От жалости к себе я едва могла идти, поэтому Генриетте и Лорану пришлось выводить меня из моих роскошных апартаментов и поддерживать, пока я в последний раз шла по ослепительному коридору, спускалась по богато украшенной лестнице, выходила из золотых дверей. С каждым шагом по волшебному променаду, мимо фонтанов и статуй, ноги мои становились все тяжелее. В саду я остановилась, чтобы попрощаться с морем тюльпанов, пробивающихся из земли.
Когда я проезжала в карете через дворцовые ворота, собравшаяся там толпа начала забрасывать меня оскорблениями.
– Потаскуха! – кричали они.
В замке Эммануэля меня ждали Шон, граф Жан, Женевьева Мотон, Адольф, его жена Элен и мадам де Фларакур, единственная, как оказалось, преданная мне из придворных дам. Когда я увидела их, мне стало легче, но воодушевление быстро прошло. Все попытки заговорить заканчивались слезами. Адольф был особенно заботлив. От меня не укрылось раздражение прекрасной Элен. Она прекрасно знала, что ее муж любит меня, что он полностью зависит от моих денег. Она презирала его за подобострастные знаки внимания, которые он мне оказывал.
Когда мы угрюмо сидели за обеденным столом, мне принесли письмо от герцога Эммануэля. Король продолжал гнуть свою линию. Когда кардинал Эмо приехал исповедать его, Луи, большой любитель тянуть время, отослал его.
– Отлично, – сказал граф Жан. – У нас еще есть время. Напиши Эммануэлю письмо, пусть скажет королю, что необходимо как можно скорее изложить на бумаге его пожелания относительно твоего будущего.
Я отказалась. Мы поссорились. Жан покинул замок, не попрощавшись, и я никогда больше не видела его.
Через некоторое время прибыл посланник с запиской от принца Шарля де Дюпона, непомерно богатого человека, с которым я когда-то флиртовала. Он узнал, что случилось, и предлагал мне свой замок в качестве убежища. Шон утверждала, что я должна серьезно подумать над этим предложением. Но тщеславие превратило меня в оптимистку. Я была уверена, что все так или иначе изменится и ситуация разрешится в мою пользу. Может быть, Луи выздоровеет. А если и скончается, то, несомненно, оставит необходимые распоряжения, и обо мне позаботятся. Я отправила Шарлю мои извинения.
За ужином произошла ужасная ссора между Адольфом и Элен. Адольф хотел остаться со мной до конца, а Элен торопилась уехать.
– Ты что, раб своей тетушки? – кричала она. – Мне стыдно называться твоей женой. Завтра я уезжаю в Англию – с тобой или без тебя.
Она вскочила из-за стола и убежала наверх собирать вещи. Я посоветовала Адольфу взять себя в руки и пойти к жене. Пора ему становиться самостоятельным. Неизвестно, что ждет меня впереди. Наутро он со слезами на глазах обнял меня на прощание и уехал вместе с женой.
Шон собиралась ехать в Тулузу и все утро уговаривала меня покинуть Францию, но я не хотела даже слышать об этом. Я ждала следующее письмо от Эммануэля, рассчитывая на хорошие новости.
Но нет. Эммануэль написал, что у короля была ужасная ночь. Он метался от боли и бредил в лихорадке, говоря о своих похоронах и могиле. Некоторые подручные кардинала Эмона подозревали, что король симулирует безумие, чтобы не пришлось оглашать скандальные подробности его личной жизни. Они были согласны отпустить ему грехи лишь при условии, что Луи вразумительно признает все свои грехи и поклянется искупить их. За отца вступились принцессы. И кардинал Эмо ввиду сильной слабости короля, а также потому, что тот является первым человеком в стране, согласился дать королю прощение, если он покается во всех своих проступках сразу и пообещает, что в случае выздоровления будет не только создавать видимость религиозного чувства. Луи должен был также поклясться никогда не завязывать больше греховных отношений.
– Вот видишь, сестра, – сказала Шон. – Твой оптимизм необоснован.
В действительности надеяться мне было не на что, но эта странная упрямая эйфория не проходила. Я была настолько неблагоразумна, что была готова пойти на риск, только чтобы не смотреть правде в глаза.
После обеда Шон пришла прощаться со мной. Мы надеялись, что когда-нибудь встретимся в более счастливое время.
Ближе к вечеру приехал герцог Эркюль. Я гуляла в саду, собирая розы, росшие вдоль тропинки у реки. Он настаивал на моем немедленном отъезде из Франции, обещал лично отвезти меня в Англию.
– Я попытаю счастья с новой королевой, – ответила я.
Эркюль, привыкший к моим неразумным решениям, не стал спорить, поцеловал меня и уехал.
Теперь со мной остались только Генриетта, Женевьева и Лоран. Я привыкла иметь под рукой все, чем владею, и получать все, что хочу, по первому требованию. Когда мне не удалось найти свой любимый пеньюар, я обрушилась с руганью на Лорана, который его не выложил. Потом стала спрашивать, насколько он верен мне. Он стоял, словно преступник на допросе, и говорил очень тихо, пытаясь защититься и клянясь в вечной преданности. Но, как это часто бывало, когда я была утомлена и крайне возбуждена, я сорвалась. Я пила коньяк, одергивала его на каждом шагу и возражала каждому его слову. Этот поток оскорблений продолжался долго. Я не думала о нем как о человеке, достойном уважения. Я заставила его раздеться и избила утыканными шипами стеблями недавно собранных роз. Он стоически перенес боль, несмотря на то что я поцарапала ему ягодицы и по его ногам струилась кровь. Кровавое зрелище пробудило во мне презренную страсть. Я бросилась на него и овладела им. Но чувственное удовольствие не только не принесло успокоения, но лишь взбудоражило меня еще сильнее. Мне было ужасно стыдно за то, как я обошлась с преданным слугой. Меня терзала потребность быть наказанной, а это, в свою очередь, навело меня на мысли об убийстве. Я боялась, что окончательно потеряю рассудок и в ярости убью Лорана.
– Мне слишком тяжело, – сказала я ему. – Я не могу больше видеть тебя. Ты можешь оставить себе все, что получил от меня, и вот тебе еще кое-что, чтобы ты смог перебраться куда-нибудь… – И я отдала ему бриллиантовое ожерелье, которое стоило пятьдесят тысяч ливров. – Но я хочу больше никогда не видеть тебя.
Лоран не плакал, когда я била его, но, услышав эти слова, он разразился рыданиями. Он бросился мне в ноги, умоляя позволить ему остаться. Я отпихнула его.
– Я оставляю тебя не в худшем состоянии, чем когда подобрала тебя, – холодно сказала я. – Если считаешь, что заслуживаешь большего, что ж, ты сам виноват.
Он не замолчал, продолжая осыпать меня заверениями в огромной своей любви, и тогда я так сильно ударила его ногой, что испортила педикюр.
– Вас не удивило, что мадам де Мирапуа и все остальные отвергли вас? – спросил отец Даффи.
– Нет. А вас это удивляет, святой отец? – Священник усмехнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Когда я проезжала в карете через дворцовые ворота, собравшаяся там толпа начала забрасывать меня оскорблениями.
– Потаскуха! – кричали они.
В замке Эммануэля меня ждали Шон, граф Жан, Женевьева Мотон, Адольф, его жена Элен и мадам де Фларакур, единственная, как оказалось, преданная мне из придворных дам. Когда я увидела их, мне стало легче, но воодушевление быстро прошло. Все попытки заговорить заканчивались слезами. Адольф был особенно заботлив. От меня не укрылось раздражение прекрасной Элен. Она прекрасно знала, что ее муж любит меня, что он полностью зависит от моих денег. Она презирала его за подобострастные знаки внимания, которые он мне оказывал.
Когда мы угрюмо сидели за обеденным столом, мне принесли письмо от герцога Эммануэля. Король продолжал гнуть свою линию. Когда кардинал Эмо приехал исповедать его, Луи, большой любитель тянуть время, отослал его.
– Отлично, – сказал граф Жан. – У нас еще есть время. Напиши Эммануэлю письмо, пусть скажет королю, что необходимо как можно скорее изложить на бумаге его пожелания относительно твоего будущего.
Я отказалась. Мы поссорились. Жан покинул замок, не попрощавшись, и я никогда больше не видела его.
Через некоторое время прибыл посланник с запиской от принца Шарля де Дюпона, непомерно богатого человека, с которым я когда-то флиртовала. Он узнал, что случилось, и предлагал мне свой замок в качестве убежища. Шон утверждала, что я должна серьезно подумать над этим предложением. Но тщеславие превратило меня в оптимистку. Я была уверена, что все так или иначе изменится и ситуация разрешится в мою пользу. Может быть, Луи выздоровеет. А если и скончается, то, несомненно, оставит необходимые распоряжения, и обо мне позаботятся. Я отправила Шарлю мои извинения.
За ужином произошла ужасная ссора между Адольфом и Элен. Адольф хотел остаться со мной до конца, а Элен торопилась уехать.
– Ты что, раб своей тетушки? – кричала она. – Мне стыдно называться твоей женой. Завтра я уезжаю в Англию – с тобой или без тебя.
Она вскочила из-за стола и убежала наверх собирать вещи. Я посоветовала Адольфу взять себя в руки и пойти к жене. Пора ему становиться самостоятельным. Неизвестно, что ждет меня впереди. Наутро он со слезами на глазах обнял меня на прощание и уехал вместе с женой.
Шон собиралась ехать в Тулузу и все утро уговаривала меня покинуть Францию, но я не хотела даже слышать об этом. Я ждала следующее письмо от Эммануэля, рассчитывая на хорошие новости.
Но нет. Эммануэль написал, что у короля была ужасная ночь. Он метался от боли и бредил в лихорадке, говоря о своих похоронах и могиле. Некоторые подручные кардинала Эмона подозревали, что король симулирует безумие, чтобы не пришлось оглашать скандальные подробности его личной жизни. Они были согласны отпустить ему грехи лишь при условии, что Луи вразумительно признает все свои грехи и поклянется искупить их. За отца вступились принцессы. И кардинал Эмо ввиду сильной слабости короля, а также потому, что тот является первым человеком в стране, согласился дать королю прощение, если он покается во всех своих проступках сразу и пообещает, что в случае выздоровления будет не только создавать видимость религиозного чувства. Луи должен был также поклясться никогда не завязывать больше греховных отношений.
– Вот видишь, сестра, – сказала Шон. – Твой оптимизм необоснован.
В действительности надеяться мне было не на что, но эта странная упрямая эйфория не проходила. Я была настолько неблагоразумна, что была готова пойти на риск, только чтобы не смотреть правде в глаза.
После обеда Шон пришла прощаться со мной. Мы надеялись, что когда-нибудь встретимся в более счастливое время.
Ближе к вечеру приехал герцог Эркюль. Я гуляла в саду, собирая розы, росшие вдоль тропинки у реки. Он настаивал на моем немедленном отъезде из Франции, обещал лично отвезти меня в Англию.
– Я попытаю счастья с новой королевой, – ответила я.
Эркюль, привыкший к моим неразумным решениям, не стал спорить, поцеловал меня и уехал.
Теперь со мной остались только Генриетта, Женевьева и Лоран. Я привыкла иметь под рукой все, чем владею, и получать все, что хочу, по первому требованию. Когда мне не удалось найти свой любимый пеньюар, я обрушилась с руганью на Лорана, который его не выложил. Потом стала спрашивать, насколько он верен мне. Он стоял, словно преступник на допросе, и говорил очень тихо, пытаясь защититься и клянясь в вечной преданности. Но, как это часто бывало, когда я была утомлена и крайне возбуждена, я сорвалась. Я пила коньяк, одергивала его на каждом шагу и возражала каждому его слову. Этот поток оскорблений продолжался долго. Я не думала о нем как о человеке, достойном уважения. Я заставила его раздеться и избила утыканными шипами стеблями недавно собранных роз. Он стоически перенес боль, несмотря на то что я поцарапала ему ягодицы и по его ногам струилась кровь. Кровавое зрелище пробудило во мне презренную страсть. Я бросилась на него и овладела им. Но чувственное удовольствие не только не принесло успокоения, но лишь взбудоражило меня еще сильнее. Мне было ужасно стыдно за то, как я обошлась с преданным слугой. Меня терзала потребность быть наказанной, а это, в свою очередь, навело меня на мысли об убийстве. Я боялась, что окончательно потеряю рассудок и в ярости убью Лорана.
– Мне слишком тяжело, – сказала я ему. – Я не могу больше видеть тебя. Ты можешь оставить себе все, что получил от меня, и вот тебе еще кое-что, чтобы ты смог перебраться куда-нибудь… – И я отдала ему бриллиантовое ожерелье, которое стоило пятьдесят тысяч ливров. – Но я хочу больше никогда не видеть тебя.
Лоран не плакал, когда я била его, но, услышав эти слова, он разразился рыданиями. Он бросился мне в ноги, умоляя позволить ему остаться. Я отпихнула его.
– Я оставляю тебя не в худшем состоянии, чем когда подобрала тебя, – холодно сказала я. – Если считаешь, что заслуживаешь большего, что ж, ты сам виноват.
Он не замолчал, продолжая осыпать меня заверениями в огромной своей любви, и тогда я так сильно ударила его ногой, что испортила педикюр.
– Вас не удивило, что мадам де Мирапуа и все остальные отвергли вас? – спросил отец Даффи.
– Нет. А вас это удивляет, святой отец? – Священник усмехнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72