Отец Бертран устало оперся на одну из мраморных колонн, поддерживавших потолок просторного нефа.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь малышке моего старого друга, – проговорил он. – Но мне нелегко смириться с мыслью, что юная девушка благородного происхождения будет путешествовать без компаньонки.
– Боюсь, что в такие суровые времена не до приличий, – возразил Тристан Тибальт звенящим от нетерпения голосом. – Но если это вас утешит, я могу поклясться, что буду до последней капли крови защищать честь дочери моего нанимателя.
Священник вздохнул:
– О большем я просить не смею. Отвезите в Англию внучку моего друга, мсье. Помогите ей начать новую жизнь на земле, не залитой кровью французов, павших от рук французов. И скажите мне поскорее, чем я могу помочь вам.
– Мне понадобится сутана священника… И если возможно, бритва. Моя осталась в седельной сумке. Слава Господу, бумаги и деньги я ношу при себе. – Тибальт искоса бросил взгляд на Мадлен. – И еще – рубаха и штаны для этого юного крестьянина.
Отец Бертран изумленно вытаращил глаза.
– Вы собираетесь путешествовать под видом священника и служки? Но не слишком ли это рискованно? Что, если вас разоблачат?
– Полагаю, это не так рискованно, как путешествовать без маскарада. – Тристан Тибальт провел рукой по своим длинным черным волосам. – Слава Богу, священники из вашего ордена не выбривают тонзуру!
Он оценивающе смерил Мадлен взглядом своих диковинных светлых глаз, проникавшим, казалось, до самой глубины души.
– Впрочем, ножницы нам все равно понадобятся. Полагаю, из мадемуазель получится прелестнейший мальчик, когда мы ее подстрижем.
– Вы хотите остричь мои волосы? – потрясенно воскликнула Мадлен. Рука ее инстинктивно потянулась к роскошным темно-каштановым косам, уложенным в аккуратный шиньон. Она и так уже потеряла все, чем владела! А этот бесчувственный негодяй, который еще имеет наглость радоваться, что ему не придется брить голову, смеет требовать от нее такой жертвы!
Тристан подавил улыбку. Жест этой мадемуазель и ее откровенный ужас при мысли, что ей придется лишиться своих кос, были настолько женственными, настолько кокетливыми и в то же время сладостно-беспомощными, что в душе Тристана впервые мелькнул проблеск надежды на успех порученного ему неблагодарного предприятия. Он уже начал было опасаться, что доставит своему брату в Лондон жену-святошу, – судьбы хуже этой и вообразить было невозможно. Однако теперь появилась вероятность, что мадемуазель Харкур была все же вполне нормальной женщиной.
С помощью Форли ему, наконец, удалось убедить Мадлен в своей правоте и в логичности своего плана. Затем вслед за отцом Бертраном они проследовали в ректорий – готовиться в дорогу. Смирившись со своей участью, Мадлен села на скамью, сняла с головы накидку и принялась вынимать шпильки из прически.
У Тристана перехватило дыхание при виде блестящего водопада волос мадемуазель Харкур, ниспадавших ниже талии шелковыми локонами. Внезапно ножницы священника, которые он сжимал в руке, показались ему орудием пытки. Тристан смущенно уставился на них, не в силах заставить себя поднять руку на такую красоту.
– Если хотите, милорд, я сам ее остригу, – с готовностью предложил Форли. – Мой отец цирюльник, и я кое-что понимаю в этом ремесле. – Выхватив ножницы из негнущихся пальцев Тристана, он несколькими короткими взмахами срезал пышные локоны Мадлен чуть пониже ушей.
Тристан перевел взгляд с побледневшей и крепко зажмурившейся Мадлен Харкур на груду каштанового шелка у ее ног… и едва подавил желание придушить бездушного коротышку, который продолжал деловито обкарнывать остатки некогда роскошной прически.
– Вот и все!
Форли отступил на шаг, чтобы полюбоваться плодами своей работы, а Мадлен Харкур, наконец, открыла глаза и вопросительно взглянула на Тристана. Тристан трусливо отвернулся, не желая, чтобы она прочла правду по выражению его лица. А правда состояла в том, что сейчас мадемуазель больше всего походила на дикобраза, изготовившегося выстрелить иглами в противника.
– Великолепно! – констатировал Форли, протягивая руку к заказанной заранее кастрюле с теплой водой. Смочив пальцы, он провел ими по торчащим во все стороны волосам Мадлен, а затем слегка протер их лоскутом грубого льна, который предложил ему слуга отца Бертрана. Словно по волшебству, уродливые патлы превратились в мягкую шапочку шелковистых кудрей.
Форли ухмыльнулся:
– Вот так, милорд! Получите своего милого мальчика!
Тристан почувствовал, как губы его против воли растягиваются в улыбке. Священник и слуга тоже заулыбались, и даже Мадлен Харкур слегка приободрилась, когда Форли вручил ей зеркало.
Коснувшись мягких кудрей, обрамлявших теперь ее лицо, она с удивлением заметила:
– Какая легкая у меня стала голова! – На какое-то мгновение взгляд ее задержался на груде волос под скамьей, но в следующую секунду девушка уже расправила плечи и горделиво вздернула подбородок, точь-в-точь как во время недавней встречи с бонапартистами. – Что ж, это гораздо лучше, чем я предполагала. Возможно, играть роль мальчика окажется не так уж страшно. Благодарю вас, мсье Форли.
Форли опять ухмыльнулся от уха до уха, как горгулья.
– Не стоит благодарности, мадемуазель. Но должен предостеречь вас: если вы хотите успешно сыграть роль крестьянского мальчишки, вам придется сменить изысканную речь аристократки на грубый язык простолюдинов.
Тристан облачился в сутану, повесил на шею крест на цепочке, а пистолет засунул в карман. Подняв голову, он обнаружил, что Форли пристально и задумчиво смотрит на него.
– В чем дело? – удивленно приподнял брови Тристан.
– Да нет… ничего особенного… Только мне что-то перестала нравиться эта идея с маскарадом. Мужчин ты, возможно, и одурачишь, но едва ли сможешь провести хоть одну женщину в здравом уме. Ваши глаза, милорд, это глаза не священника.
– А твой язык – это не язык благоразумного человека, – сухо отрезал Тристан, смерив низенького итальянца взглядом, от которого люди обычно становились еще раза в два ниже.
Но Форли только пожал плечами:
– Впрочем, ладно. Церковь пережила испанскую инквизицию и распутных Борджиа, значит, переживет и священника с глазами Люцифера.
Тристан стиснул зубы. Шуточки итальянца по поводу его "дьявольских глаз" были ничем не хуже тех замечаний, которые Тристан то и дело слышал в свой адрес с тех давних пор, как женщины стали обращать на него внимание. Он уже успел привыкнуть к смешкам и похотливым комплиментам, которыми был обязан странному светло-серому цвету своих глаз. И даже умудрялся не уронить репутацию, заслуженную в Вене и Париже благодаря этому цвету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66