— сказала она холодно.
— Это не мое занятие, — ответил он.
— А почему бы и нет, не понимаю, — ответила Вера.
Флетчер нахмурился. Постоянные нападки миссис Эшли, ее горячность и несдержанность ранили его. Он не мог себе представить, как можно любить такую резкую и самоуверенную женщину. Но Флетчер хорошо понимал причину такого ее поведения: Вера боялась полюбить его. Это и заставляло ее быть грубой и непреклонной. Это были попытки самообороны, инстинктивной и неосознанной. Но они-то и ранили его тяжелее всего — ведь он любил Веру.
Он протянул ей руку, но миссис Эшли оставалась неподвижной, и рука лейтенанта опустилась. Ему больно было расставаться с ней.
— Вера!
— Оставьте меня, лейтенант, — прошептала молодая вдова, схватившись руками за голову. — Если Вы любите меня, позвольте мне уйти.
Вера выскользнула из комнаты. Флетчер даже не пошевельнулся, чтобы остановить ее. Он стоял неподвижно, слушая шум удаляющихся шагов миссис Эшли.
Флетчер подошел к окну и, опершись на вытянутую руку, прижался лбом к холодному стеклу. Солнце разгоняло тени на улице, Вериной там уже не было Как всегда подтянутый и аккуратный в своем красно-черном мундире, Флетчер вышел из комнаты на мощеную улицу, и дверь за ним с треском закрылась.
Глава 11
Прошло два дня. Шли последние приготовления к началу долгожданной ассамблеи в Доме собраний.
Вера стояла в дверях и руководила размещением того самого панно, которое было изготовлено на собраниях дамского кружка Эшли. Вера пришила кольца с одного края полотнища, и теперь оно висело у входа в ассамблею как знамя. Женщины потрудились на славу, их работа была превосходной.
Вера поблагодарила мужчину, который помогал ей укреплять панно, и весьма удовлетворенная вошла в зал.
Все помещение было битком набито народом. Воздух был насыщен запахами потных тел, теплом и влагой. Все скамейки были заняты. Сидеть и стоять приходилось плечом к плечу. Вера пробиралась сквозь толпу, орудуя плечами и локтями, и наконец добралась до трибуны, где находились вожди города, в том числе Сэм Адаме и врач-психиатр Джозеф Уоррен, человек хорошо воспитанный и образованный. Вера давно хотела послушать их выступления.
А за стенами шел мелкий нудный дождь. Темные кучевые облака неслись, подгоняемые морским ветром по серому небу. Окна здания были залиты дождем, и в зале стало так темно, что пришлось зажечь лампы: три около трибуны и две под галереей перед массивными дверями. Панно хлопало и дрожало каждый раз, когда открывалась дверь. Шум толпы заглушал завывание ветра за стеной. Под потолком никем не замеченная летала птица, которая здесь наконец нашла убежище от дождя и непогоды.
Наконец поднялся мистер Адаме и призвал к тишине. Голоса смолкли почти сразу. Доктор Уоррен стоял, мягко улыбаясь, и ожидал, пока все успокоятся.
Улыбка доктора Уоррена напомнила Вере самый горький день ее жизни. На улице было холодно и ясно, дома пылал огонь в очаге, а Вера взбивала масло из загустевших сливок. Она никогда не забудет, как замерло ее сердце, когда она увидела на пороге капитана корабля, на котором служил Эшли. Капитан вошел без стука, на плечах его висела голубая куртка, а позади шел виновато улыбающийся доктор Уоррен.
Именно эта улыбка вызвала страшное предчувствие у миссис Эшли.
— Уильям?.. — спросила она, но ответа уже не требовалось.
Она не забудет и слез, блестевших в глазах капитана, не забудет и заботливых рук Джозефа Уоррена, подхвативших Веру, когда она лишилась сознания.
Теперь Вера из-под веера внимательно разглядывала лицо доктора. Многое изменилось с тех пор, но не все. После того страшного дня Вера больше никогда не взбивала масло сама. Она начала покупать его на рынке. Теперь все двери в ее доме, кроме одной, выходившей на кухонный дворик, были всегда заперты, как будто это могло что-то изменить. Капитан корабля, на котором плавал Уильям, стал его владельцем и увел его далеко от Бостона еще до того, как гавань была заблокирована.
Чувство утраты, которое не покидало миссис Эшли все три года и только в последнее время стало отступать, вернулось вновь.
Уже закончилась молитва, а Вера продолжала сидеть, опустив голову на грудь. Она встрепенулась только тогда, когда услышала бас доктора Адамса, чью речь все ждали с большим нетерпением. Но вместо долгожданного выступления миссис Эшли пришлось наблюдать, как какой-то человек выскочил на трибуну и обратился к сидящим в зале горожанам.
— Прошу Вас, проходите вперед! Вперед, пожалуйста! Добрые граждане! Прошу Вас, отодвиньтесь подальше от офицеров полковника Гаррисона!
Он вовсю размахивал руками, показывая, кто и как должен был пересесть. Удивленные горожане послушно освободили место для английских офицеров, которые пробирались из задних рядов и размещались на опустевшей скамье.
Вера внимательно посмотрела в их сторону. «Его здесь нет, слава Богу!» Молодая женщина облегченно вздохнула.
Сэм Адаме был доволен этим маневром, и улыбка искривила его полные губы. Он специально привлек внимание собравшихся к английским офицерам. «Красные мундиры» обычно посещали подобные собрания, чтобы насмешничать и издеваться над присутствующими. Но теперь они сидят в центре зала, у самой трибуны, и не решатся на подобное поведение.
Адаме начал свою речь. Он призвал к чувствам собравшихся, напомнил им о мученичестве и праведном гневе.
Расчет Адамса не оправдался. Британские солдаты имели наглость громко разговаривать и жестикулировать даже здесь, около трибуны. И оратор закончил речь совершенно разгневанный.
Настал черед Джозефа Уоррена. Белоснежная тога развевалась в такт его движениям. Уоррен тихим голосом обратился к залу и пожелал всем присутствующим доброго утра. Тембр его голоса произвел на публику удивительное действие: все разговоры прекратились, и все взоры устремились на оратора. Каждое его слово слушатели ловили с удесятеренным вниманием.
— Во многих некогда процветавших государствах происходили столкновения армий и свободных общин. Так было и в Сиракузах, оборонявшихся от Рима, и других государствах, от которых в памяти людской не оставалось даже названий…
Начало речи напоминало Вере все его предыдущие выступления, которые он произносил в течение 5 лет после «Бостонского избиения».
После небольшой паузы Уоррен продолжил свою мысль.
— Солдатам всегда внушали, что оружие — это единственный способ разрешения конфликтов между государствами. Солдат всегда обязан подчиняться своим командирам, не задавая вопросов о справедливости приказов.
Вера вспомнила о Флетчере. Он был не только солдатом. Он сам командовал солдатами. Веер выпал из ее ослабевших рук и упал на подол платья.
— Следовательно, они должны внушать страх в качестве готовых инструментов для поддержания тирании и подавления…
Из зала раздались возгласы одобрения, Вера захлопала в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Это не мое занятие, — ответил он.
— А почему бы и нет, не понимаю, — ответила Вера.
Флетчер нахмурился. Постоянные нападки миссис Эшли, ее горячность и несдержанность ранили его. Он не мог себе представить, как можно любить такую резкую и самоуверенную женщину. Но Флетчер хорошо понимал причину такого ее поведения: Вера боялась полюбить его. Это и заставляло ее быть грубой и непреклонной. Это были попытки самообороны, инстинктивной и неосознанной. Но они-то и ранили его тяжелее всего — ведь он любил Веру.
Он протянул ей руку, но миссис Эшли оставалась неподвижной, и рука лейтенанта опустилась. Ему больно было расставаться с ней.
— Вера!
— Оставьте меня, лейтенант, — прошептала молодая вдова, схватившись руками за голову. — Если Вы любите меня, позвольте мне уйти.
Вера выскользнула из комнаты. Флетчер даже не пошевельнулся, чтобы остановить ее. Он стоял неподвижно, слушая шум удаляющихся шагов миссис Эшли.
Флетчер подошел к окну и, опершись на вытянутую руку, прижался лбом к холодному стеклу. Солнце разгоняло тени на улице, Вериной там уже не было Как всегда подтянутый и аккуратный в своем красно-черном мундире, Флетчер вышел из комнаты на мощеную улицу, и дверь за ним с треском закрылась.
Глава 11
Прошло два дня. Шли последние приготовления к началу долгожданной ассамблеи в Доме собраний.
Вера стояла в дверях и руководила размещением того самого панно, которое было изготовлено на собраниях дамского кружка Эшли. Вера пришила кольца с одного края полотнища, и теперь оно висело у входа в ассамблею как знамя. Женщины потрудились на славу, их работа была превосходной.
Вера поблагодарила мужчину, который помогал ей укреплять панно, и весьма удовлетворенная вошла в зал.
Все помещение было битком набито народом. Воздух был насыщен запахами потных тел, теплом и влагой. Все скамейки были заняты. Сидеть и стоять приходилось плечом к плечу. Вера пробиралась сквозь толпу, орудуя плечами и локтями, и наконец добралась до трибуны, где находились вожди города, в том числе Сэм Адаме и врач-психиатр Джозеф Уоррен, человек хорошо воспитанный и образованный. Вера давно хотела послушать их выступления.
А за стенами шел мелкий нудный дождь. Темные кучевые облака неслись, подгоняемые морским ветром по серому небу. Окна здания были залиты дождем, и в зале стало так темно, что пришлось зажечь лампы: три около трибуны и две под галереей перед массивными дверями. Панно хлопало и дрожало каждый раз, когда открывалась дверь. Шум толпы заглушал завывание ветра за стеной. Под потолком никем не замеченная летала птица, которая здесь наконец нашла убежище от дождя и непогоды.
Наконец поднялся мистер Адаме и призвал к тишине. Голоса смолкли почти сразу. Доктор Уоррен стоял, мягко улыбаясь, и ожидал, пока все успокоятся.
Улыбка доктора Уоррена напомнила Вере самый горький день ее жизни. На улице было холодно и ясно, дома пылал огонь в очаге, а Вера взбивала масло из загустевших сливок. Она никогда не забудет, как замерло ее сердце, когда она увидела на пороге капитана корабля, на котором служил Эшли. Капитан вошел без стука, на плечах его висела голубая куртка, а позади шел виновато улыбающийся доктор Уоррен.
Именно эта улыбка вызвала страшное предчувствие у миссис Эшли.
— Уильям?.. — спросила она, но ответа уже не требовалось.
Она не забудет и слез, блестевших в глазах капитана, не забудет и заботливых рук Джозефа Уоррена, подхвативших Веру, когда она лишилась сознания.
Теперь Вера из-под веера внимательно разглядывала лицо доктора. Многое изменилось с тех пор, но не все. После того страшного дня Вера больше никогда не взбивала масло сама. Она начала покупать его на рынке. Теперь все двери в ее доме, кроме одной, выходившей на кухонный дворик, были всегда заперты, как будто это могло что-то изменить. Капитан корабля, на котором плавал Уильям, стал его владельцем и увел его далеко от Бостона еще до того, как гавань была заблокирована.
Чувство утраты, которое не покидало миссис Эшли все три года и только в последнее время стало отступать, вернулось вновь.
Уже закончилась молитва, а Вера продолжала сидеть, опустив голову на грудь. Она встрепенулась только тогда, когда услышала бас доктора Адамса, чью речь все ждали с большим нетерпением. Но вместо долгожданного выступления миссис Эшли пришлось наблюдать, как какой-то человек выскочил на трибуну и обратился к сидящим в зале горожанам.
— Прошу Вас, проходите вперед! Вперед, пожалуйста! Добрые граждане! Прошу Вас, отодвиньтесь подальше от офицеров полковника Гаррисона!
Он вовсю размахивал руками, показывая, кто и как должен был пересесть. Удивленные горожане послушно освободили место для английских офицеров, которые пробирались из задних рядов и размещались на опустевшей скамье.
Вера внимательно посмотрела в их сторону. «Его здесь нет, слава Богу!» Молодая женщина облегченно вздохнула.
Сэм Адаме был доволен этим маневром, и улыбка искривила его полные губы. Он специально привлек внимание собравшихся к английским офицерам. «Красные мундиры» обычно посещали подобные собрания, чтобы насмешничать и издеваться над присутствующими. Но теперь они сидят в центре зала, у самой трибуны, и не решатся на подобное поведение.
Адаме начал свою речь. Он призвал к чувствам собравшихся, напомнил им о мученичестве и праведном гневе.
Расчет Адамса не оправдался. Британские солдаты имели наглость громко разговаривать и жестикулировать даже здесь, около трибуны. И оратор закончил речь совершенно разгневанный.
Настал черед Джозефа Уоррена. Белоснежная тога развевалась в такт его движениям. Уоррен тихим голосом обратился к залу и пожелал всем присутствующим доброго утра. Тембр его голоса произвел на публику удивительное действие: все разговоры прекратились, и все взоры устремились на оратора. Каждое его слово слушатели ловили с удесятеренным вниманием.
— Во многих некогда процветавших государствах происходили столкновения армий и свободных общин. Так было и в Сиракузах, оборонявшихся от Рима, и других государствах, от которых в памяти людской не оставалось даже названий…
Начало речи напоминало Вере все его предыдущие выступления, которые он произносил в течение 5 лет после «Бостонского избиения».
После небольшой паузы Уоррен продолжил свою мысль.
— Солдатам всегда внушали, что оружие — это единственный способ разрешения конфликтов между государствами. Солдат всегда обязан подчиняться своим командирам, не задавая вопросов о справедливости приказов.
Вера вспомнила о Флетчере. Он был не только солдатом. Он сам командовал солдатами. Веер выпал из ее ослабевших рук и упал на подол платья.
— Следовательно, они должны внушать страх в качестве готовых инструментов для поддержания тирании и подавления…
Из зала раздались возгласы одобрения, Вера захлопала в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76