Оливье согласился с их условиями, и они подняли ворота. Мы собрали их оружие и окружили под башней. Невилль был мертв, а Торн — в таком состоянии, в котором вы сейчас его видите. Капеллан немедленно произнес над ним последнюю молитву. Уэльсцы рассказали, что Торн пробрался в башню, получив по дороге эти две стрелы из арбалета, и нашел Невилля. Приставив меч к его спине, он выволок негодяя во двор, заставив во всеуслышание объявить, что у него нет денег, чтобы расплатиться с наемниками.
— Это была правда? — спросил Мэтью.
— Не думаю. Невилль был не настолько глуп, чтобы связаться с кровожадными дикарями, не имея средств рассчитаться с ними.
— И как же Невилль умер?
— Они набросились на него и буквально разорвали в клочья. Когда мы нашли его… вернее, то, что осталось от него… в общем, — Питер взглянул на Мартину, сосредоточенно размешивающую свои травы в чаше с бренди, — я, наверное, никогда в жизни не забуду этого зрелища. Ногу Торну сломали в рукопашной схватке, в суматохе, но это было ненароком. Если бы они хотели убить его, то я уверен, что сейчас он был бы мертв. Думаю, они были восхищены его мужеством, а может, просто побоялись. Они никак не могли поверить, что человек, получив две стрелы, выпущенные из арбалета, еще способен стоять на ногах и сражаться. Они даже придумали ему какое-то уэльское прозвище что-то вроде Английский Великан, Не Желающий Умирать.
В этот момент Торн вряд ли напоминал Английского Великана: весь израненный, мечущийся в полубреду. У Мартины сердце обливалось кровью, глядя на него.
— Что станет с Блэкберном? — спросил настоятель у Питера.
Рыцарь пожал плечами.
— Никто пока не знает, но Оливье теперь не оставит замок без присмотра. Он вместе с семьей перебрался в него до принятия решения о наследовании баронства.
Мартина поморщилась, когда Торн вздрогнул от прикосновения брата Луки, который дотронулся до кости, торчащей наружу в области колена.
— Боюсь, что придется ампутировать ногу, — сказал он.
Мартина повернула голову вслед за Торном, который посмотрел на сложенные на столике ножи, повязки и костяные пилы. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но она заметила, что дыхание его участилось.
— Пойду разбужу брата Поля, — сказал молодой монах, повернувшись к Мэтью. — Нам также понадобятся еще четыре человека, чтобы держать его. — Посмотрев на сакса, он добавил: — Четыре сильных человека.
— Позвольте сначала мне попытаться, — вмешалась Мартина, прежде чем Мэтью успел ответить. — Я могу сложить кость и вправить сустав, я уверена, что у меня это получится.
— Вам приходилось делать это раньше? — спросил настоятель.
— Я помогала врачу. И не один раз. Пожалуйста. Я уверена, что мне удастся спасти ему ногу с помощью тугой повязки и мази из травы-костоправа.
— А если рана загноится? — спросил Мэтью. — Тогда ему придется гораздо хуже, чем если мы отнимем ногу прямо сейчас.
— Я знаю, как избежать загноения, — настаивала Мартина. — И кроме того, я сумею вытащить стрелы. Разрешите мне попытаться, пожалуйста.
— Чтобы выправить перелом и извлечь стрелы, вам понадобится помощь, — сказал Мэтью.
— Я готов помочь, — вызвался Питер, снимая свой шлем.
Мэтью повернулся к Торну:
— Сэр Торн, вы позволите леди Мартине заняться вашими ранами?
Торн посмотрел на Мартину; вера, светившаяся в его взгляде, наполнила ее гордостью и страхом. «Я не имею права ошибиться, он не должен умереть», — подумала она.
— Да, — прохрипел он. — Я разрешаю ей лечить меня.
— И все же нам понадобятся крепкие руки, чтобы держать его, пока миледи будет работать, — сказал брат Лука.
Мартина поднесла к губам Торна чашу с бренди и приподняла голову.
— Выпейте это, и нам никто не понадобится.
Он посмотрел ей в глаза.
— Что здесь помимо болиголова?
Молодой монах раскрыл рот и застыл в изумлении. Торн ухмыльнулся, затем быстро выпил содержимое чаши. Когда Мартина отпустила его, он протянул левую руку и с необычайной нежностью провел костяшками пальцев по ее щеке, вниз по скуле до подбородка и шеи, внимательно следя за движениями своих пальцев, будто вспоминая очертания ее лица. На какое-то мгновение Мартина забыла разделяющую их пропасть, забыла причиненную им боль, ощущая лишь реальность происходящего, от которой замирало сердце.
Мэтью закашлялся, и она, взяв руку Торна, опустила ее. Питер не заметил этой сценки, занятый своими доспехами, которые он снова натягивал на себя. Брат Мэтью знал, что отношения Мартины с Торном не были невинными, но совершенно не обязательно, чтобы об этом стало известно всем окружающим.
Она опустила ладонь на влажный и горячий лоб Торна.
— Закрой глаза, — прошептала она.
Он качнул головой.
— Нет, я хочу смотреть на тебя.
Но его веки уже отяжелели.
— Ты очень упрямый. — Она улыбнулась.
Торн тоже улыбнулся в ответ, не сводя с нее глаз, в которых уже начало расплываться окружающее.
— Да, я именно такой, — проговорил он слегка заплетающимся языком.
И когда его веки закрылись, она нежно прошептала:
— Спи.
Торн беззвучно прошептал слово «нет», а затем его голова склонилась набок, левая рука соскользнула с кровати, что-то выпало из нее и покатилось по полу.
Питер нагнулся и подобрал упавшую вещь.
«А-а-а, — подумал он, покачивая маленькую изящную вещицу на ладони, — мне бы следовало давно догадаться».
В последние три месяца Торн постоянно носил с собой какую-то вещицу, часто доставал ее из-за пазухи и в одиночестве любовался, не показывая ее Питеру и не отвечая на его расспросы о том, что это за вещь. Когда они подобрали его после взятия Блэкберна, он сжимал ее в кулаке.
— Что это? Что он держал в руке? — спросила Мартина, опуская руки в тазик с горячей водой и намыливая их.
Питер заколебался. Это была белая королева из шахматного набора, подаренного ею Эдмонду на свадьбу, — фигурка, таинственным образом исчезнувшая оттуда сразу после свадьбы. Поскольку Эдмонд не играл в шахматы, ему, наверное, было безразлично, а остальные тоже не придали значения пропаже.
Так вот, значит, что Торн носил у себя на груди, у сердца, на что любовался подолгу и что ласкал пальцами — скульптурный портрет леди Мартины Руанской. Слабая замена реальной женщины, но это единственное, что ему осталось. Знает ли она о его чувствах? Наверное, нет. Д если нет, то и не в его, Питера, праве, раскрывать ей секреты своего друга и господина.
— Что это было? Камешек? — вытирая руки, спросила Мартина.
— Ага, — сказал Питер, пряча белую королеву в карман нижней рубашки. — Просто какой-то камешек.
Кивнув, она указала ему на тазик:
— Могу я попросить вас вымыть руки?..
Мартина убрала со лба Торна непослушную прядь каштановых волос, ее взгляд скользнул по его длинному телу, остановившись на торчащих из плеча стрелах и совершенно ужасной ране на ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Это была правда? — спросил Мэтью.
— Не думаю. Невилль был не настолько глуп, чтобы связаться с кровожадными дикарями, не имея средств рассчитаться с ними.
— И как же Невилль умер?
— Они набросились на него и буквально разорвали в клочья. Когда мы нашли его… вернее, то, что осталось от него… в общем, — Питер взглянул на Мартину, сосредоточенно размешивающую свои травы в чаше с бренди, — я, наверное, никогда в жизни не забуду этого зрелища. Ногу Торну сломали в рукопашной схватке, в суматохе, но это было ненароком. Если бы они хотели убить его, то я уверен, что сейчас он был бы мертв. Думаю, они были восхищены его мужеством, а может, просто побоялись. Они никак не могли поверить, что человек, получив две стрелы, выпущенные из арбалета, еще способен стоять на ногах и сражаться. Они даже придумали ему какое-то уэльское прозвище что-то вроде Английский Великан, Не Желающий Умирать.
В этот момент Торн вряд ли напоминал Английского Великана: весь израненный, мечущийся в полубреду. У Мартины сердце обливалось кровью, глядя на него.
— Что станет с Блэкберном? — спросил настоятель у Питера.
Рыцарь пожал плечами.
— Никто пока не знает, но Оливье теперь не оставит замок без присмотра. Он вместе с семьей перебрался в него до принятия решения о наследовании баронства.
Мартина поморщилась, когда Торн вздрогнул от прикосновения брата Луки, который дотронулся до кости, торчащей наружу в области колена.
— Боюсь, что придется ампутировать ногу, — сказал он.
Мартина повернула голову вслед за Торном, который посмотрел на сложенные на столике ножи, повязки и костяные пилы. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но она заметила, что дыхание его участилось.
— Пойду разбужу брата Поля, — сказал молодой монах, повернувшись к Мэтью. — Нам также понадобятся еще четыре человека, чтобы держать его. — Посмотрев на сакса, он добавил: — Четыре сильных человека.
— Позвольте сначала мне попытаться, — вмешалась Мартина, прежде чем Мэтью успел ответить. — Я могу сложить кость и вправить сустав, я уверена, что у меня это получится.
— Вам приходилось делать это раньше? — спросил настоятель.
— Я помогала врачу. И не один раз. Пожалуйста. Я уверена, что мне удастся спасти ему ногу с помощью тугой повязки и мази из травы-костоправа.
— А если рана загноится? — спросил Мэтью. — Тогда ему придется гораздо хуже, чем если мы отнимем ногу прямо сейчас.
— Я знаю, как избежать загноения, — настаивала Мартина. — И кроме того, я сумею вытащить стрелы. Разрешите мне попытаться, пожалуйста.
— Чтобы выправить перелом и извлечь стрелы, вам понадобится помощь, — сказал Мэтью.
— Я готов помочь, — вызвался Питер, снимая свой шлем.
Мэтью повернулся к Торну:
— Сэр Торн, вы позволите леди Мартине заняться вашими ранами?
Торн посмотрел на Мартину; вера, светившаяся в его взгляде, наполнила ее гордостью и страхом. «Я не имею права ошибиться, он не должен умереть», — подумала она.
— Да, — прохрипел он. — Я разрешаю ей лечить меня.
— И все же нам понадобятся крепкие руки, чтобы держать его, пока миледи будет работать, — сказал брат Лука.
Мартина поднесла к губам Торна чашу с бренди и приподняла голову.
— Выпейте это, и нам никто не понадобится.
Он посмотрел ей в глаза.
— Что здесь помимо болиголова?
Молодой монах раскрыл рот и застыл в изумлении. Торн ухмыльнулся, затем быстро выпил содержимое чаши. Когда Мартина отпустила его, он протянул левую руку и с необычайной нежностью провел костяшками пальцев по ее щеке, вниз по скуле до подбородка и шеи, внимательно следя за движениями своих пальцев, будто вспоминая очертания ее лица. На какое-то мгновение Мартина забыла разделяющую их пропасть, забыла причиненную им боль, ощущая лишь реальность происходящего, от которой замирало сердце.
Мэтью закашлялся, и она, взяв руку Торна, опустила ее. Питер не заметил этой сценки, занятый своими доспехами, которые он снова натягивал на себя. Брат Мэтью знал, что отношения Мартины с Торном не были невинными, но совершенно не обязательно, чтобы об этом стало известно всем окружающим.
Она опустила ладонь на влажный и горячий лоб Торна.
— Закрой глаза, — прошептала она.
Он качнул головой.
— Нет, я хочу смотреть на тебя.
Но его веки уже отяжелели.
— Ты очень упрямый. — Она улыбнулась.
Торн тоже улыбнулся в ответ, не сводя с нее глаз, в которых уже начало расплываться окружающее.
— Да, я именно такой, — проговорил он слегка заплетающимся языком.
И когда его веки закрылись, она нежно прошептала:
— Спи.
Торн беззвучно прошептал слово «нет», а затем его голова склонилась набок, левая рука соскользнула с кровати, что-то выпало из нее и покатилось по полу.
Питер нагнулся и подобрал упавшую вещь.
«А-а-а, — подумал он, покачивая маленькую изящную вещицу на ладони, — мне бы следовало давно догадаться».
В последние три месяца Торн постоянно носил с собой какую-то вещицу, часто доставал ее из-за пазухи и в одиночестве любовался, не показывая ее Питеру и не отвечая на его расспросы о том, что это за вещь. Когда они подобрали его после взятия Блэкберна, он сжимал ее в кулаке.
— Что это? Что он держал в руке? — спросила Мартина, опуская руки в тазик с горячей водой и намыливая их.
Питер заколебался. Это была белая королева из шахматного набора, подаренного ею Эдмонду на свадьбу, — фигурка, таинственным образом исчезнувшая оттуда сразу после свадьбы. Поскольку Эдмонд не играл в шахматы, ему, наверное, было безразлично, а остальные тоже не придали значения пропаже.
Так вот, значит, что Торн носил у себя на груди, у сердца, на что любовался подолгу и что ласкал пальцами — скульптурный портрет леди Мартины Руанской. Слабая замена реальной женщины, но это единственное, что ему осталось. Знает ли она о его чувствах? Наверное, нет. Д если нет, то и не в его, Питера, праве, раскрывать ей секреты своего друга и господина.
— Что это было? Камешек? — вытирая руки, спросила Мартина.
— Ага, — сказал Питер, пряча белую королеву в карман нижней рубашки. — Просто какой-то камешек.
Кивнув, она указала ему на тазик:
— Могу я попросить вас вымыть руки?..
Мартина убрала со лба Торна непослушную прядь каштановых волос, ее взгляд скользнул по его длинному телу, остановившись на торчащих из плеча стрелах и совершенно ужасной ране на ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103