Он выбежал из гостиной через французские двери, выходившие в сад, и не возвращался в дом, пока на остров не спустилась тьма, и в окнах не зажглись огни.
ГЛАВА 5
Прекрасная и трагичная музыка Дункана по-прежнему звучала в ушах Фиби и дрожью расходилась по телу, хотя он уже давно выскочил из-за клавесина, в бешеном порыве опрокинув табурет, и выбежал из гостиной. Струны клавесина еще дрожали в жалобном плаче, когда вдали громко хлопнула дверь.
Фиби не стала поднимать табурет, даже это было бы самонадеянностью, а она и так сделала достаточно глупостей для одного дня. Она только провела пальцами по клавишам из слоновой кости, не потерявшим своей чистоты, нежно, как будто успокаивая инструмент, извлекая из него звенящий ручеек тихих жалобных нот. Краем глаза она увидела, что за ней безмолвно наблюдает Старуха, сложив смуглые руки на груди, ее лицо было безмятежным, как у ангела.
— Если бы я только оставила его в покое… — пробормотала Фиби с тихой лаской, — Ты хотела помочь, — ласково откликнулась Старуха. — Но его раненую душу даже ты не можешь исцелить. С этим делом может справиться только сам мистер Дункан с помощью Создателя.
Фиби, обернувшись, встретила спокойный взгляд своей доброй феи.
— Ты просто чудо! — сказала она с чувством, хотя ей было еще слишком грустно, чтобы улыбнуться. — Откуда в тебе столько мудрости?
— Долго на свете прожила, — был ответ. — Смотрела и слушала.
Фиби кивнула и, глубоко вздохнув, задумалась. Затем объявила решение, к которому давно пришла, но была не в силах высказать.
— Я не могу здесь оставаться! — заявила она.
Старуха ничего не ответила, но подошла к Фиби и, взяв ее за руку, как Симона, долго изучала ее ладонь. На этот раз Фиби не пыталась высвободить руку. В эти мгновения она чувствовала, будто самую ее душу исследуют, взвешивают, рассматривают.
Наконец на губах Старухи заиграла улыбка, словно птица, с легкостью взлетевшая на ветку.
— Да, — сказала она. — Ты уедешь отсюда. Это необходимо.
— Ты мне поможешь?
Старуха всматривалась в глаза Фиби, как будто разглядывала в них образы и знамения, скрытые от самой Фиби. По спине девушки побежали мурашки, но это ощущение было порождено таинственностью, а не страхом.
— Сегодня ночью лодка увезет тебя на далекий остров. Но ты должна собраться с силами, ибо это будет нелегкое путешествие.
Фиби уже узнала, что жизнь в восемнадцатом веке никак нельзя назвать легкой от человека требовалось немало энергии, чтобы удовлетворить свои самые насущные потребности. Даже такое простое действие, как умывание, требовало стратегического планирования, а принять ванну было просто монументальным начинанием.
— Меня это не удивляет, — сказала Фиби рассудительно.
Остаток дня она провела у кровати Алекса и, хотя он снова был без сознания, читала вслух томик Чосера, который нашла в гостиной. Фиби была образованной женщиной, но староанглийский не был ее сильной стороной и она мало что понимала из прочитанного. Все это занятие отвлекало ее мысли от собственных тревог и, как она надеялась, служило нитью, пусть даже тонкой, которая связывала Алекса с миром живых.
На закате она поела в темном уголке кухни, расположенной в отдельном здании, а когда на остров спустилась ночь, за ней пришел юноша-туземец. Не говоря ни слова, он повел ее по дорожке среди тропической зелени к берегу и там указал на изящное, похожее на каноэ суденышко, лежавшее на белом песке.
Проглотив комок, Фиби залезла в лодку, прижимая к груди жалкий узелок с платьем, бельем, куском мыла, и уселась на узкой скамейке. Юноша зашел в темно-бирюзовую воду, напрягая бронзовые мышцы, уверенно столкнул лодку в воду, взялся за весла, и суденышко заскользило по дрожащей серебристой лунной дорожке, протянувшейся по морю.
Старуха была права: путешествие оказалось нелегким. Во-первых, москиты. Затем приступы морской болезни, заставлявшей Фиби то и дело перегибаться через борт. Они петляли между темными островками, держа курс по звездам, и на рассвете оказались в укромной бухте, где заснули, раскинувшись на песке. Вместо подушки Фиби подложила под голову узелок.
Они плыли три дня, по ночам бесшумно скользя по воде, днем, когда плыть было опасно, потому что их могли увидеть, отдыхая на суше. Фиби все больше молчала, но время от времени начинала без умолку болтать, побуждаемая к этому одиночеством. Она рассказывала своему немому спутнику про Джеффри и профессора Беннинга, про машины, самолеты и супермаркеты, про закусочные и борьбу с ожирением. Тот слушал, иногда улыбался и не говорил ни слова в ответ.
Наконец, ранним утром четвертого дня, они прибыли на остров, не уединенный и необитаемый, как другие, а полный звуков и энергии, шума и суеты. В гавани стояли корабли под английскими флагами, на причалах, заставленных бочками, толкались рабы и свободные люди, стояли повозки и экипажи, громоздились товары. Фиби поблагодарила своего провожатого и храбро побрела к берегу, приподняв тяжелые юбки. Она не имела никакого понятия, куда идти разве что вперед. Она так и поступила.
Фиби туристка из другого века бродила по грязным, залитым помоями улицам, пока не высохли ее платье и обувь. Она миновала лавки свечного мастера, портного, корабельную контору, склады. Однако самым заметным зданием оказалась «Корона и лилия» видимо, популярная таверна.
Собрав всю оставшуюся храбрость, Фиби переступила порог таверны и оказалась в шумном сумраке, в котором смешались запахи солода и пота, табачного дыма и сивухи. Фиби направилась прямо к стойке, где коренастый человек в грязной рубашке и дешевом напудренном парике отпускал оловянные кружки, доверху наполненные пивом.
— На пару слов, красотка, — сказал он, прежде чем Фиби успела вымолвить хоть слово. — Для тебя тут найдется подходящая работа, если ты умеешь поднести кружку и держать свои мысли при себе. Поговори с мистрисс Белл, она даст тебе тюфяк и что-нибудь поесть.
Чувствуя, как пылают щеки, Фиби удержалась от того, чтобы в бойких англо-саксонских выражениях отчитать трактирщика за то, что он имеет наглость разговаривать с ней таким тоном, и прошла между столами в заднюю часть таверны. Ей нужно найти работу, если она хочет выжить в этой странной одиссее, и для начала можно разносить выпивку в «Короне и лилии». Конечно, на повышение надеяться нечего, но об этом можно подумать позже. Сейчас ей нужна только чистая постель и пропитание.
Мистрисс Белл оказалась толстой общительной женщиной в домотканом платье. Своими грубоватыми, добродушными манерами и копной седых волос она напомнила Фиби одну из ее любимых героинь фильмов сороковых годов Ма Кеттл в исполнении Марджери Мэйн.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — объявила девушка, надеясь, что ее речь звучит как у обыкновенной женщины восемнадцатого века, но понимая, что это не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
ГЛАВА 5
Прекрасная и трагичная музыка Дункана по-прежнему звучала в ушах Фиби и дрожью расходилась по телу, хотя он уже давно выскочил из-за клавесина, в бешеном порыве опрокинув табурет, и выбежал из гостиной. Струны клавесина еще дрожали в жалобном плаче, когда вдали громко хлопнула дверь.
Фиби не стала поднимать табурет, даже это было бы самонадеянностью, а она и так сделала достаточно глупостей для одного дня. Она только провела пальцами по клавишам из слоновой кости, не потерявшим своей чистоты, нежно, как будто успокаивая инструмент, извлекая из него звенящий ручеек тихих жалобных нот. Краем глаза она увидела, что за ней безмолвно наблюдает Старуха, сложив смуглые руки на груди, ее лицо было безмятежным, как у ангела.
— Если бы я только оставила его в покое… — пробормотала Фиби с тихой лаской, — Ты хотела помочь, — ласково откликнулась Старуха. — Но его раненую душу даже ты не можешь исцелить. С этим делом может справиться только сам мистер Дункан с помощью Создателя.
Фиби, обернувшись, встретила спокойный взгляд своей доброй феи.
— Ты просто чудо! — сказала она с чувством, хотя ей было еще слишком грустно, чтобы улыбнуться. — Откуда в тебе столько мудрости?
— Долго на свете прожила, — был ответ. — Смотрела и слушала.
Фиби кивнула и, глубоко вздохнув, задумалась. Затем объявила решение, к которому давно пришла, но была не в силах высказать.
— Я не могу здесь оставаться! — заявила она.
Старуха ничего не ответила, но подошла к Фиби и, взяв ее за руку, как Симона, долго изучала ее ладонь. На этот раз Фиби не пыталась высвободить руку. В эти мгновения она чувствовала, будто самую ее душу исследуют, взвешивают, рассматривают.
Наконец на губах Старухи заиграла улыбка, словно птица, с легкостью взлетевшая на ветку.
— Да, — сказала она. — Ты уедешь отсюда. Это необходимо.
— Ты мне поможешь?
Старуха всматривалась в глаза Фиби, как будто разглядывала в них образы и знамения, скрытые от самой Фиби. По спине девушки побежали мурашки, но это ощущение было порождено таинственностью, а не страхом.
— Сегодня ночью лодка увезет тебя на далекий остров. Но ты должна собраться с силами, ибо это будет нелегкое путешествие.
Фиби уже узнала, что жизнь в восемнадцатом веке никак нельзя назвать легкой от человека требовалось немало энергии, чтобы удовлетворить свои самые насущные потребности. Даже такое простое действие, как умывание, требовало стратегического планирования, а принять ванну было просто монументальным начинанием.
— Меня это не удивляет, — сказала Фиби рассудительно.
Остаток дня она провела у кровати Алекса и, хотя он снова был без сознания, читала вслух томик Чосера, который нашла в гостиной. Фиби была образованной женщиной, но староанглийский не был ее сильной стороной и она мало что понимала из прочитанного. Все это занятие отвлекало ее мысли от собственных тревог и, как она надеялась, служило нитью, пусть даже тонкой, которая связывала Алекса с миром живых.
На закате она поела в темном уголке кухни, расположенной в отдельном здании, а когда на остров спустилась ночь, за ней пришел юноша-туземец. Не говоря ни слова, он повел ее по дорожке среди тропической зелени к берегу и там указал на изящное, похожее на каноэ суденышко, лежавшее на белом песке.
Проглотив комок, Фиби залезла в лодку, прижимая к груди жалкий узелок с платьем, бельем, куском мыла, и уселась на узкой скамейке. Юноша зашел в темно-бирюзовую воду, напрягая бронзовые мышцы, уверенно столкнул лодку в воду, взялся за весла, и суденышко заскользило по дрожащей серебристой лунной дорожке, протянувшейся по морю.
Старуха была права: путешествие оказалось нелегким. Во-первых, москиты. Затем приступы морской болезни, заставлявшей Фиби то и дело перегибаться через борт. Они петляли между темными островками, держа курс по звездам, и на рассвете оказались в укромной бухте, где заснули, раскинувшись на песке. Вместо подушки Фиби подложила под голову узелок.
Они плыли три дня, по ночам бесшумно скользя по воде, днем, когда плыть было опасно, потому что их могли увидеть, отдыхая на суше. Фиби все больше молчала, но время от времени начинала без умолку болтать, побуждаемая к этому одиночеством. Она рассказывала своему немому спутнику про Джеффри и профессора Беннинга, про машины, самолеты и супермаркеты, про закусочные и борьбу с ожирением. Тот слушал, иногда улыбался и не говорил ни слова в ответ.
Наконец, ранним утром четвертого дня, они прибыли на остров, не уединенный и необитаемый, как другие, а полный звуков и энергии, шума и суеты. В гавани стояли корабли под английскими флагами, на причалах, заставленных бочками, толкались рабы и свободные люди, стояли повозки и экипажи, громоздились товары. Фиби поблагодарила своего провожатого и храбро побрела к берегу, приподняв тяжелые юбки. Она не имела никакого понятия, куда идти разве что вперед. Она так и поступила.
Фиби туристка из другого века бродила по грязным, залитым помоями улицам, пока не высохли ее платье и обувь. Она миновала лавки свечного мастера, портного, корабельную контору, склады. Однако самым заметным зданием оказалась «Корона и лилия» видимо, популярная таверна.
Собрав всю оставшуюся храбрость, Фиби переступила порог таверны и оказалась в шумном сумраке, в котором смешались запахи солода и пота, табачного дыма и сивухи. Фиби направилась прямо к стойке, где коренастый человек в грязной рубашке и дешевом напудренном парике отпускал оловянные кружки, доверху наполненные пивом.
— На пару слов, красотка, — сказал он, прежде чем Фиби успела вымолвить хоть слово. — Для тебя тут найдется подходящая работа, если ты умеешь поднести кружку и держать свои мысли при себе. Поговори с мистрисс Белл, она даст тебе тюфяк и что-нибудь поесть.
Чувствуя, как пылают щеки, Фиби удержалась от того, чтобы в бойких англо-саксонских выражениях отчитать трактирщика за то, что он имеет наглость разговаривать с ней таким тоном, и прошла между столами в заднюю часть таверны. Ей нужно найти работу, если она хочет выжить в этой странной одиссее, и для начала можно разносить выпивку в «Короне и лилии». Конечно, на повышение надеяться нечего, но об этом можно подумать позже. Сейчас ей нужна только чистая постель и пропитание.
Мистрисс Белл оказалась толстой общительной женщиной в домотканом платье. Своими грубоватыми, добродушными манерами и копной седых волос она напомнила Фиби одну из ее любимых героинь фильмов сороковых годов Ма Кеттл в исполнении Марджери Мэйн.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — объявила девушка, надеясь, что ее речь звучит как у обыкновенной женщины восемнадцатого века, но понимая, что это не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84