Он пытался напугать ее, и чем упорнее он старался, тем больше она удивлялась, почему.
— Почему вас называют Лобо?
Он пожал плечами.
— Так меня называли апачи. Имя не хуже других.
— Но хуже, чем Джесс?
Он нахмурился.
— Я сказал вам, что он умер.
Уиллоу промолчала, но ее сомнение заполнило наступившее молчание. Он отвернулся.
— Лобо — подходящее имя, леди. Можете мне поверить.
— Волк — общественное животное, — сказала Уиллоу, как будто читая по книжке, — он находит подругу на всю жизнь.
Лобо повернулся и ледяным взглядом уставился на нее:
— Если он не отверженный, изгнанный из собственной стаи — и тогда он начинает бросаться на своих.
В этом замечании не было жалобы, только спокойное сообщение факта.
— Так оно и было?
У Лобо все внутри перевернулось. Он не собирался сказать то, что сказал, прежде он даже никогда сознательно этого не формулировал. Он похолодел, поняв, до какой степени потерял контроль над собой.
— Леди, я занимался такими вещами, от которых вас бы стошнило. Так что почему бы вам не пойти в ваш милый маленький домик и не оставить меня в покое.
Уиллоу была в нерешительности. Она ощущала его смятение, и оно отражало ее собственные бурлящие чувства.
— Мне не важно, что было раньше, — наконец сказала она.
Он грубо рассмеялся:
— Вы меня совсем не боитесь?
Она знала, ему хотелось бы, чтобы она сказала да. Она знала, что должна бы сказать да. Она бы должна прийти в ужас от кого-то с такой жизнью, с такой репутацией. Но она не боялась.
— Нет, — ответила она.
— Вы не знаете меня, леди.
— Уиллоу.
Он тряхнул головой.
— И уж во всяком случае вы не должны быть здесь со мной.
— Салливэн согласился бы с вами.
Женщина в ней не смогла удержаться от сарказма. Раз ему не нравилось, когда ему указывали, что делать, то предупреждение Салливэна, возможно, заставит его остаться.
Он резко повернул голову.
— У него есть на вас права?
Глаза его горели зелено-голубым огнем.
— Только права друга, — сказала она.
— Он таращился на девицу Ньютон коровьими глазами.
— Это хорошо, — удовлетворенно сказала Уиллоу.
Он подозрительно посмотрел на нее. Он ее не понимал. Не понимал ничего ровным счетом. Любая другая женщина из тех, что он знал, пришла бы в бешенство, не оказавшись в центре внимания.
— Вы долго жили у апачей? — негромко спросила она. Это был скользкий вопрос, и его тело напряглось.
— Достаточно долго.
Она почувствовала, как он замкнулся, если только было возможно замкнуться еще больше. Как будто и не было того поцелуя — только он так живо запечатлелся в ее памяти.
Она дотронулась до его руки, обвитой вокруг столба.
— Спасибо, что решили остаться.
Казалось, его рука дрожала, и она решила, что ей это почудилось.
— Может, вы недолго будете благодарны, — коротко ответил он.
— Значит, вы остаетесь?
— На несколько дней, — предупредил он. — Но в городе это не понравится. Обычно меня нигде не приветствуют.
— Если Алекс мог вас нанять, то и я могу, — горячо сказала она.
— Но у Ньютона есть деньги, а у вас?..
Снова намек был совершенно ясен, и она стала пунцовой. Она надеялась, что при лунном свете это не будет заметно, но увидела блеск в его глазах и поняла, что надежда была напрасной.
Ее мысли вернулись к тому, что не давало ей покоя, к насильственной смерти неделей раньше.
— Мистер Кантон…
— Марш Кантон, — уточнил Лобо.
— Вам не надо будет драться с ним, если я останусь?
При этом мучившем ее вопросе ее рука слегка задрожала. Его глаза все еще блестели.
— Туча людей ждет этого.
— Я не хочу, чтобы вы остались, если…
— Я думаю, леди, что теперь Марш Кантон и я, скорее всего, на одной стороне.
— Я никогда не видела никого… такого быстрого, — прошептала она. Он потер шею.
— Да, он неплох. Вы не хотите спросить, может, я тоже неплох?
Ей не хотелось думать о нем в этом смысле. Она предпочитала представлять его выводящим бедного Юпитера из сарая.
— Нет, — тихо ответила она.
— Видите ли, это моя специальность, — почти рассерженно настаивал он. — Я не герой, как вы хотели бы считать. Я убийца совсем как Кантон. Хотите знать, сколько человек я убил?
Ее взгляд был прикован к его глазам, к бурлившим в них опасным водоворотам. Она уловила открытое самоуничижение в его голосе, но ей было безразлично, что он говорил — она только чувствовала, как ей хотелось дотронуться… и прижаться… и…
— Когда я убил первый раз, мне было двенадцать, — продолжал он тем же тоном. — Двенадцать. Чэду примерно столько же, я думаю. Я увидел, что у меня это здорово получается.
Его полные мучительных воспоминаний и даже ярости глаза горели, глядя на нее. И она чувствовала, что ее нужда в нем растет, что сердце ее колотится неодолимым желанием показать ненужность его самоуничижения.
Но она не могла шевельнуться, и у нее не было таких слов, которые не вызовут злобу или боль, или не прозвучат глупыми и наивными. Она чувствовала, что он ждет именно этого, чтобы иметь предлог уехать. Притяжение между ними было сильнее прежнего, и Лобо хотел, чтобы она сказала или сделала что-то, способное его уничтожить, но она так же решительно не собиралась этого делать. Между ними простиралось молчание — но и что-то еще, настолько сильное, что ни один не мог отступить.
Предложи она заботу или сочувствие, Лобо вырвался бы из-под ее влияния, но она не предлагала ни того, ни другого. Вместо этого она согревала его неведомым светом понимания, безусловного согласия. Он наслаждался этим светом, ощущая свою цельность впервые за все время, что он мог вспомнить. И он внезапно понял, что всегда искал именно это, не свободу, а что-то до того неуловимое, что ему не удавалось даже дать этому название.
Слишком поздно. Внутри его все извивалось и корчилось страданием, когда он осознал этот неоспоримый факт. Он слишком сросся с неприятностями. Та репутация, которую он так тщательно лелеял, теперь оказалась петлей на его шее. Чем старше он становился, тем туже затягивалась веревка. С этим он мог жить, но не мог жить с пониманием того, что это также была петля на шее любого, имевшего неосторожность привязаться к нему.
Он с усилием отступил на шаг, чтобы разорвать мгновенно возникшую близость, более глубокую, чем он когда-либо знал, чем ощущал, погружая свое мужество в тело женщины.
— Леди, вам надо бежать без оглядки! — Голос был резким, хриплым. — Вам и этим детишкам ни к чему неприятности, которые я приношу.
Она шевельнула губами, пытаясь что-то сказать, как-то выразить свою веру в него, но прежде чем смогла найти слова, он заговорил снова.
— А мне уж совсем не требуетесь вы. — Он подчеркнул последнее слово, как будто пробуя убедить себя, и отступил еще на шаг.
— Джесс…
Казалось, рот его смягчился на мгновение, и он стоял в нерешительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Почему вас называют Лобо?
Он пожал плечами.
— Так меня называли апачи. Имя не хуже других.
— Но хуже, чем Джесс?
Он нахмурился.
— Я сказал вам, что он умер.
Уиллоу промолчала, но ее сомнение заполнило наступившее молчание. Он отвернулся.
— Лобо — подходящее имя, леди. Можете мне поверить.
— Волк — общественное животное, — сказала Уиллоу, как будто читая по книжке, — он находит подругу на всю жизнь.
Лобо повернулся и ледяным взглядом уставился на нее:
— Если он не отверженный, изгнанный из собственной стаи — и тогда он начинает бросаться на своих.
В этом замечании не было жалобы, только спокойное сообщение факта.
— Так оно и было?
У Лобо все внутри перевернулось. Он не собирался сказать то, что сказал, прежде он даже никогда сознательно этого не формулировал. Он похолодел, поняв, до какой степени потерял контроль над собой.
— Леди, я занимался такими вещами, от которых вас бы стошнило. Так что почему бы вам не пойти в ваш милый маленький домик и не оставить меня в покое.
Уиллоу была в нерешительности. Она ощущала его смятение, и оно отражало ее собственные бурлящие чувства.
— Мне не важно, что было раньше, — наконец сказала она.
Он грубо рассмеялся:
— Вы меня совсем не боитесь?
Она знала, ему хотелось бы, чтобы она сказала да. Она знала, что должна бы сказать да. Она бы должна прийти в ужас от кого-то с такой жизнью, с такой репутацией. Но она не боялась.
— Нет, — ответила она.
— Вы не знаете меня, леди.
— Уиллоу.
Он тряхнул головой.
— И уж во всяком случае вы не должны быть здесь со мной.
— Салливэн согласился бы с вами.
Женщина в ней не смогла удержаться от сарказма. Раз ему не нравилось, когда ему указывали, что делать, то предупреждение Салливэна, возможно, заставит его остаться.
Он резко повернул голову.
— У него есть на вас права?
Глаза его горели зелено-голубым огнем.
— Только права друга, — сказала она.
— Он таращился на девицу Ньютон коровьими глазами.
— Это хорошо, — удовлетворенно сказала Уиллоу.
Он подозрительно посмотрел на нее. Он ее не понимал. Не понимал ничего ровным счетом. Любая другая женщина из тех, что он знал, пришла бы в бешенство, не оказавшись в центре внимания.
— Вы долго жили у апачей? — негромко спросила она. Это был скользкий вопрос, и его тело напряглось.
— Достаточно долго.
Она почувствовала, как он замкнулся, если только было возможно замкнуться еще больше. Как будто и не было того поцелуя — только он так живо запечатлелся в ее памяти.
Она дотронулась до его руки, обвитой вокруг столба.
— Спасибо, что решили остаться.
Казалось, его рука дрожала, и она решила, что ей это почудилось.
— Может, вы недолго будете благодарны, — коротко ответил он.
— Значит, вы остаетесь?
— На несколько дней, — предупредил он. — Но в городе это не понравится. Обычно меня нигде не приветствуют.
— Если Алекс мог вас нанять, то и я могу, — горячо сказала она.
— Но у Ньютона есть деньги, а у вас?..
Снова намек был совершенно ясен, и она стала пунцовой. Она надеялась, что при лунном свете это не будет заметно, но увидела блеск в его глазах и поняла, что надежда была напрасной.
Ее мысли вернулись к тому, что не давало ей покоя, к насильственной смерти неделей раньше.
— Мистер Кантон…
— Марш Кантон, — уточнил Лобо.
— Вам не надо будет драться с ним, если я останусь?
При этом мучившем ее вопросе ее рука слегка задрожала. Его глаза все еще блестели.
— Туча людей ждет этого.
— Я не хочу, чтобы вы остались, если…
— Я думаю, леди, что теперь Марш Кантон и я, скорее всего, на одной стороне.
— Я никогда не видела никого… такого быстрого, — прошептала она. Он потер шею.
— Да, он неплох. Вы не хотите спросить, может, я тоже неплох?
Ей не хотелось думать о нем в этом смысле. Она предпочитала представлять его выводящим бедного Юпитера из сарая.
— Нет, — тихо ответила она.
— Видите ли, это моя специальность, — почти рассерженно настаивал он. — Я не герой, как вы хотели бы считать. Я убийца совсем как Кантон. Хотите знать, сколько человек я убил?
Ее взгляд был прикован к его глазам, к бурлившим в них опасным водоворотам. Она уловила открытое самоуничижение в его голосе, но ей было безразлично, что он говорил — она только чувствовала, как ей хотелось дотронуться… и прижаться… и…
— Когда я убил первый раз, мне было двенадцать, — продолжал он тем же тоном. — Двенадцать. Чэду примерно столько же, я думаю. Я увидел, что у меня это здорово получается.
Его полные мучительных воспоминаний и даже ярости глаза горели, глядя на нее. И она чувствовала, что ее нужда в нем растет, что сердце ее колотится неодолимым желанием показать ненужность его самоуничижения.
Но она не могла шевельнуться, и у нее не было таких слов, которые не вызовут злобу или боль, или не прозвучат глупыми и наивными. Она чувствовала, что он ждет именно этого, чтобы иметь предлог уехать. Притяжение между ними было сильнее прежнего, и Лобо хотел, чтобы она сказала или сделала что-то, способное его уничтожить, но она так же решительно не собиралась этого делать. Между ними простиралось молчание — но и что-то еще, настолько сильное, что ни один не мог отступить.
Предложи она заботу или сочувствие, Лобо вырвался бы из-под ее влияния, но она не предлагала ни того, ни другого. Вместо этого она согревала его неведомым светом понимания, безусловного согласия. Он наслаждался этим светом, ощущая свою цельность впервые за все время, что он мог вспомнить. И он внезапно понял, что всегда искал именно это, не свободу, а что-то до того неуловимое, что ему не удавалось даже дать этому название.
Слишком поздно. Внутри его все извивалось и корчилось страданием, когда он осознал этот неоспоримый факт. Он слишком сросся с неприятностями. Та репутация, которую он так тщательно лелеял, теперь оказалась петлей на его шее. Чем старше он становился, тем туже затягивалась веревка. С этим он мог жить, но не мог жить с пониманием того, что это также была петля на шее любого, имевшего неосторожность привязаться к нему.
Он с усилием отступил на шаг, чтобы разорвать мгновенно возникшую близость, более глубокую, чем он когда-либо знал, чем ощущал, погружая свое мужество в тело женщины.
— Леди, вам надо бежать без оглядки! — Голос был резким, хриплым. — Вам и этим детишкам ни к чему неприятности, которые я приношу.
Она шевельнула губами, пытаясь что-то сказать, как-то выразить свою веру в него, но прежде чем смогла найти слова, он заговорил снова.
— А мне уж совсем не требуетесь вы. — Он подчеркнул последнее слово, как будто пробуя убедить себя, и отступил еще на шаг.
— Джесс…
Казалось, рот его смягчился на мгновение, и он стоял в нерешительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96