Я не хотела, чтобы мной торговали, словно животным, и не пошла к Ришелье. Украв у Жана несколько сот ливров, я перебралась в крохотную квартирку на Монмартре. Я думала, что Жан приползет ко мне на коленях, умоляя вернуться к нему, но время шло, а он не появлялся. Через два месяца у меня кончились деньги.
Я раздумывала, не вернуться ли мне к Жану, как вдруг, совершенно неожиданно, ко мне приехала мать. Я не видела ее семь лет.
Мне удалось справиться с обидой на эту женщину, бросившую меня на произвол судьбы. Ребенком я представляла себе взрослых всемогущими существами, способными управлять своей жизнью. Теперь, повзрослев, я понимала, что в жизни все намного сложнее. Может быть, мне даже повезло, что моим воспитанием занимались монахини, а не женщина, которая заботились лишь о себе самой. По крайней мере, я получила достойное образование.
Мама сказала мне, что она ушла от мужа. Раисон сильно пил и безрассудно транжирил деньги. Милосердная сестрица Элен отказала матери в помощи. Ей было больше не к кому пойти. Она узнала, что я живу с графом Жаном на Рю Сен-Юсташ, но, придя туда, узнала, что я съехала. Этот подлец Жан пообещал ей щедро оплачиваемое место кухарки, если ей удастся уговорить меня вернуться.
– Он все еще любит тебя и мечтает, чтобы ты стала любовницей какого-нибудь пэра, – сказала мама. – Но он гордец. К тому же, насколько я поняла, ты сама во всем виновата. Лучше бы тебе вернуться, пока он не передумал.
Деньги для матери все еще были важнее морали. Что ни говори, а яблочко от яблони недалеко падает.
Переступив через свою гордость, я вернулась к графу. Жан тотчас же затащил меня в постель, но он, без сомнения, еще не забыл о нас с Адольфом, а потому прикасался ко мне так, словно я была поврежденным товаром.
– С этого момента, дрянь, – прорычал он, – ты будешь отрабатывать свое содержание. Понятно тебе? У меня есть несколько приятелей, которые не прочь тебе вставить.
В ту же ночь он продал меня мужчине, который предложил наивысшую цену. Герцог Ниверне заплатил Жану тысячу сто пятьдесят ливров за ночь со мной.
Я не могла позволить, чтобы граф Жан до конца своих дней играл первую скрипку. На следующий день я купила мужской костюм и ботинки моего размера и пришла к нему в образе маленького денди. Я заставила его накраситься и одеться в женскую одежду. Бесстыдные игры всегда возбуждали Жана. Когда мы занимались любовью, я была сверху и представляла, что я пронзаю его нутро своим длинным дружком, называла его шлюхой, сукой.
Как бы то ни было, я была рада, что вернулась.
Однажды осенним вечером 1764 года мы с графом посетили восхитительную премьеру в Опере. В антракте все только и говорили что о маркизе де Помпадур. Фаворитка короля так и не выздоровела. Я призналась себе, что мне ничуть не жаль ее, наоборот, я была счастлива. Я так давно завидовала королевской любовнице, считая ее своей соперницей! Я питала большие надежды. Но был ли у меня шанс соблазнить Луи? Смогу ли я добраться до него?
Мне не было нужды посвящать графа Жана в свои честолюбивые планы, ведь мы с ним мыслили одинаково. При всей своей импульсивности и страстности, когда речь шла о деле, он становился настойчивым, осмотрительным и решительным.
– У нас есть всего один шанс, – сказал он. – Нужно дождаться подходящей возможности представить тебя его величеству. За это время ты должна как можно лучше освоить искусство общения с людьми, с которыми встретишься при дворе.
У меня появились новые военные задачи. Деньги приходили быстро, но уходили еще быстрее. В 1765 году мы переехали с Рю Сен-Юсташ на Рю Жюсьен в дом попросторнее. Мне выделили целый этаж: больше пространства, больше уединенности, но и больше обязательств, и граф Жан потребовал, чтобы я помогала ему выполнять их. Днем он все так же развлекался со мной в свое удовольствие, а по ночам сдавал меня все большему количеству мужчин. К тому же я занималась частной практикой с несколькими избранными клиентами. У меня не оставалось ни одной свободной минутки, я ужасно уставала.
С моей помощью мужчины удовлетворяли свои странные пристрастия и инстинкты, что не доставляло мне особого удовольствия. Большинство любовников вызывали у меня отвращение, и мне приходилось, сжав зубы, имитировать игривую похотливость. Непрошеные эмоции я топила в вине и бренди. Из всей вереницы мужчин в моей памяти остался только лорд Марч, английский аристократ и изысканный развратник. Он приходил ко мне в блестящем платье, изящных украшениях и парике тончайшей работы. Со своей стройной фигуркой и накладками в нужных местах он был так похож на женщину, что во мне просыпался мужчина. На чердаке стояла коробка со старой одеждой Адольфа, а тугой атласный бандаж помогал мне скрыть грудь. Приспособлением из слоновой кости с невесть откуда взявшейся мужской силой и напором я овладевала им.
Граф Жан считал, что я сама соблазнила его сына. Я искренне раскаивалась в этом и была готова признать свою вину, лишь бы он восстановил нормальные отцовские отношения с мальчиком. Адольф в то время был в Версале, и Жан пригласил его погостить. Благодаря придворной муштре у мальчика появились хорошие манеры, но душа его сохранила былую наивность и свежесть. Мы не виделись целый год, но он все так же боготворил меня. Его глаза светились любовью, когда мы учтиво поздоровались, не касаясь друг друга. Он сидел с нами и рассказывал о придворных обычаях, законах этикета и протоколе, которым его обучали. В тот вечер граф взял сына с собой кутить к мадам Гурдон.
На следующий день Жан должен был уехать по делам в Компьен. Прежде чем уехать, он предупредил меня:
– Держи свою дыру подальше от моего сына. – В гостиной я увидела Адольфа. Он в волнении мерил комнату шагами.
– Отец рассказал мне, что вы были одной из девочек мадам Гурдон, что вы до сих пор отдаетесь мужчинам за деньги, – сказал он.
Я не пыталась скрыть свой свободный образ жизни от Адольфа, но сказалась жертвой обстоятельств. Мальчик только и мечтал увидеть во мне что-то хорошее. Волнение исчезло без следа, и он присел рядом со мной. В моем присутствии он буквально сиял, я растаяла и сделала первый шаг. После бурных ласк милый мальчик предложил мне выйти за него замуж. Серьезность его намерений тронула меня. По правде говоря, я была недостойна стать его женой. Наибольшее наслаждение мне доставляла именно порочность, безнравственность нашего романа. Разумеется, Адольфу меня не переделать. Зато я смогу развратить его – и уже преуспела в этом. Мысли о добродетелях Адольфа и собственных пороках вывели меня из равновесия, а малодушие не позволяло прямо отказать ему. Мне хотелось показать Адольфу, в какого бессердечного монстра может превратиться его любимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72