ее страх и гнев рассеялись, как рассеивается туман в лучах утреннего солнца.
Девушка наклонилась к Мариусу, и тихим голосом, как будто она сама боялась услышать то, что собиралась произнести, вымолвила:
— Отчего же вы плачете, ведь я люблю вас!
XII. ГЛАВА, ИЗ КОТОРОЙ СТАНЕТ ЯСНО, КАК, ЖЕЛАЯ ПОЙМАТЬ РЫБКУ, ГОСПОДИН КУМБ ПОЙМАЛ СЕКРЕТ
Рыбная ловля вполне вознаграждала г-на Кумба за садоводческие терзания.
Казалось, самим Небом ему было предначертано, словно новоявленному Аттиле, истребить всю рыбу в Марсельском заливе.
В удачные дни каждый вечер он возвращался домой, как он сам выражался на своем скорее придуманном, нежели академическом языке, с шикарной рыбой и с той высокомерной улыбкой на лице, какая характерна для счастливых победителей; каждый вечер он мог приготовить такое блюдо буйабеса, какое по своему объему достойно было присутствовать на обеде, во время которого супруга Грангузье съела столько требухи.
К несчастью, чем ближе была зима, чем реже были излишества с шафранным соусом, тем больше возрастало дурное настроение г-на Кумба.
Целыми неделями небо было затянуто мрачными тучами; всегда такое лазурное Средиземное море становилось пепельным, и белокурой и нежной Амфитрите, словно восставшему гиганту, казалось, хотелось взобраться на небо, ломая руки в облаках и завывая тем угрожающим голосом, что наводит ужас на побережье.
Целыми неделями г-н Кумб ходил от своего домика к лодке и от лодки к домику, с тревогой всматриваясь в небо, потирая руки при малейшем затишье на море и тотчас же отвязывая лодку от креплений, готовый выйти на ней в море, и почти тут же угадывая по усиливавшемуся шторму хрупкость своей надежды; с грустью наблюдая громадные волны, каждый раз по три подряд разбивающие свои огромные спирали о прибрежные скалы, и подсчитывая количество рыбы, какое могло содержаться в каждой волне, и расстояние, какое отделяло эту рыбу от его кастрюль; при этом он был в высшей степени расположен к тому, чтобы, как Ксеркс, отхлестать бичом это море, отказывавшееся выдать ему добычу, которую он так страстно жаждал.
Он не раз пытался отыграться на зубатках и султанках, во время бури приближающихся к пресным водам; плывя вдоль берега, он забрасывал удочку в устье Ювоны; но однажды, желая кинуть свою снасть поближе к открытому морю, он по неосторожности двинулся слишком далеко и был опрокинут волной чудовищных размеров, так что если бы не помощь одного молодою военного, его восторженного поклонника, и течение двух часов сидевшего рядом с ним и бравшего бессловесный урок у столь опытного преподавателя, то г-н Кумб, наказанный по принципу око за око, зуб за зуб, был бы унесен в море и предоставил бы обитателям морских глубин возможность осуществить месть одновременно легкую и вкусную.
Впрочем, во славу г-на Кумба будет сказано, что он пренебрегал такой добычей, как зубатки и султанки. Будучи истинным марсельцем, г-н Кумб ценил лишь рыбу, обитающую у скал, а эту обвиняли в присущем ей запахе тины, и г-н Кумб находил, что она не более, чем макрель, достойна почестей на его столе.
Когда же море решалось пойти на некоторые уступки в добрососедских отношениях с г-ном Кумбом, когда оно проявляло покорность по отношению к нему, бывший грузчик торопился выйти в открытое море, но волнение оставалось таким сильным, что ему приходилось трудиться до кровавого пота, чтобы передвигаться на своей зверюге. Эти плоскодонные лодки были очень тяжелые, и лишь ценой неимоверных усилий и ломоты во всем теле г-ну Кумбу удавалось достичь своего любимого места в море.
Как-то раз ему пришла в голову одна идея, и он стал терпеливо ждать воскресенья — единственного дня, когда возможно было привести ее в исполнение.
Эта идея состояла ни много ни мало в том, чтобы, отказавшись наслаждаться своими радостями в одиночестве, завлечь Мариуса в великое братство любителей удочки.
Такой сильный и крепкий молодой человек должен был прекрасно справиться с веслами. С его помощью г-н Кумб надеялся пренебречь ветрами и бурями и даже возомнил, что, пока продлится скверная погода, хотя бы раз в неделю он непременно будет обеспечен буйабесом.
В субботу вечером, когда сын Милетты явился к ним в дом, он казался таким довольным и радостным, что г-н Кумб был немало удивлен. Ему даже не пришла в голову мысль приписать счастливое выражение лица воспитанника какой-нибудь иной причине, кроме того предложения, какое он собирался ему сделать, а поскольку бывший грузчик в глубочайшей тайне хранил свои планы, он был изумлен способностью Мариуса предчувствовать, просветившей молодого человека в отношении счастливой судьбы, которая его ожидала.
По окончании ужина г-н Кумб откинулся на спинку стула и, полуприкрыв глаза и приняв величественную позу министра, благосклонно относящегося к своему подопечному, замедленным и торжественным тоном, подобающим столь важным обстоятельствам, объявил Мариусу, что завтра он удостоит его соизволения разделить вместе с ним все радости рыбной ловли на леску.
Но воодушевление, с каким молодой человек воспринял это известие, ничуть не соответствовало важности события; внимательный наблюдатель заметил бы, как улыбка улетучилась с его уст при первых же словах бывшего грузчика; однако тот был слишком высокого мнения о тех милостях, какие он даровал своему приемному сыну, и в то же время слишком озабочен собственными приготовлениями, чтобы тратить время, старательно разглядывая выражение лица своего будущего ученика.
Однако, когда Мариус обнаружил намерение прогуляться в саду после вечерней трапезы, г-н Кумб строго запретил ему делать это, и, чтобы самому быть уверенным в том, что ничто не отвлечет молодого человека в канун боевого крещения и он найдет его полным сил и бодрости, когда наступит час отправляться в путь, он запер своего подопечного в его комнате.
Задолго до наступления рассвета г-н Кумб соскочил с постели и пошел будить сына Милетты; он окликнул его несколько раз, но не получил ответа; тогда он вставил ключ в замок, резко распахнул дверь, громким голосом награждая молодого человека всевозможными эпитетами, придуманными с целью смутить лентяев, но никто не отвечал; он изо всех сил сдернул одеяло, не встретив при этом никакого сопротивления; тогда он ощупал тюфяки и увидел, что место, где должен был лежать Мариус, оставалось холодным и нетронутым.
Превосходное поведение Мариуса и почтительная преданность его к тому, кого он считал своим благодетелем, никогда — это мы уже видели раньше — не пересиливали неприязнь, какую г-н Кумб испытывал к воспитаннику.
Господин Кумб тотчас же подумал о своих деньгах; его пылкое, как у всех южан, воображение извлекло из этого ночного побега самые прискорбные выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Девушка наклонилась к Мариусу, и тихим голосом, как будто она сама боялась услышать то, что собиралась произнести, вымолвила:
— Отчего же вы плачете, ведь я люблю вас!
XII. ГЛАВА, ИЗ КОТОРОЙ СТАНЕТ ЯСНО, КАК, ЖЕЛАЯ ПОЙМАТЬ РЫБКУ, ГОСПОДИН КУМБ ПОЙМАЛ СЕКРЕТ
Рыбная ловля вполне вознаграждала г-на Кумба за садоводческие терзания.
Казалось, самим Небом ему было предначертано, словно новоявленному Аттиле, истребить всю рыбу в Марсельском заливе.
В удачные дни каждый вечер он возвращался домой, как он сам выражался на своем скорее придуманном, нежели академическом языке, с шикарной рыбой и с той высокомерной улыбкой на лице, какая характерна для счастливых победителей; каждый вечер он мог приготовить такое блюдо буйабеса, какое по своему объему достойно было присутствовать на обеде, во время которого супруга Грангузье съела столько требухи.
К несчастью, чем ближе была зима, чем реже были излишества с шафранным соусом, тем больше возрастало дурное настроение г-на Кумба.
Целыми неделями небо было затянуто мрачными тучами; всегда такое лазурное Средиземное море становилось пепельным, и белокурой и нежной Амфитрите, словно восставшему гиганту, казалось, хотелось взобраться на небо, ломая руки в облаках и завывая тем угрожающим голосом, что наводит ужас на побережье.
Целыми неделями г-н Кумб ходил от своего домика к лодке и от лодки к домику, с тревогой всматриваясь в небо, потирая руки при малейшем затишье на море и тотчас же отвязывая лодку от креплений, готовый выйти на ней в море, и почти тут же угадывая по усиливавшемуся шторму хрупкость своей надежды; с грустью наблюдая громадные волны, каждый раз по три подряд разбивающие свои огромные спирали о прибрежные скалы, и подсчитывая количество рыбы, какое могло содержаться в каждой волне, и расстояние, какое отделяло эту рыбу от его кастрюль; при этом он был в высшей степени расположен к тому, чтобы, как Ксеркс, отхлестать бичом это море, отказывавшееся выдать ему добычу, которую он так страстно жаждал.
Он не раз пытался отыграться на зубатках и султанках, во время бури приближающихся к пресным водам; плывя вдоль берега, он забрасывал удочку в устье Ювоны; но однажды, желая кинуть свою снасть поближе к открытому морю, он по неосторожности двинулся слишком далеко и был опрокинут волной чудовищных размеров, так что если бы не помощь одного молодою военного, его восторженного поклонника, и течение двух часов сидевшего рядом с ним и бравшего бессловесный урок у столь опытного преподавателя, то г-н Кумб, наказанный по принципу око за око, зуб за зуб, был бы унесен в море и предоставил бы обитателям морских глубин возможность осуществить месть одновременно легкую и вкусную.
Впрочем, во славу г-на Кумба будет сказано, что он пренебрегал такой добычей, как зубатки и султанки. Будучи истинным марсельцем, г-н Кумб ценил лишь рыбу, обитающую у скал, а эту обвиняли в присущем ей запахе тины, и г-н Кумб находил, что она не более, чем макрель, достойна почестей на его столе.
Когда же море решалось пойти на некоторые уступки в добрососедских отношениях с г-ном Кумбом, когда оно проявляло покорность по отношению к нему, бывший грузчик торопился выйти в открытое море, но волнение оставалось таким сильным, что ему приходилось трудиться до кровавого пота, чтобы передвигаться на своей зверюге. Эти плоскодонные лодки были очень тяжелые, и лишь ценой неимоверных усилий и ломоты во всем теле г-ну Кумбу удавалось достичь своего любимого места в море.
Как-то раз ему пришла в голову одна идея, и он стал терпеливо ждать воскресенья — единственного дня, когда возможно было привести ее в исполнение.
Эта идея состояла ни много ни мало в том, чтобы, отказавшись наслаждаться своими радостями в одиночестве, завлечь Мариуса в великое братство любителей удочки.
Такой сильный и крепкий молодой человек должен был прекрасно справиться с веслами. С его помощью г-н Кумб надеялся пренебречь ветрами и бурями и даже возомнил, что, пока продлится скверная погода, хотя бы раз в неделю он непременно будет обеспечен буйабесом.
В субботу вечером, когда сын Милетты явился к ним в дом, он казался таким довольным и радостным, что г-н Кумб был немало удивлен. Ему даже не пришла в голову мысль приписать счастливое выражение лица воспитанника какой-нибудь иной причине, кроме того предложения, какое он собирался ему сделать, а поскольку бывший грузчик в глубочайшей тайне хранил свои планы, он был изумлен способностью Мариуса предчувствовать, просветившей молодого человека в отношении счастливой судьбы, которая его ожидала.
По окончании ужина г-н Кумб откинулся на спинку стула и, полуприкрыв глаза и приняв величественную позу министра, благосклонно относящегося к своему подопечному, замедленным и торжественным тоном, подобающим столь важным обстоятельствам, объявил Мариусу, что завтра он удостоит его соизволения разделить вместе с ним все радости рыбной ловли на леску.
Но воодушевление, с каким молодой человек воспринял это известие, ничуть не соответствовало важности события; внимательный наблюдатель заметил бы, как улыбка улетучилась с его уст при первых же словах бывшего грузчика; однако тот был слишком высокого мнения о тех милостях, какие он даровал своему приемному сыну, и в то же время слишком озабочен собственными приготовлениями, чтобы тратить время, старательно разглядывая выражение лица своего будущего ученика.
Однако, когда Мариус обнаружил намерение прогуляться в саду после вечерней трапезы, г-н Кумб строго запретил ему делать это, и, чтобы самому быть уверенным в том, что ничто не отвлечет молодого человека в канун боевого крещения и он найдет его полным сил и бодрости, когда наступит час отправляться в путь, он запер своего подопечного в его комнате.
Задолго до наступления рассвета г-н Кумб соскочил с постели и пошел будить сына Милетты; он окликнул его несколько раз, но не получил ответа; тогда он вставил ключ в замок, резко распахнул дверь, громким голосом награждая молодого человека всевозможными эпитетами, придуманными с целью смутить лентяев, но никто не отвечал; он изо всех сил сдернул одеяло, не встретив при этом никакого сопротивления; тогда он ощупал тюфяки и увидел, что место, где должен был лежать Мариус, оставалось холодным и нетронутым.
Превосходное поведение Мариуса и почтительная преданность его к тому, кого он считал своим благодетелем, никогда — это мы уже видели раньше — не пересиливали неприязнь, какую г-н Кумб испытывал к воспитаннику.
Господин Кумб тотчас же подумал о своих деньгах; его пылкое, как у всех южан, воображение извлекло из этого ночного побега самые прискорбные выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66