— Женевьева постаралась, чтобы в голосе у нее не звучали истерические нотки. Дети зависели от ее выдержки и уверенности — она не могла предстать перед ними в таком состоянии.
— Мне нужно поговорить с вами, Женевьева, — голос Хейдона был настойчивым. — Это очень важно.
Женевьева судорожно глотнула и приложила к глазам скомканный платок. Она не хотела видеть ни Хейдона, ни кого-либо другого. Почему они не могут этого понять? Весь день Юнис, Дорин и Оливер стучали к ней в дверь, приносили подносы и умоляли спуститься и поесть. Как она может выпить даже стакан воды, зная, что Шарлотту кормят в камере всякой гадостью? Женевьева не хотела ни с кем разговаривать. Никто не мог ничего сказать или сделать, чтобы облегчить терзающую ее душевную боль.
— Пожалуйста, уйдите, — повторила она.
— Боюсь, что это невозможно, Женевьева. Откройте дверь.
— Я плохо себя чувствую. Оставьте меня в покое. Последовала пауза. И вдруг дверь начала открываться. Без ее разрешения?! Ну уж нет.
Женевьева резко повернулась, намереваясь крикнуть, чтобы Хейдон убирался прочь. Неужели он такой жестокий и бесчувственный, что не может выполнить простую просьбу и позволить ей страдать в одиночестве?
Внезапно она увидела в дверном проеме Шарлотту. Девочка неуверенно улыбалась, словно не зная, будет ли рада Женевьева ее возвращению.
С громким криком Женевьева бросилась к Шарлотте и прижала ее к себе, целуя щеки, лоб, волосы, словно желая убедиться, что бедняжка цела и невредима. Джейми, Аннабелл, Грейс и Саймон — все разом радостно вопили, выбежав из укрытия в коридоре.
— Сюрприз, Женевьева!
— Разве ты не рада теперь, что Хейдон все-таки открыл дверь?
— Ты ведь говорила нам, что Шарлотта вернется, и вот она дома!
— Может, дашь ей снять пальто и шляпу?
— Почему ты плачешь?
Зарывшись лицом в волосы Шарлотты, Женевьева громко всхлипывала. Дети недоуменно наблюдали за ней, не понимая ее горя в тот момент, когда следовало радоваться. Только Шарлотта все поняла — она тоже заплакала, и звуки их рыданий одержали верх над бурным весельем остальных детей, которое они предвкушали, прячась на лестнице.
— Пошли, ребята, — сказала Юнис, вытирая глаза краем передника. — Пускай мисс Женевьева и Шарлотта побудут немного вдвоем.
Дорин громко высморкалась.
— В кухне вас ждут вкусные лепешки.
— А может, вам лучше прогуляться? — неуверенно предложил Оливер.
— Нет. — Женевьева покачала головой. — Я хочу, чтобы мои дети были со мной.
Она раскрыла объятия, и дети подбежали к ней и Шарлотте. Женевьева обнимала и целовала их всех, обещая себе, что больше никогда не выпустит никого из поля зрения.
Только когда Оливер закрыл дверь, она внезапно осознала, что Джека нет среди них и Хейдон тоже молча ускользнул, странным образом заставив ее ощущать пустоту в своем шумном многочисленном семействе.
Ночь простерла над домом бархатные крылья. Женевьева поднялась наверх, держа в руках свечу. Дети мирно спали в своих кроватях, и то же самое, судя по храпу, приветствовавшему ее на третьем этаже, относилось к Оливеру, Юнис и Дорин. Женевьева остановилась у двери спальни Хейдона и прислушалась, ежась в холодном ночном воздухе. Она ничего не услышала и не знала, радоваться этому или нет. Если бы он храпел, она могла бы спуститься в свою комнату, решив, что поговорит с ним в другой раз, но молчание казалось ей оглушительным, как раскаты грома. Женевьева не сомневалась, что Хейдон не спит и знает, что она стоит за дверью. Поколебавшись, она постучала.
Дверь сразу же открылась. Хейдон предстал перед ней обнаженным по пояс. Плед был небрежно обмотан вокруг его бедер. Мерцающее пламя свечи и тени зимней ночи играли на его мускулистых плечах и груди. Хейдон молча смотрел на Женевьеву — его лицо не выражало удивления, как будто он ожидал ее прихода.
При виде Хейдона смелость покинула Женевьеву. С трудом удержавшись от желания уйти, она плотнее закуталась в мягкую шерстяную шаль, проскользнула в комнату и поставила свечу на столик у кровати.
В углу стоял платяной шкаф с неплотно закрытой дверцей. Дорин все время просила Оливера починить ее, но у него никак руки не доходили. В шкафу аккуратно висели костюмы и рубашки. Юнис и Дорин постарались снабдить Хейдона подобающим гардеробом.
В другом углу удобно расположился низкий умывальник, явно нуждающийся в покраске. Надтреснутый кувшин и таз были аляповато разрисованы крупными красными розами. Одним словом, комната была вполне во вкусе Дорин, но Хейдону, должно быть, здесь тесновато. Маркиз Рэдмонд, несомненно, привык к простору и роскоши, а здесь ему приходилось спать в комнате служанки, где не было даже стула. Женевьева поежилась от холода, камин в комнате отсутствовал.
— Вы дрожите, — заметил Хейдон, беря с кровати еще один плед.
Женевьева затаила дыхание, когда его руки коснулись ее плеч. Шерсть пледа хранила тепло тела Хейдона, и она поняла, что перед самым ее приходом он лежал обнаженным, укрывшись как раз этим пледом. Ощущение казалось шокирующе интимным, но в то же время успокаивающим. Не делая попытки сбросить плед, Женевьева отступила в дальний угол, где почувствовала себя в относительной безопасности. Она сама не знала, кого больше боится — Хейдона или самое себя.
Хейдон не мог представить, что побудило Женевьеву явиться к нему среди ночи. На ней были лишь тонкая ночная рубашка и шаль. Что-то ее беспокоило. Он знал, как она страдала последние несколько дней, и, хотя Шарлотта вернулась целой и невредимой, волнение еще не улеглось. Хейдон поклялся себе, что будет держаться от Женевьевы на подобающем расстоянии, но каждый клочок его кожи помнил об их страстном поцелуе. Ему хотелось сорвать с нее рубашку и покрыть поцелуями все ее тело. Он корил себя за столь низкие желания, но избавиться от них не мог.
— Никто еще никогда не поддержал меня, — еле слышно произнесла Женевьева, словно собственный голос причинял ей боль.
Хейдон ничего не сказал.
Она судорожно глотнула, пытаясь найти нужные слова.
— Целые восемь лет я в одиночку боролась за свою семью, стараясь накормить и одеть их, дать им образование и заставить почувствовать, что они любимы и достойны любви. — Ее голос дрогнул. — И всюду меня подстерегали ловушки.
Хейдон мог легко вообразить эти ловушки. Постоянная угроза детских болезней, нескончаемые поиски денег, презрение окружающих.
— Думаю, большинство здешних жителей всегда хотели, чтобы я потерпела неудачу, — с горечью продолжала Женевьева. — Конечно, они не высказывали вслух столь немилосердные мысли, но не сомневались, что меня ждет поражение. Все были уверены, что, учитывая происхождение моих детей, их порочные наклонности неизбежно одержат верх. Вот почему все были рады отправить Шарлотту назад в тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Мне нужно поговорить с вами, Женевьева, — голос Хейдона был настойчивым. — Это очень важно.
Женевьева судорожно глотнула и приложила к глазам скомканный платок. Она не хотела видеть ни Хейдона, ни кого-либо другого. Почему они не могут этого понять? Весь день Юнис, Дорин и Оливер стучали к ней в дверь, приносили подносы и умоляли спуститься и поесть. Как она может выпить даже стакан воды, зная, что Шарлотту кормят в камере всякой гадостью? Женевьева не хотела ни с кем разговаривать. Никто не мог ничего сказать или сделать, чтобы облегчить терзающую ее душевную боль.
— Пожалуйста, уйдите, — повторила она.
— Боюсь, что это невозможно, Женевьева. Откройте дверь.
— Я плохо себя чувствую. Оставьте меня в покое. Последовала пауза. И вдруг дверь начала открываться. Без ее разрешения?! Ну уж нет.
Женевьева резко повернулась, намереваясь крикнуть, чтобы Хейдон убирался прочь. Неужели он такой жестокий и бесчувственный, что не может выполнить простую просьбу и позволить ей страдать в одиночестве?
Внезапно она увидела в дверном проеме Шарлотту. Девочка неуверенно улыбалась, словно не зная, будет ли рада Женевьева ее возвращению.
С громким криком Женевьева бросилась к Шарлотте и прижала ее к себе, целуя щеки, лоб, волосы, словно желая убедиться, что бедняжка цела и невредима. Джейми, Аннабелл, Грейс и Саймон — все разом радостно вопили, выбежав из укрытия в коридоре.
— Сюрприз, Женевьева!
— Разве ты не рада теперь, что Хейдон все-таки открыл дверь?
— Ты ведь говорила нам, что Шарлотта вернется, и вот она дома!
— Может, дашь ей снять пальто и шляпу?
— Почему ты плачешь?
Зарывшись лицом в волосы Шарлотты, Женевьева громко всхлипывала. Дети недоуменно наблюдали за ней, не понимая ее горя в тот момент, когда следовало радоваться. Только Шарлотта все поняла — она тоже заплакала, и звуки их рыданий одержали верх над бурным весельем остальных детей, которое они предвкушали, прячась на лестнице.
— Пошли, ребята, — сказала Юнис, вытирая глаза краем передника. — Пускай мисс Женевьева и Шарлотта побудут немного вдвоем.
Дорин громко высморкалась.
— В кухне вас ждут вкусные лепешки.
— А может, вам лучше прогуляться? — неуверенно предложил Оливер.
— Нет. — Женевьева покачала головой. — Я хочу, чтобы мои дети были со мной.
Она раскрыла объятия, и дети подбежали к ней и Шарлотте. Женевьева обнимала и целовала их всех, обещая себе, что больше никогда не выпустит никого из поля зрения.
Только когда Оливер закрыл дверь, она внезапно осознала, что Джека нет среди них и Хейдон тоже молча ускользнул, странным образом заставив ее ощущать пустоту в своем шумном многочисленном семействе.
Ночь простерла над домом бархатные крылья. Женевьева поднялась наверх, держа в руках свечу. Дети мирно спали в своих кроватях, и то же самое, судя по храпу, приветствовавшему ее на третьем этаже, относилось к Оливеру, Юнис и Дорин. Женевьева остановилась у двери спальни Хейдона и прислушалась, ежась в холодном ночном воздухе. Она ничего не услышала и не знала, радоваться этому или нет. Если бы он храпел, она могла бы спуститься в свою комнату, решив, что поговорит с ним в другой раз, но молчание казалось ей оглушительным, как раскаты грома. Женевьева не сомневалась, что Хейдон не спит и знает, что она стоит за дверью. Поколебавшись, она постучала.
Дверь сразу же открылась. Хейдон предстал перед ней обнаженным по пояс. Плед был небрежно обмотан вокруг его бедер. Мерцающее пламя свечи и тени зимней ночи играли на его мускулистых плечах и груди. Хейдон молча смотрел на Женевьеву — его лицо не выражало удивления, как будто он ожидал ее прихода.
При виде Хейдона смелость покинула Женевьеву. С трудом удержавшись от желания уйти, она плотнее закуталась в мягкую шерстяную шаль, проскользнула в комнату и поставила свечу на столик у кровати.
В углу стоял платяной шкаф с неплотно закрытой дверцей. Дорин все время просила Оливера починить ее, но у него никак руки не доходили. В шкафу аккуратно висели костюмы и рубашки. Юнис и Дорин постарались снабдить Хейдона подобающим гардеробом.
В другом углу удобно расположился низкий умывальник, явно нуждающийся в покраске. Надтреснутый кувшин и таз были аляповато разрисованы крупными красными розами. Одним словом, комната была вполне во вкусе Дорин, но Хейдону, должно быть, здесь тесновато. Маркиз Рэдмонд, несомненно, привык к простору и роскоши, а здесь ему приходилось спать в комнате служанки, где не было даже стула. Женевьева поежилась от холода, камин в комнате отсутствовал.
— Вы дрожите, — заметил Хейдон, беря с кровати еще один плед.
Женевьева затаила дыхание, когда его руки коснулись ее плеч. Шерсть пледа хранила тепло тела Хейдона, и она поняла, что перед самым ее приходом он лежал обнаженным, укрывшись как раз этим пледом. Ощущение казалось шокирующе интимным, но в то же время успокаивающим. Не делая попытки сбросить плед, Женевьева отступила в дальний угол, где почувствовала себя в относительной безопасности. Она сама не знала, кого больше боится — Хейдона или самое себя.
Хейдон не мог представить, что побудило Женевьеву явиться к нему среди ночи. На ней были лишь тонкая ночная рубашка и шаль. Что-то ее беспокоило. Он знал, как она страдала последние несколько дней, и, хотя Шарлотта вернулась целой и невредимой, волнение еще не улеглось. Хейдон поклялся себе, что будет держаться от Женевьевы на подобающем расстоянии, но каждый клочок его кожи помнил об их страстном поцелуе. Ему хотелось сорвать с нее рубашку и покрыть поцелуями все ее тело. Он корил себя за столь низкие желания, но избавиться от них не мог.
— Никто еще никогда не поддержал меня, — еле слышно произнесла Женевьева, словно собственный голос причинял ей боль.
Хейдон ничего не сказал.
Она судорожно глотнула, пытаясь найти нужные слова.
— Целые восемь лет я в одиночку боролась за свою семью, стараясь накормить и одеть их, дать им образование и заставить почувствовать, что они любимы и достойны любви. — Ее голос дрогнул. — И всюду меня подстерегали ловушки.
Хейдон мог легко вообразить эти ловушки. Постоянная угроза детских болезней, нескончаемые поиски денег, презрение окружающих.
— Думаю, большинство здешних жителей всегда хотели, чтобы я потерпела неудачу, — с горечью продолжала Женевьева. — Конечно, они не высказывали вслух столь немилосердные мысли, но не сомневались, что меня ждет поражение. Все были уверены, что, учитывая происхождение моих детей, их порочные наклонности неизбежно одержат верх. Вот почему все были рады отправить Шарлотту назад в тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72