— В голосе Хейдона звучали нотки презрения, впрочем, полностью ускользнувшие от внимания миссис Томпсон.
— В самом деле, — согласилась она, довольная тем, что такой хорошо воспитанный и, очевидно, высокоморальный джентльмен одобряет поведение ее супруга. — Конечно, мы с мужем далеко не богаты, мистер Блейк, но бог возложил на нас трудную задачу пытаться помочь этим бедным грешникам найти путь к праведности. «Веруйте в господа и творите добро — тогда вы будете обитать на земле в довольстве. Ищите радость в господе, и он дарует вам то, что желают сердца ваши». Наше величайшее достояние — работа, которую выполняет мой муж, и заслуженное нами уважение.
— Восхитительная философия, — одобрил Хейдон. — Остается лишь надеяться, что не произойдет ничего такого, что сведет на нет эго уважение. Нет ничего хуже, чем видеть, как плоды ваших трудов идут насмарку.
Миссис Томпсон позволила себе озадаченно улыбнуться.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Я уверен, что мистер Блейк всего лишь размышляет вслух на отвлеченные темы, — поспешно вмешался начальник тюрьмы. — Не так ли, мистер Блейк?
— У вас здесь имеются недурные вещицы, мистер Томпсон, — заметил Хейдон, не отвечая на вопрос. Он посмотрел на великолепные золотые часы, стоящие на каминной полке. — Превосходное антикварное изделие — кажется, швейцарское. По-моему, это начало восемнадцатого столетия. Фамильная ценность?
— Конечно, нет, — ответила миссис Томпсон. — Скажу вам с гордостью, что и я, и мой муж весьма скромного происхождения. Эти часы муж купил в прошлом году, когда мы ездили в Эдинбург.
Хейдон поднял брови.
— Как интересно!
Томпсон отодвинул тарелку с лососиной.
— Надеюсь, ты извинишь нас, дорогая? Ведь мистер Блейк сказал, что хочет обсудить со мной какое-то важное дело.
— Обещаю не задерживать вашего супруга надолго. — Хейдон галантно помог миссис Томпсон подняться со стула. — Будучи новобрачным, я хорошо понимаю, как мучительно тянется время в отсутствие очаровательной жены.
Миссис Томпсон покраснела, словно юная девушка.
— Надеюсь, вы доставите нам удовольствие, посетив нас вновь. Желаю вам доброго дня, сэр.
— Возьмите пальто и шляпу, — распорядился Хейдон, как только они остались вдвоем. — Мы отправляемся к шерифу Троттеру.
Начальник тюрьмы затеребил бороду.
— Зачем?
— Вы поддержите мою просьбу о пересмотре его вчерашнего решения отправить мою одиннадцатилетнюю дочь в тюрьму и исправительную школу. Вы заверите шерифа, что за все время вашей работы у вас никогда не было более образцовой заключенной. Вы скажете, что испытываете особый интерес к делу Шарлотты, так как знаете ее лично, с тех пор как она впервые попала к вам в тюрьму год назад, и изумлены огромными положительными изменениями, происшедшими с девочкой после того, как поручили ее нежным заботам моей жены. Далее вы добавите, что Шарлотта — образец скромности и послушания и что, учитывая эти качества в сочетании с плачевным состоянием ее здоровья, вы не можете со спокойной совестью смотреть на возвращение девочки в тюрьму. Вы признаетесь, что там холодно, сыро и грязно и что Шарлотта рискует заболеть и, может быть, даже погибнуть, проведя в камере хотя бы еще одну ночь. Заодно объясните, что если она умрет, то его, а не вас будут считать ответственным за это.
Томпсон уставился на него, выпучив глаза.
— Я не могу этого сделать! — возмущенно сказал он.
— Можете и сделаете, — свирепым тоном отозвался Хейдон. — А если к концу нашего разговора с шерифом вам не удастся убедить его изменить приговор и вернуть Шарлотту под опеку семьи, я отправлюсь прямиком в редакцию газеты и заявлю им о необходимости немедленного и тщательного расследования положения в тюрьме. Я расскажу об издевательствах над заключенными, о том, что надзиратель Симс избивает их, о тухлой воде, о пище, от которой отказались бы собаки, завшивленной тюремной одежде и одеялах. Уверяю вас, я найду, что рассказать им. Знаете, я довольно красноречив и весьма убедителен, особенно если затронуты мои интересы.
— Вам никто не поверит, — упорствовал мистер Томпсон, впрочем, уверенность его была значительно поколеблена.
— У меня имеется отчет из первых рук. Джек всего пару недель назад пребывал в вашей зловонной клоаке и рассказал нам о ней все со всеми ужасающими подробностями.
— У меня самая современная тюрьма, — Томпсон не желал сдаваться. — Да будет вам известно, что она содержится в соответствии с рекомендациями инспектора по тюрьмам Шотландии!
— Тогда вы не станете возражать, если газета сегодня же проведет расследование, включая тщательный анализ финансовых документов. — Хейдон взял со стола изящный серебряный нож и стал вертеть его в руках. — Думаю, жителей Инверэри может заинтересовать размер вашего жалованья и то, каким образом вы можете позволить себе приобретение столь дорогих вещей. У моей жены имеются на этот счет любопытные предположения, и я сочту себя обязанным поделиться ими с шерифом Троттером и тюремным советом, если Шарлотта к концу дня не вернется домой.
Томпсон побледнел.
— Если вы только позволите мне взять пальто, мистер Блейк, я буду счастлив выразить шерифу Троттеру мое сугубо положительное мнение о вашей дочери. Тюрьма едва в состоянии содержать заключенных, уже находящихся в ее стенах, и, безусловно, не является подходящим местом для юной леди слабого здоровья. — Он положил салфетку возле тарелки с лососиной и поднялся.
Хейдон удовлетворенно кивнул.
Женевьева отложила перо и прикрыла рукой глаза.
Плачем ничего не добьешься, напомнила она себе, зато можно все потерять, позволив себе тратить драгоценное время на то, чтобы сидеть и проливать слезы. В сотый раз вытерев глаза мокрым носовым платком, Женевьева окунула перо в чернильницу, намереваясь закончить письмо королеве Виктории, в котором она умоляла ее, как женщину и мать, проявить милосердие к Шарлотте. Женевьева уже написала взволнованные послания шерифу Троттеру и премьер-министру, виконту Палмерстону. Она понимала всю ничтожность шансов, что ее величество когда-либо прочтет ее письмо, но собиралась писать ей ежедневно. Когда-нибудь кому-то из министров или секретарей придется привлечь внимание королевы к этому делу. Любая мать пришла бы в ужас, узнав, что ребенка отправили в тюрьму за незначительное преступление. А может быть, королева считает, что дети из низших сословий, вступающие в конфликт с законом, причина всех бед этого мира и лучше держать их в мрачных тюрьмах, дабы все остальные могли спокойно заниматься своими делами?
Предательские слезы ручьем хлынули из глаз, превращая текст послания в неразборчивые чернильные пятна.
В дверь постучали.
— Пожалуйста, уйдите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— В самом деле, — согласилась она, довольная тем, что такой хорошо воспитанный и, очевидно, высокоморальный джентльмен одобряет поведение ее супруга. — Конечно, мы с мужем далеко не богаты, мистер Блейк, но бог возложил на нас трудную задачу пытаться помочь этим бедным грешникам найти путь к праведности. «Веруйте в господа и творите добро — тогда вы будете обитать на земле в довольстве. Ищите радость в господе, и он дарует вам то, что желают сердца ваши». Наше величайшее достояние — работа, которую выполняет мой муж, и заслуженное нами уважение.
— Восхитительная философия, — одобрил Хейдон. — Остается лишь надеяться, что не произойдет ничего такого, что сведет на нет эго уважение. Нет ничего хуже, чем видеть, как плоды ваших трудов идут насмарку.
Миссис Томпсон позволила себе озадаченно улыбнуться.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Я уверен, что мистер Блейк всего лишь размышляет вслух на отвлеченные темы, — поспешно вмешался начальник тюрьмы. — Не так ли, мистер Блейк?
— У вас здесь имеются недурные вещицы, мистер Томпсон, — заметил Хейдон, не отвечая на вопрос. Он посмотрел на великолепные золотые часы, стоящие на каминной полке. — Превосходное антикварное изделие — кажется, швейцарское. По-моему, это начало восемнадцатого столетия. Фамильная ценность?
— Конечно, нет, — ответила миссис Томпсон. — Скажу вам с гордостью, что и я, и мой муж весьма скромного происхождения. Эти часы муж купил в прошлом году, когда мы ездили в Эдинбург.
Хейдон поднял брови.
— Как интересно!
Томпсон отодвинул тарелку с лососиной.
— Надеюсь, ты извинишь нас, дорогая? Ведь мистер Блейк сказал, что хочет обсудить со мной какое-то важное дело.
— Обещаю не задерживать вашего супруга надолго. — Хейдон галантно помог миссис Томпсон подняться со стула. — Будучи новобрачным, я хорошо понимаю, как мучительно тянется время в отсутствие очаровательной жены.
Миссис Томпсон покраснела, словно юная девушка.
— Надеюсь, вы доставите нам удовольствие, посетив нас вновь. Желаю вам доброго дня, сэр.
— Возьмите пальто и шляпу, — распорядился Хейдон, как только они остались вдвоем. — Мы отправляемся к шерифу Троттеру.
Начальник тюрьмы затеребил бороду.
— Зачем?
— Вы поддержите мою просьбу о пересмотре его вчерашнего решения отправить мою одиннадцатилетнюю дочь в тюрьму и исправительную школу. Вы заверите шерифа, что за все время вашей работы у вас никогда не было более образцовой заключенной. Вы скажете, что испытываете особый интерес к делу Шарлотты, так как знаете ее лично, с тех пор как она впервые попала к вам в тюрьму год назад, и изумлены огромными положительными изменениями, происшедшими с девочкой после того, как поручили ее нежным заботам моей жены. Далее вы добавите, что Шарлотта — образец скромности и послушания и что, учитывая эти качества в сочетании с плачевным состоянием ее здоровья, вы не можете со спокойной совестью смотреть на возвращение девочки в тюрьму. Вы признаетесь, что там холодно, сыро и грязно и что Шарлотта рискует заболеть и, может быть, даже погибнуть, проведя в камере хотя бы еще одну ночь. Заодно объясните, что если она умрет, то его, а не вас будут считать ответственным за это.
Томпсон уставился на него, выпучив глаза.
— Я не могу этого сделать! — возмущенно сказал он.
— Можете и сделаете, — свирепым тоном отозвался Хейдон. — А если к концу нашего разговора с шерифом вам не удастся убедить его изменить приговор и вернуть Шарлотту под опеку семьи, я отправлюсь прямиком в редакцию газеты и заявлю им о необходимости немедленного и тщательного расследования положения в тюрьме. Я расскажу об издевательствах над заключенными, о том, что надзиратель Симс избивает их, о тухлой воде, о пище, от которой отказались бы собаки, завшивленной тюремной одежде и одеялах. Уверяю вас, я найду, что рассказать им. Знаете, я довольно красноречив и весьма убедителен, особенно если затронуты мои интересы.
— Вам никто не поверит, — упорствовал мистер Томпсон, впрочем, уверенность его была значительно поколеблена.
— У меня имеется отчет из первых рук. Джек всего пару недель назад пребывал в вашей зловонной клоаке и рассказал нам о ней все со всеми ужасающими подробностями.
— У меня самая современная тюрьма, — Томпсон не желал сдаваться. — Да будет вам известно, что она содержится в соответствии с рекомендациями инспектора по тюрьмам Шотландии!
— Тогда вы не станете возражать, если газета сегодня же проведет расследование, включая тщательный анализ финансовых документов. — Хейдон взял со стола изящный серебряный нож и стал вертеть его в руках. — Думаю, жителей Инверэри может заинтересовать размер вашего жалованья и то, каким образом вы можете позволить себе приобретение столь дорогих вещей. У моей жены имеются на этот счет любопытные предположения, и я сочту себя обязанным поделиться ими с шерифом Троттером и тюремным советом, если Шарлотта к концу дня не вернется домой.
Томпсон побледнел.
— Если вы только позволите мне взять пальто, мистер Блейк, я буду счастлив выразить шерифу Троттеру мое сугубо положительное мнение о вашей дочери. Тюрьма едва в состоянии содержать заключенных, уже находящихся в ее стенах, и, безусловно, не является подходящим местом для юной леди слабого здоровья. — Он положил салфетку возле тарелки с лососиной и поднялся.
Хейдон удовлетворенно кивнул.
Женевьева отложила перо и прикрыла рукой глаза.
Плачем ничего не добьешься, напомнила она себе, зато можно все потерять, позволив себе тратить драгоценное время на то, чтобы сидеть и проливать слезы. В сотый раз вытерев глаза мокрым носовым платком, Женевьева окунула перо в чернильницу, намереваясь закончить письмо королеве Виктории, в котором она умоляла ее, как женщину и мать, проявить милосердие к Шарлотте. Женевьева уже написала взволнованные послания шерифу Троттеру и премьер-министру, виконту Палмерстону. Она понимала всю ничтожность шансов, что ее величество когда-либо прочтет ее письмо, но собиралась писать ей ежедневно. Когда-нибудь кому-то из министров или секретарей придется привлечь внимание королевы к этому делу. Любая мать пришла бы в ужас, узнав, что ребенка отправили в тюрьму за незначительное преступление. А может быть, королева считает, что дети из низших сословий, вступающие в конфликт с законом, причина всех бед этого мира и лучше держать их в мрачных тюрьмах, дабы все остальные могли спокойно заниматься своими делами?
Предательские слезы ручьем хлынули из глаз, превращая текст послания в неразборчивые чернильные пятна.
В дверь постучали.
— Пожалуйста, уйдите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72