Там, раздевшись до нижних юбок, сполоснув лицо холодной водой из кувшина на умывальнике, она повалилась на кровать и заплакала.
Утро, как и предсказывала хозяйка, наступило слишком быстро, и Фиби умылась, оделась и поспешила наружу, в вонючую уборную позади таверны. Она вымыла руки в тазу около задней двери, пользуясь твердым желтым мылом, которое не давало пены, и направилась на кухню.
— Он едва не помер от порки, которую получил из-за тебя, этот Джессеп Биллингтон, — сказала ей рыжеволосая женщина, которая была бы красивой, если бы не оспины, покрывавшие одну ее щеку.
— Лучше помолчи, Элли Райан. Фиби не виновата, что майор Лоуренс свинья, — вступилась за нее Молли с пылом, которого трудно было ожидать от существа, с виду такого хрупкого и кроткого. — Если хочешь знать, именно он заслужил, чтобы с него спустили шкуру.
Фиби сложила руки примиряющим жестом. Не ее вина, что бедняга Биллингтон попал в беду, и уж конечно она не хотела становиться причиной ссоры между Молли и рыжей.
— Пожалуйста, не ссорьтесь, — сказала она, зажмурив глаза, потому что в висках неожиданно вспыхнула ужасная боль. — Сержанту это не поможет, верно?
Через полчаса, когда Фиби подносила двум торговцам завтрак, состоящий из колбасы и пива, ее худшие опасения подтвердились. Сержанта Биллингтона выставили у столба на городской площади и крепко наказали за неподчинение. Как рассказывал один лавочник другому, Лоуренс лично работал хлыстом, и крови было очень много. Изувеченного бедолагу унесли в заднюю комнату кузницы, и все это произошло из-за какой-то девки, прислуживающей в этой самой таверне. «Ну и кого это волнует?» — решили они наконец. Разве сержант не англичанин, и разве эти подонки не разорили многих купцов налогами и войной? Что делать честному человеку, чтобы в эти трудные времена у него был обед на столе? Им оставляют жалкие крохи, которых едва хватает на еду. Фиби, словно она была невидимкой, совершенно не замечали: она была всего лишь прислугой, чем-то вроде скамеечки для ног или преданной собаки. Она подозревала, что даже если бы лавочники знали, что она и есть та самая девка, из-за которой высекли британского солдата, они бы, вероятно, все равно не обратили на нее никакого внимания. Она принесла им пиво, каким-то образом сумев не вылить его им на головы, и, когда мистрис Белл вручила ей корзину и послала за яйцами, направилась не на рынок, а в кузницу.
Вокруг никого не было, уже наступил полдень, и тропическое солнце палило вовсю, и она проскользнула внутрь, торопливо миновала кузнечный горн и лошадей, ржущих в стойлах, и нашла комнату, где лежал Джесап Биллингтон. Он лежал на животе, раздетый до пояса, и его спина была не только исполосована, но вдобавок покрыта синяками и чудовищно опухла. Он выругался, когда Фиби дотронулась до него.
— Мне очень жаль… — сказала она.
— К черту! — прохрипел Биллингтон. — Принеси мне хорошего крепкого виски, красотка, и поживее. Кузнец хранит флягу на одной из полок.
Фиби удержалась от замечания, что для человека в таком состоянии лучше выпить воды, и отправилась на поиски виски. Это было самое меньшее, что она могла сделать для Биллингтона, если вспомнить, что она явилась причиной страданий бедняги.
Биллингтон со стоном приподнялся на покрытом запекшейся кровью локте, когда она наклонилась, протягивая ему флягу; смотреть на его усилие было мучительно. Он надолго припал к горлышку, как человек, умирающий от жажды, и затем снова опустился на солому.
— Я не знаю, зачем ты пришла, мисс, — сказал он. — Но я попрошу тебя, как одна христианская душа другую, чтобы ты оставила меня в покое до самого Судного дня.
— Я хочу чем-нибудь помочь тебе, — сказала Фиби.
— Ты уже и так помогла мне, — ответил Биллингтон, потянувшись к фляге, которую Фиби вложила в его руку. — Будь так добра, уйди отсюда, пока Лоуренс не увидел тебя и не повесил меня как предателя, а тебя как шпионку.
Фиби поднялась на ноги: — Зачем ему это делать?
— Потому что он ядовитая гадина, — объяснил Биллингтон с мучительным терпением. — И потому что я действительно предатель, а ты вполне можешь оказаться шпионкой. Замолви за меня словечко Рурку, когда этот проклятый идиот явится за тобой. А теперь, если в тебе еще есть хоть капля милосердия, убирайся.
Фиби почувствовала, что бледнеет. — Откуда ты знаешь про Дункана Рурка и мое знакомство с ним?
Биллингтон хрипло рассмеялся: — Ты думаешь, я буду делиться тайнами с девкой вроде тебя? Слухами земля полнится, и больше я тебе ничего не скажу.
С этими словами он впал в забытье, но произошло ли это от боли, или от виски, или от того и другого вместе, Фиби не могла сказать. На скамье рядом с наковальней Фиби нашла бадью с водой и перетащила ее в темную грязную каморку, где лежал ее спаситель. Разорвав свою единственную нижнюю юбку, она намочила тряпку и начала осторожно обмывать изувеченную спину Биллингтона. Время от времени ее охватывали приступы тошноты, и ей приходилось прерываться, но, в конце концов засохшая кровь была смыта, Фиби закрыла глаза, готовясь к тому, что ей предстояло сделать, затем откупорила флягу и выплеснула ее содержимое на израненную спину Биллингтона.
С диким криком, словно его бросили в огонь, сержант вышел из ступора и разразился бранью. Фиби отскочила, уверенная, что он убил бы ее, если бы это было в его силах.
— Проклятье на твою черную душу, девка! — орал он. — Что за чертовщину ты затеяла?!
Фиби плакала, хотя едва осознавала это. — Это не чертовщина, это здравый смысл, — сказала она. — Ты можешь подхватить инфекцию, а твое драгоценное виски единственный оказавшийся под рукой антисептик. — Она помолчала, затем добавила дрожащим голосом: — Может быть, ты все равно умрешь, но теперь у тебя, по крайней мере, есть шанс выздороветь.
— Убирайся, — прошипел Биллингтон сквозь стиснутые зубы, — пока я не встал, не нашел вилы и не проткнул тебя ими себе на потеху!
Фиби выбежала из кузницы и вернулась в «Корону и лилию», где мистрисс Белл ждала ее, чтобы прочистить ей мозги лекцией о том, что бывает, когда где-то шляешься и приходишь без заказанных яиц, но девушка безропотно перенесла это испытание.
Фиби отсутствовала уже больше десяти дней, когда до Дункана окольными путями дошло известие, что она объявилась в Куинстауне поселении на самом северном острове, удерживаемом англичанами, и прислуживает в таверне Салли Белл. Осведомитель почтительно советовал поскорее забрать девушку, пока ее добрые намерения не привели их всех на виселицу, поскольку всем известно, что Бог дал ей разума меньше, чем ручке от кастрюли. Испытывая дикую ярость и в то же самое время безумное облегчение оттого, что эта ужасная женщина все еще жива и по-прежнему лезет не в свое дело, Дункан смял письмо, и поднес его к пламени свечи, стоявшей на столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Утро, как и предсказывала хозяйка, наступило слишком быстро, и Фиби умылась, оделась и поспешила наружу, в вонючую уборную позади таверны. Она вымыла руки в тазу около задней двери, пользуясь твердым желтым мылом, которое не давало пены, и направилась на кухню.
— Он едва не помер от порки, которую получил из-за тебя, этот Джессеп Биллингтон, — сказала ей рыжеволосая женщина, которая была бы красивой, если бы не оспины, покрывавшие одну ее щеку.
— Лучше помолчи, Элли Райан. Фиби не виновата, что майор Лоуренс свинья, — вступилась за нее Молли с пылом, которого трудно было ожидать от существа, с виду такого хрупкого и кроткого. — Если хочешь знать, именно он заслужил, чтобы с него спустили шкуру.
Фиби сложила руки примиряющим жестом. Не ее вина, что бедняга Биллингтон попал в беду, и уж конечно она не хотела становиться причиной ссоры между Молли и рыжей.
— Пожалуйста, не ссорьтесь, — сказала она, зажмурив глаза, потому что в висках неожиданно вспыхнула ужасная боль. — Сержанту это не поможет, верно?
Через полчаса, когда Фиби подносила двум торговцам завтрак, состоящий из колбасы и пива, ее худшие опасения подтвердились. Сержанта Биллингтона выставили у столба на городской площади и крепко наказали за неподчинение. Как рассказывал один лавочник другому, Лоуренс лично работал хлыстом, и крови было очень много. Изувеченного бедолагу унесли в заднюю комнату кузницы, и все это произошло из-за какой-то девки, прислуживающей в этой самой таверне. «Ну и кого это волнует?» — решили они наконец. Разве сержант не англичанин, и разве эти подонки не разорили многих купцов налогами и войной? Что делать честному человеку, чтобы в эти трудные времена у него был обед на столе? Им оставляют жалкие крохи, которых едва хватает на еду. Фиби, словно она была невидимкой, совершенно не замечали: она была всего лишь прислугой, чем-то вроде скамеечки для ног или преданной собаки. Она подозревала, что даже если бы лавочники знали, что она и есть та самая девка, из-за которой высекли британского солдата, они бы, вероятно, все равно не обратили на нее никакого внимания. Она принесла им пиво, каким-то образом сумев не вылить его им на головы, и, когда мистрис Белл вручила ей корзину и послала за яйцами, направилась не на рынок, а в кузницу.
Вокруг никого не было, уже наступил полдень, и тропическое солнце палило вовсю, и она проскользнула внутрь, торопливо миновала кузнечный горн и лошадей, ржущих в стойлах, и нашла комнату, где лежал Джесап Биллингтон. Он лежал на животе, раздетый до пояса, и его спина была не только исполосована, но вдобавок покрыта синяками и чудовищно опухла. Он выругался, когда Фиби дотронулась до него.
— Мне очень жаль… — сказала она.
— К черту! — прохрипел Биллингтон. — Принеси мне хорошего крепкого виски, красотка, и поживее. Кузнец хранит флягу на одной из полок.
Фиби удержалась от замечания, что для человека в таком состоянии лучше выпить воды, и отправилась на поиски виски. Это было самое меньшее, что она могла сделать для Биллингтона, если вспомнить, что она явилась причиной страданий бедняги.
Биллингтон со стоном приподнялся на покрытом запекшейся кровью локте, когда она наклонилась, протягивая ему флягу; смотреть на его усилие было мучительно. Он надолго припал к горлышку, как человек, умирающий от жажды, и затем снова опустился на солому.
— Я не знаю, зачем ты пришла, мисс, — сказал он. — Но я попрошу тебя, как одна христианская душа другую, чтобы ты оставила меня в покое до самого Судного дня.
— Я хочу чем-нибудь помочь тебе, — сказала Фиби.
— Ты уже и так помогла мне, — ответил Биллингтон, потянувшись к фляге, которую Фиби вложила в его руку. — Будь так добра, уйди отсюда, пока Лоуренс не увидел тебя и не повесил меня как предателя, а тебя как шпионку.
Фиби поднялась на ноги: — Зачем ему это делать?
— Потому что он ядовитая гадина, — объяснил Биллингтон с мучительным терпением. — И потому что я действительно предатель, а ты вполне можешь оказаться шпионкой. Замолви за меня словечко Рурку, когда этот проклятый идиот явится за тобой. А теперь, если в тебе еще есть хоть капля милосердия, убирайся.
Фиби почувствовала, что бледнеет. — Откуда ты знаешь про Дункана Рурка и мое знакомство с ним?
Биллингтон хрипло рассмеялся: — Ты думаешь, я буду делиться тайнами с девкой вроде тебя? Слухами земля полнится, и больше я тебе ничего не скажу.
С этими словами он впал в забытье, но произошло ли это от боли, или от виски, или от того и другого вместе, Фиби не могла сказать. На скамье рядом с наковальней Фиби нашла бадью с водой и перетащила ее в темную грязную каморку, где лежал ее спаситель. Разорвав свою единственную нижнюю юбку, она намочила тряпку и начала осторожно обмывать изувеченную спину Биллингтона. Время от времени ее охватывали приступы тошноты, и ей приходилось прерываться, но, в конце концов засохшая кровь была смыта, Фиби закрыла глаза, готовясь к тому, что ей предстояло сделать, затем откупорила флягу и выплеснула ее содержимое на израненную спину Биллингтона.
С диким криком, словно его бросили в огонь, сержант вышел из ступора и разразился бранью. Фиби отскочила, уверенная, что он убил бы ее, если бы это было в его силах.
— Проклятье на твою черную душу, девка! — орал он. — Что за чертовщину ты затеяла?!
Фиби плакала, хотя едва осознавала это. — Это не чертовщина, это здравый смысл, — сказала она. — Ты можешь подхватить инфекцию, а твое драгоценное виски единственный оказавшийся под рукой антисептик. — Она помолчала, затем добавила дрожащим голосом: — Может быть, ты все равно умрешь, но теперь у тебя, по крайней мере, есть шанс выздороветь.
— Убирайся, — прошипел Биллингтон сквозь стиснутые зубы, — пока я не встал, не нашел вилы и не проткнул тебя ими себе на потеху!
Фиби выбежала из кузницы и вернулась в «Корону и лилию», где мистрисс Белл ждала ее, чтобы прочистить ей мозги лекцией о том, что бывает, когда где-то шляешься и приходишь без заказанных яиц, но девушка безропотно перенесла это испытание.
Фиби отсутствовала уже больше десяти дней, когда до Дункана окольными путями дошло известие, что она объявилась в Куинстауне поселении на самом северном острове, удерживаемом англичанами, и прислуживает в таверне Салли Белл. Осведомитель почтительно советовал поскорее забрать девушку, пока ее добрые намерения не привели их всех на виселицу, поскольку всем известно, что Бог дал ей разума меньше, чем ручке от кастрюли. Испытывая дикую ярость и в то же самое время безумное облегчение оттого, что эта ужасная женщина все еще жива и по-прежнему лезет не в свое дело, Дункан смял письмо, и поднес его к пламени свечи, стоявшей на столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84