Граф не мог отвести глаз от поблескивающего пятна канделябра. Господи, неужели это возможно? Он не видел ничего, кроме маленьких пятен света и отблеска серебра.
— Я закончила твой портрет, — сказала Лилиана, когда слуга поставил перед хозяином тарелку с утиным супом. — И велела Бертраму повесить его в западном крыле рядом с другими фамильными портретами. Он заявил, что на этом портрете ты как живой.
— Ты очень талантлива, — пробормотал Эдриан.
— Тебе не нравится этот суп?
Поняв, что она смотрит на него, он перевел взгляд туда, где должна была стоять тарелка.
И ничего не увидел.
Эдриан нащупал ложку, осторожно положил ее в горячую жидкость и попытался хоть что-нибудь рассмотреть.
— …Бертрам думает то же самое.
Что она сказала?
— Прости?
— Портрет двух девушек. Одна из них похожа на тебя. И тогда я поняла, что меня беспокоило. Эта картина напомнила мне портрет в Килинг-Парке. Ребенком я провела много часов в галерее. Ты помнишь портрет мужчины, который поставил ногу на стул и прижал к бедру хлыст для верховой езды? Ты очень похож на него.
Эдриан побледнел и отложил ложку. Господи, не может быть, это просто невозможно! Он видел неясную тень человека! Он лихорадочно потер руки о колени, боясь повернуть голову в сторону Лилианы. Неужели? Неужели Бог так его одарил? Если к нему вернулось зрение, он будет на коленях благодарить Его.
— …и, конечно, она.
Эдриан повернулся на голос жены и подумал, что сейчас впервые за всю жизнь потеряет сознание. Он ее видел! Правда, не четко, лишь смутное очертание головы.
— Она? — хрипло переспросил Эдриан.
— Полли. Естественно, она знала каждого, кто носил имя Олбрайт, но она не может пойти со мной в западное крыло, потому что у нее распухла лодыжка. Тем не менее она твердо уверена, что это твоя мать.
Напрягая глаза, он пытался увидеть еще что-нибудь, кроме тени, которую принимал за голову Лилианы. Что она скажет, узнав, что он уже почти видит ее? Нет, нет, говорить ей пока рано, сначала он должен убедиться.
— Почему ты смотришь на меня так странно? О, лодыжка Полли, — вздохнула Лилиана. — Она всех нас удивила, а раз я знаю, что она ударилась о диван, придется его передвинуть. Ну правда, Эдриан, почему ты смотришь на меня так странно?
— Я на тебя не смотрю. Ведь я ничего не вижу, — неохотно произнес он.
Эдриан снова взял ложку и, продолжая есть, пытался разговаривать с женой, но его внимание было поглощено тем, что он считал канделябром, тенью слуги и очертанием ее головы. Если бы он не сошел с ума, то давно бы вскочил с места, чтобы излить свою радость. Впрочем, он еще не уверен, и вряд ли можно говорить о том, что к нему вернулось зрение.
Но тогда как бы он узнал, что Лилиана украла его пудинг? Тарелка стояла рядом, и он видел, как к ней протянулась тень руки. Игра больного воображения — или он все-таки в своем уме?
— Ты очень любишь пудинг? — небрежно спросил Эдриан.
Лилиана ответила не сразу, и он со страхом ощутил, что все в комнате замерли, уставившись на него.
— Прости. Но ты никогда его не ел. Это… хлебный пудинг, я его просто обожаю, — растерянно пробормотала она.
Сердце у Эдриана подпрыгнуло. Значит, он его видел.
— Ну и ешь на здоровье, принцесса.
До конца ужина они молчали. Лилиана — от смущения, что ее поймали, а Эдриан — потрясенный своим открытием.
Зрение возвращалось к нему медленно.
Расплывчатые тени, приводившие его в смятение, начали обретать форму, а неясный свет так действовал на глаза, что Эдриан уже не мог отрицать его существование. И когда он увидел тень Лилианы полностью, ему чуть не сделалось дурно от страха. В слепоте он узнал о ней больше, чем за весь брак, и теперь боялся, что просто убедил себя в этом. Может, он лишь вообразил, что любит ее, и льнул к ней от отчаяния? Что будет, когда он снова увидит ее? А что подумает она? Действительно ли она не покинула его из любви или просто его жалеет?
Эдриан был поражен, когда начал различать ее лицо. У него возникло ощущение красоты, естественной, неподдельной, рожденной душой, а не косметикой. Лилиана была… сверкающей. Ему казалось, что он видит искры в темных кругах, обозначающих ее глаза, отблеск ее великолепной улыбки. Он стал видеть более отчетливо и понял, каким был глупцом. Лилиана прекрасна, а он, занятый собственными переживаниями, этого не замечал.
Странно, чем яснее он видел ее лицо, тем больше сомневался, рассказать ей или нет. Вдруг его чувства изменятся, когда он ее увидит? Да, он любил ее, но это почему-то вызывало у него тревогу. Многолетний опыт подсказывал ему, что любить означает потерять. Он находился между двумя мирами: миром темноты, дающим покой, и миром света, в котором жила Лилиана свободно и радостно.
Когда ее тень мало-помалу обрела резкость, Эдриан понял, насколько его жена свободна. Лилиана запечатлевала на холсте образы, казалось, возникающие у нее где-то внутри. Например, своих «малышей» на лужайке. Она называла их «малыши», хотя Мод и Хьюго теперь были ростом с небольшого теленка. А вечером в Золотом салоне она ему читала, и Эдриан обнаружил, что ей не нравится его равнодушие к популярной литературе.
— Этот роман — полная чушь, — как-то сказал он про книгу Джейн Остин.
Лилиана молча покачала головой и продолжила чтение, пока в середине главы он не воскликнул:
— Что за абсурд! Она пишет как ребенок!
— Это не научный труд, милорд. — Жена выглядела очень расстроенной, но ответила спокойно: — Книга предназначена для развлечения.
Эдриан воздержался от дальнейших комментариев, боясь расхохотаться.
Однако худшее ждало его, когда он вошел в комнату и увидел ее лежащей в ванне. Мыльная вода переливалась через край, он мог различить соблазнительную грудь, похожую в воде на два поплавка. Ему стоило большого труда выслушать рассказ о последней ссоре Макса с горничной. Потом Лилиана завела разговор о шторах, и он был уверен, что видел, как ее руки скользят по груди, а пальцы касаются сосков. Эдриан едва удержался, чтобы не прыгнуть к ней в ванну. Но зрение у него пока слабое — возможно, он видел то, что хотел видеть.
Эдриан никогда не произносил слово «любовь», чтобы выразить свою глубочайшую благодарность жене. Даже убедив себя, что это любовь (а иногда он был уверен, что любит ее), он тем не менее сознавал, что она не перечеркивала уроки, которые преподнесла ему жизнь. Он не мог рисковать. Только не сейчас. И не этим.
Хотя зрение с каждым днем все улучшалось, Эдриан не находил мужества признаться жене. Пока однажды Бенедикт не нанес им очередной визит.
За чаем он ясно увидел силуэты жены и брата, сидящих слишком близко друг к другу, услышал смех Лилианы, которая что-то говорила собакам. Вечером его подозрение усилилось, и он до боли напрягал глаза, браня себя за нелепое поведение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67