикнувшего им вслед с прежней своей пошлой и насмешливой интонацией:
— Повеселитесь как следует по дороге, мои голубочки! В этой циничной шутке, которая прозвучала посреди величественного шума волн, ласкавших береговые скалы, было нечто зловещее, отчего в груди у Мариуса похолодело;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Выражение насмешливого кощунства, с каким были произнесены эти последние слова, еще более усилило неприязнь Мариуса к бродяге, однако он взвалил его себе на плечи, обогнул скалу, вскарабкался на нее с той единственной стороны, где это было возможно, и опустил его на площадку, венчающую вершину скалы.
Для человека, казалось, не слишком жаждавшего завязывать какие-то отношения с таможенниками и с рыбаками, часто посещавшими мыс Круазет, место временного ночлега было выбрано превосходно.
С южной стороны каменистый выступ образовывал заслон, что создавало между ним и отвесной стеной укрытие шириной в несколько шагов, обеспечивавшее защиту как от северо-западного ветра, так и от любопытства проходящих мимо людей.
Заметив находившуюся там котомку нищего, Мариус решил положить его рядом с ней.
— Нет, нет, — сказал тот, — ночь наступила, и мне здесь хорошо. Я не расположен к тому, чтобы лететь кувырком отсюда во второй раз; только пододвиньте ко мне бункер со съестными припасами.
Мариус понял, что называл так раненый, и поднял холщовый мешок, замеченный им раньше; мешок оказался гораздо тяжелее, чем можно было подумать; когда же молодой человек опустил его на скалу, раздался весьма удививший его лязг железа.
— Что это там, внутри него? — спросил он.
— Ах, черт побери! Да не все ли равно? Не хочешь ли ты строить из себя дознавателя? Ну что ж, поди, продай меня таможенникам, если отважишься, но, прежде чем наступит праздник святого Иоанна, ты увидишь горящей свою хибару, я тебе в этом клянусь!
— А я вам в свою очередь клянусь, что, несмотря на все ваши угрозы, я именно это и устрою вам, милейший; у меня создается впечатление, что никакой вы не бедняк, честно выпрашивающий себе у милосердных христиан средства к существованию.
Пока Мариус так говорил, нищий просунул руку в свою котомку, вытащил оттуда дорожную флягу и отпил из нее несколько больших глотков; порция горячительного вернула ему всю его дерзость; сделав неимоверное усилие, он поднялся на ноги и бросился на того, кто столь великодушно пришел ему на помощь.
У Мадлен вырвался крик, отозвавшийся эхом в скалах.
Но для молодого человека такой выпад нищего не был неожиданностью: быстрым движением он резко откинулся назад и, достав из своего кармана широкий нож, направил его на грудь нападающего, угрожая ему.
Бродяга увидел в темноте три вспышки света: одну отбросило лезвие ножа, две других исходили из глаз молодого человека; он сразу понял, что имеет дело с храбрым и решительным противником, а потому, с необычайной легкостью убрав с лица угрожающее выражение, вернул в рукав кинжал, который он держал между большим и указательным пальцами, и расхохотался.
— Ну же, — произнес он сквозь смех, — я же вам говорил, что водка послужит мне великолепным лекарством. И выпил-то я всего лишь несколько капель, а уже в состоянии нагнать на вас страх… Ну-ка, положите обратно в карман ваше орудие для срезания мидий, мой мальчик; вы ведь не захотите направить его против бедняги, который, со своей стороны, не окажется до такой степени неблагодарной тварью, чтобы захотеть причинить зло тем, кто спас ему жизнь.
Затем, видя, что Мариус вовсе не собирается изменить занятую им оборонительную позицию, он небрежно ударил ногой по своей таинственной котомке и добавил:
— Так что, вам по-прежнему очень хочется узнать, что лежит там внутри? Это гвозди и куски бугелей: я отрываю их от обломков потерпевших кораблекрушение судов, которые нам посылает святой Мистраль; это совсем неприбыльный промысел, но каким бы скудным он ни был, правительство им не пренебрегает и не позволяет, чтобы мы ему создавали конкуренцию; вот почему меня изредка беспокоит визит таможенных чиновников. Вы — другое дело; я уверен, что вы не захотите лишить бедняка средств к существованию. Что ж, поройтесь в моей котомке, если вам будет угодно.
Покорность, с какой это было сказано, произвела именно то действие, какое нищий и ожидал; не переходя от своей крайней предубежденности к чрезмерной доверчивости, молодой человек, казалось, поверил словам своего собеседника и даже не соизволил убедиться в их правдивости.
— Пусть будет так, — сказал он, — но опасности, сопряженные с вашей профессией, должны были бы приучить вас к большей осторожности в ваших высказываниях.
— Э-хе-хе, — пробормотал в отпет нищий, — несчастья ожесточили мой характер. Очень грустно, — продолжал он, стараясь придать своему голосу слезливый оттенок, — никогда не быть уверенным, будут ли у тебя завтра хлеб и лук! Вы только что говорили о милосердии, мой добрый господин; увы! Его не существует на земле: Богу угодно, чтобы мы обретали его там — наверху.
Словно в опровержение последних слов нищего Мариус вложил в руку несчастного все деньги, какие у него были при себе. Мадлен сгорала от желания присоединиться в деле милосердия к тому, кого она любила, но поиски ее в своих карманах были тщетными: из дома она вышла без денег.
— Милейший, — сказала Мадлен, — вы еще не в том возрасте, чтобы потерять надежду улучшить свое сегодняшнее положение; как только сумеете, зайдите ко мне: я постараюсь сделать для вас все, что будет возможно, и если вы не примете мои предложения, то, по крайней мере, этот визит принесет вам немалую милостыню.
— Я приду, хотя бы просто для того, чтобы поблагодарить вас за оказанную мне помощь, моя прекрасная мадемуазель, — произнес нищий лицемерным тоном, который у него хорошо получался, — но для того чтобы отыскать вас, надо знать, где вы проживаете.
— Улица Паради, торговый дом Риуфов; каждый укажет вам, где находится наша контора.
— Оптовые торговцы?
— Да; но, быть может, Марсель находится вдалеке от того места, что служит вам убежищем; тогда приходите в Монредон, где я живу в деревенском доме; вы найдете его легко, если запомните мою фамилию.
— Мадемуазель Риуф, я и не подумаю забыть ее. И, если вы позволите, я приду к вам в контору, — продолжал нищий с живостью, — мне это больше подходит.
Он вновь расположился на своем каменном ложе, а молодые люди удалились.
Когда они отошли на несколько шагов, послышался голос оставленного ими на утесе бродяги, крикнувшего им вслед с прежней своей пошлой и насмешливой интонацией:
— Повеселитесь как следует по дороге, мои голубочки! В этой циничной шутке, которая прозвучала посреди величественного шума волн, ласкавших береговые скалы, было нечто зловещее, отчего в груди у Мариуса похолодело;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66