Преувеличение? Ложь? У нее сдавило горло при мысли о нем. Его называли коварным. Коварным и безжалостным.
Это не ее Джесс. Не тот человек, который вытащил Салли Сью из колодца, или спас Чэда от разъяренного быка, или вытащил законника из горящего сарая. Не тот человек, который касался ее так нежно.
Вдруг она почувствовала, что он возвращается, больше ощутила, чем услышала. Она медленно повернулась и посмотрела на него.
Его губы были плотно сжаты, глаза непроницаемы. Все в нем выдавало напряжение.
— Извините, — с трудом выговорил он, и Уиллоу поняла, что, наверное, он никогда раньше не произносил этого слова. На его губах оно звучало непривычно, резко, почти недоверчиво.
Уиллоу подошла к нему и взяла за руку.
— Посидите со мной немного.
— У меня много работы.
Но он не выдернул руку, и протянул другую руку к ее щеке и погладил ее тыльной стороной ладони.
— Нам пора идти.
— Пожалуйста, — сказала она, и он, сдавшись, чуть наклонил голову. Он послушно прошел за ней к берегу, где она села, вынуждая сесть и его, и потом откинулась к нему на грудь.
— Ни о чем не сожалейте, — сказала она. — Это было самое чудесное, что я испытала за свою жизнь. — Она посмотрела вверх и увидела, как сжались его губы и дернулась щека. Он боролся с чем-то, возможно, с ней. Определенно с собой.
— Я не принесу вам ничего, кроме беды, — наконец сказал он.
— Вы уже дали мне, по крайней мере, три жизни, — ответила она. — И сарай. Эстеллу, которая готова начать новую жизнь, и Брэди, который выглядит лучше, чем когда-либо. — Она вдруг вспыхнула. — И сегодня. Вы дали мне сегодня. И этого у меня никто не отберет.
Он уставился на нее. Она все спутала. Он не собирался делать ничего из того, что она только что сказала. Если бы у него было время подумать, он ничего бы этого не сделал, Он ни на что не годился.
Лобо старался вспомнить худшее из того, что он мог ей сказать, то единственное, что могло оттолкнуть ее. И понял, что это было. Он пытался выдавить из себя слова, но эту тайну он спрятал глубже всех, охранял больше всех. И теперь настало время сказать ей.
Он не знал, как. Как мог он сказать ей, что не может читать и писать? Такой, как она, чьей жизнью были книги и учение?
Слова в конце концов были сказаны, потому что это было необходимо. Но они вышли обрывисто, с трудом.
— Я… я даже… не умею читать. — Его поразило озадаченное выражение ее глаз. Она действительно была озадачена. Ее изумило, что он не умел читать, в основном потому, что он так хорошо все умел. Но потом она вспомнила о его прошлом, и все стало на место. И все же она не понимала, почему он очевидно стыдился этого. Наверное, это для него было чем-то очень важным, и она снова почувствовала эту его незащищенность, такую привлекательную, так отделявшую его от человека, которого в нем как будто видели все остальные.
— Это легко исправить, — негромко сказала она. — Научиться читать — одна из причин, по которой Джейк оставил мне ранчо. Джейк хотел научиться, и я давала ему уроки по выходным. А Чэд… я учу его вечерами. Его отец не отдавал его в школу.
— Джейк?
— Когда я приехала сюда, он больше всего хотел научиться читать Библию. Он очень стеснялся, и я заезжала по воскресеньям и учила его читать. Думаю, когда он сумел написать имя своей жены на Библии, он гордился этим больше, чем всем, что он когда-либо сделал.
Лобо вспомнил намеки Ньютона насчет Уиллоу и Джейка, и ощутил желание его прикончить, в то же время удивляясь, как просто Уиллоу восприняла то, что он считал своим самым большим недостатком. Но ведь его поражало принятие ею столь многих вещей. Так будет недолго, он это знал. Скоро она увидит, что он представляет собой на самом деле, а не только в ее воображении. И он не знал, сможет ли это вынести.
Но ведь он сам во всем виноват.
Откинувшись назад, она смотрела на него полными любви и гордости глазами, и ее слова на мгновение ослабили его сомнения, уменьшили до размеров песчинки стыд, который он всегда чувствовал от недостатка образования.
— Вы знаете так много. Вы только посмотрите на задачу, и вам сразу известно, как ее решить. Это гораздо важнее, чем если кто-то знает только книги и ничего больше. — Она играла его рукой. — В вас столько силы, — добавила она.
В нем поднялась волна неожиданного удовольствия. Внезапно ему захотелось быть всем, что она в нем видела, но потом его охватило отчаяние. Он не был таким и никогда не будет. За его плечами было слишком многое. Но пока он будет радоваться тому, что есть. Его руки перебирали ее косу, расплетая пряди, так что волосы свободно спадали вокруг лица. Они были такие шелковистые, такие притягательные. Он склонил голову, вдыхая свежий цветочный запах, в то время как их обоих обдувал легкий ветерок и разрозненные лучи солнца играли на их коже. Он никогда не знал такого спокойного удовлетворения. Впервые в жизни он чувствовал покой, и радость, и любовь, и наслаждался этим, зная, что этот момент мимолетен и вскоре станет лишь воспоминанием. Его тело приятно побаливало от недавней близости, и у него в горле пересохло от этой загадки, загадки и счастья, о которых он и не подозревал, что они существовали между мужчиной и женщиной.
— Вы так красивы, — снова сказал он.
Уиллоу услышала неизбывную печаль в его голосе, и ей хотелось придать ему уверенности, утешать и любить его. Опять вернулось откровенное одиночество, с каким-то намеком на беспомощность. А ее мужчине беспомощность не подходила.
Ее мужчине.
И тут она сказала то, чего не собиралась говорить, потому что думала, что ему это не понравится. Но ее переполнили чувства, и она не могла их удержать.
— Я вас люблю, — сказала она.
Он ничего не ответил. Не отпрянул, как она ожидала. Вместо этого он сидел неподвижно, как статуя, и в его глазах отражались глубочайшая печаль, которую она когда-либо видела в человеке.
Его руки двигались по ее телу, как будто запоминая каждый изгиб. Она не сводила взгляда с его лица и заметила, как дергается жилка на щеке. Она провела пальцем вдоль жилки и та, казалось, подпрыгнула под ее прикосновениями. Он закрыл глаза, и она поняла, что так он пробовал прервать струившиеся между ними эмоции. Да, это была страсть, но и нечто гораздо большее, чего, поняла она, ему не хотелось ни узнавать, ни признавать.
— Это худшее, что вы могли бы сделать, — наконец произнес он.
— А я думаю, что лучшее, — возразила она, задирая голову и целуя его в губы.
Когда она отодвинулась, он хотел что-то сказать, но она прижала кончики пальцев к его губам.
— Я ничего не прошу, — сказала она. — Ни чтобы вы остались, хоть я и хочу этого, никаких обещаний. Просто немного побыть с вами.
— Этого недостаточно, — сказал он. Слова застревали в горле, звучали неубедительно.
— Мне достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96