В газетах стали появляться ее фотографии с Гаррисом Фелпсом. Это вызывало массу интересных предложений от ведущих модельеров мира.
– Дорогая, их просто необходимо принять! Чем больше шума возникает вокруг твоего имени, тем лучше. Завтра я познакомлю тебя с Ивом Плейделом. Мы поужинаем в номере. Хочется, чтобы эта встреча была относительно уединенной… – перехватив испуганный взгляд Анны, Гаррис поспешил ее успокоить: – Я ему еще ничего не говорил. Уверен, что он без посторонней помощи увидит в тебе то, что увидел я. Дело даже не в фотогеничности – в тебе есть нечто совершенно иное. Скрытая чувственность. Глубина, в которую никто не смог проникнуть. Плейдел сделал знаменитыми трех своих жен. А в них не было и сотой доли того, что есть в тебе.
– Гаррис, как ты можешь так говорить! Ты ведь даже не знаешь, смогу ли я вообще играть! Позировать перед камерой – это одно, там нужно просто следовать всем указаниям фотографа: улыбаться или казаться задумчивой. И мне повезло, что я могу это делать, совершенно не напрягаясь! Но играть?! Говорить какие-то слова, изображать чувства, которые на самом деле тебе глубоко чужды? Я буду выглядеть просто полной идиоткой.
– Не будешь. Ты сможешь сделать все, что захочешь. На этот счет я совершенно спокоен.
Анна заставила себя рассмеяться, хотя это и получилось довольно-таки жалко.
– Ты сейчас говоришь точно так же, как мой психоаналитик. Он тоже всегда умел убеждать меня. А ведь мы всего лишь пытаемся вырваться из замкнутого круга, в который были заключены с самого рождения. Неужели ты это не понимаешь?
Иногда Гаррис заставлял ее чувствовать себя упрямым ребенком, которого надо было уговаривать и упрашивать во имя его же собственного блага. И при этом ей совершенно не с кем было посоветоваться. Доктор Холдейн далеко за океаном. Кроме того, он совершенно недвусмысленно дал ей понять, что она уже не ребенок и в состоянии принимать самостоятельные решения. Пуповина была перерезана. Она пыталась позвонить, но телефонистка ответила, что он в отпуске.
– Вы желаете что-то ему передать? Если это действительно срочно, то…
«Нет, нет, спасибо! Я… я перезвоню, когда он вернется. Нет… еще раз спасибо, но ничего не нужно передавать».
В конце концов, еще ничего не решено. Она может не понравиться Иву Плейделу. Кроме того, Анна слышала, что Ив всегда настаивал на том, чтобы переспать с актрисами, которых снимает. Чтобы лучше понять. А еще он имел обыкновение раздевать их на экране и снимать самые интересные и достоверные интимные сцены за всю историю кинематографа… В таком случае она явно не подходила ему! Она бы никогда не смогла…
Анна налила себе выпить и, сбросив туфли, уселась поудобнее. Она наслаждалась одиночеством. Виолетта оставила записку, что вернется «под утро». Можно было немного поблаженствовать.
Она бы никогда не смогла… черт побери, почему это она бы не смогла? Надо было пригласить Гарриса на чашечку чая. А почему бы и нет? Пусть все идет своим путем. Он был с ней так мил, так терпелив. В конце концов, чего ради строить из себя маленькую девочку? Она была замужем, пусть неудачно. У нее было две связи, одна из которых имела трагические последствия для ее «эго». Правда, если кто-нибудь узнает, что этим и ограничивается весь ее опыт общения с мужчинами, то на нее будут смотреть как на сумасшедшую. Надо было остаться на одной из оргий Венеции Трессидер – может быть, хоть там она бы чему-нибудь научилась. Но именно в то время у нее появилось нечто вроде мании преследования. Ей все время казалось, что за ней следят. Правда, она с детства привыкла к этому чувству. Но здесь, в Англии? Тем не менее она заметила этого симпатичного усатого молодого человека, который был на вечеринке у Трессидер, когда все они курили травку. Он не курил! И вскоре Анна ушла, сославшись на головную боль.
Она поделилась с Дунканом Фрейзером, но тот откровенно рассмеялся над ее страхами: «Преследуют? Милая моя, но в этом нет абсолютно ничего удивительного! Я хочу сказать, что среди англичан тоже иногда встречаются мужчины. А может быть, он был шотландцем? У них более горячая кровь…»
Правда, Дункан был в обиде на нее, после того как она окончательно отказалась от работы в «Маджо Ойл». Но совмещение ее с работой манекенщицы требовало слишком большого напряжения сил. Он вел себя так, как будто Анна предала его. И по иронии судьбы в роли успокоителя выступал Крег.
– Анна, ты уверена, что тебя привлекает именно карьера манекенщицы? Может быть, тебя больше прельщает брак с миллионером? – слова Дункана прозвучали крайне угрюмо. – Хотя это твое право. Делай, что хочешь. Но ради всего святого, будь осторожна! Ты не представляешь, насколько тебя легко ранить, малыш. У тебя абсолютно не развито чувство самосохранения!
Ну почему все вели себя с ней, как с ребенком? Анна понимала, что Дункан, так же как и все остальные, считал, что она любовница Гарриса Фелпса. У того уже сложилась определенная репутация в отношении женщин. Но с ней Гаррис вел себя совсем по-другому. И она ни перед кем не обязана отчитываться в своих поступках! Даже перед Дунканом, который, несомненно, был ее другом.
Нахмурившись, Анна подошла к камину и разворошила затухающие угли. Огонь вновь разгорелся.
Нельзя же во всем выискивать злой умысел! Да, Дункан повел себя странно, но ведь это не повод для того, чтобы перестать быть друзьями. Внезапно Анна подумала, не Дункан ли явился причиной того, что она никогда больше не видела столь настойчиво «сопровождавшего» ее молодого человека. Но ведь Дункан всегда заботился о «своих девочках». Даже Виолетта обращалась к нему со всеми возникающими проблемами, и он всегда решал их.
Подумав о Виолетте, Анна не могла сдержать улыбку. Та непременно решила бы, что Анна сошла с ума, и заявила бы, наверное, так: «Милая, тебе просто необходимо почаще спать с мужчинами и побольше говорить об этом. Поверь, это очень помогает». Очевидно, Виолетта считала, что именно так она и поступает. Анна не разубеждала ее, хотя бы из самозащиты, – иначе Виолетта начала бы организовывать ей свидания и задавать утомительные вопросы.
Как она не могла понять, что Анне не нужны мужчины! Все, в чем она нуждалась, – это уверенность в себе! Включив магнитофон, Анна отдалась потоку чувств, которые вызывала музыка, мягко лившаяся из четырех динамиков. Потом она взяла присланный Гаррисом экземпляр «Жажды славы». Пролистав первые две страницы, на которых было посвящение: «Уэббу, с любовью и восхищением», – Анна задержалась на фотографии писательницы Роберты Сэвидж – Робби, как ее называли друзья, и вспомнила, что недавно видела ее в телевизионной передаче. Пролог… Господи, сколько времени прошло с тех пор, как она последний раз принималась за семисотстраничную историческую эпопею!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
– Дорогая, их просто необходимо принять! Чем больше шума возникает вокруг твоего имени, тем лучше. Завтра я познакомлю тебя с Ивом Плейделом. Мы поужинаем в номере. Хочется, чтобы эта встреча была относительно уединенной… – перехватив испуганный взгляд Анны, Гаррис поспешил ее успокоить: – Я ему еще ничего не говорил. Уверен, что он без посторонней помощи увидит в тебе то, что увидел я. Дело даже не в фотогеничности – в тебе есть нечто совершенно иное. Скрытая чувственность. Глубина, в которую никто не смог проникнуть. Плейдел сделал знаменитыми трех своих жен. А в них не было и сотой доли того, что есть в тебе.
– Гаррис, как ты можешь так говорить! Ты ведь даже не знаешь, смогу ли я вообще играть! Позировать перед камерой – это одно, там нужно просто следовать всем указаниям фотографа: улыбаться или казаться задумчивой. И мне повезло, что я могу это делать, совершенно не напрягаясь! Но играть?! Говорить какие-то слова, изображать чувства, которые на самом деле тебе глубоко чужды? Я буду выглядеть просто полной идиоткой.
– Не будешь. Ты сможешь сделать все, что захочешь. На этот счет я совершенно спокоен.
Анна заставила себя рассмеяться, хотя это и получилось довольно-таки жалко.
– Ты сейчас говоришь точно так же, как мой психоаналитик. Он тоже всегда умел убеждать меня. А ведь мы всего лишь пытаемся вырваться из замкнутого круга, в который были заключены с самого рождения. Неужели ты это не понимаешь?
Иногда Гаррис заставлял ее чувствовать себя упрямым ребенком, которого надо было уговаривать и упрашивать во имя его же собственного блага. И при этом ей совершенно не с кем было посоветоваться. Доктор Холдейн далеко за океаном. Кроме того, он совершенно недвусмысленно дал ей понять, что она уже не ребенок и в состоянии принимать самостоятельные решения. Пуповина была перерезана. Она пыталась позвонить, но телефонистка ответила, что он в отпуске.
– Вы желаете что-то ему передать? Если это действительно срочно, то…
«Нет, нет, спасибо! Я… я перезвоню, когда он вернется. Нет… еще раз спасибо, но ничего не нужно передавать».
В конце концов, еще ничего не решено. Она может не понравиться Иву Плейделу. Кроме того, Анна слышала, что Ив всегда настаивал на том, чтобы переспать с актрисами, которых снимает. Чтобы лучше понять. А еще он имел обыкновение раздевать их на экране и снимать самые интересные и достоверные интимные сцены за всю историю кинематографа… В таком случае она явно не подходила ему! Она бы никогда не смогла…
Анна налила себе выпить и, сбросив туфли, уселась поудобнее. Она наслаждалась одиночеством. Виолетта оставила записку, что вернется «под утро». Можно было немного поблаженствовать.
Она бы никогда не смогла… черт побери, почему это она бы не смогла? Надо было пригласить Гарриса на чашечку чая. А почему бы и нет? Пусть все идет своим путем. Он был с ней так мил, так терпелив. В конце концов, чего ради строить из себя маленькую девочку? Она была замужем, пусть неудачно. У нее было две связи, одна из которых имела трагические последствия для ее «эго». Правда, если кто-нибудь узнает, что этим и ограничивается весь ее опыт общения с мужчинами, то на нее будут смотреть как на сумасшедшую. Надо было остаться на одной из оргий Венеции Трессидер – может быть, хоть там она бы чему-нибудь научилась. Но именно в то время у нее появилось нечто вроде мании преследования. Ей все время казалось, что за ней следят. Правда, она с детства привыкла к этому чувству. Но здесь, в Англии? Тем не менее она заметила этого симпатичного усатого молодого человека, который был на вечеринке у Трессидер, когда все они курили травку. Он не курил! И вскоре Анна ушла, сославшись на головную боль.
Она поделилась с Дунканом Фрейзером, но тот откровенно рассмеялся над ее страхами: «Преследуют? Милая моя, но в этом нет абсолютно ничего удивительного! Я хочу сказать, что среди англичан тоже иногда встречаются мужчины. А может быть, он был шотландцем? У них более горячая кровь…»
Правда, Дункан был в обиде на нее, после того как она окончательно отказалась от работы в «Маджо Ойл». Но совмещение ее с работой манекенщицы требовало слишком большого напряжения сил. Он вел себя так, как будто Анна предала его. И по иронии судьбы в роли успокоителя выступал Крег.
– Анна, ты уверена, что тебя привлекает именно карьера манекенщицы? Может быть, тебя больше прельщает брак с миллионером? – слова Дункана прозвучали крайне угрюмо. – Хотя это твое право. Делай, что хочешь. Но ради всего святого, будь осторожна! Ты не представляешь, насколько тебя легко ранить, малыш. У тебя абсолютно не развито чувство самосохранения!
Ну почему все вели себя с ней, как с ребенком? Анна понимала, что Дункан, так же как и все остальные, считал, что она любовница Гарриса Фелпса. У того уже сложилась определенная репутация в отношении женщин. Но с ней Гаррис вел себя совсем по-другому. И она ни перед кем не обязана отчитываться в своих поступках! Даже перед Дунканом, который, несомненно, был ее другом.
Нахмурившись, Анна подошла к камину и разворошила затухающие угли. Огонь вновь разгорелся.
Нельзя же во всем выискивать злой умысел! Да, Дункан повел себя странно, но ведь это не повод для того, чтобы перестать быть друзьями. Внезапно Анна подумала, не Дункан ли явился причиной того, что она никогда больше не видела столь настойчиво «сопровождавшего» ее молодого человека. Но ведь Дункан всегда заботился о «своих девочках». Даже Виолетта обращалась к нему со всеми возникающими проблемами, и он всегда решал их.
Подумав о Виолетте, Анна не могла сдержать улыбку. Та непременно решила бы, что Анна сошла с ума, и заявила бы, наверное, так: «Милая, тебе просто необходимо почаще спать с мужчинами и побольше говорить об этом. Поверь, это очень помогает». Очевидно, Виолетта считала, что именно так она и поступает. Анна не разубеждала ее, хотя бы из самозащиты, – иначе Виолетта начала бы организовывать ей свидания и задавать утомительные вопросы.
Как она не могла понять, что Анне не нужны мужчины! Все, в чем она нуждалась, – это уверенность в себе! Включив магнитофон, Анна отдалась потоку чувств, которые вызывала музыка, мягко лившаяся из четырех динамиков. Потом она взяла присланный Гаррисом экземпляр «Жажды славы». Пролистав первые две страницы, на которых было посвящение: «Уэббу, с любовью и восхищением», – Анна задержалась на фотографии писательницы Роберты Сэвидж – Робби, как ее называли друзья, и вспомнила, что недавно видела ее в телевизионной передаче. Пролог… Господи, сколько времени прошло с тех пор, как она последний раз принималась за семисотстраничную историческую эпопею!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136