Красота была сверхъестественной, она притягивала. А Баррет никогда не могла сопротивляться красоте, даже когда была еще совсем маленькой. Приходя домой из лугов, окружавших их дом в Циннамон-Хилле, она всегда приносила с собой охапку полевых цветов. Ее дед никогда не понимал ее. Он только морщил брови и принимался читать ей лекцию о законах распространения и преломления света, а она стояла, притихнув, гладя мягкие цветочные лепестки в ребяческом удивлении. Для нее цветок был чем-то не поддающимся описанию. Для нее радуга была одновременно и чудом и обещанием. А для ее деда радуга была просто иллюзией, результатом рефракции и влажности.
Но Баррет любила его, даже когда он читал нотации и его седые волосы были дико всклокочены, а очки криво сидели на носу. И она старательно пыталась быть рассудительной и не досаждать ему все эти годы после смерти ее родителей в дорожной аварии.
Иногда она спрашивала себя, не слишком ли она практична. Ведь из-за этого исчезали мечты о чудесах и красоте, и эта потеря отзывалась в ней постоянной болью. Но она поклялась защищать этого хилого, непрактичного мечтателя, и она это сделает, несмотря на его собственное высокомерие. Даже от того хладнокровного могущественного человека, который мог сокрушить его как соломинку.
Только теперь, стоя перед огромным освещенным окном и глядя на гигантский рубин, Баррет снова вспомнила о чудесах – это было ее первой ошибкой. «Глаз Шивы». Драгоценный камень, о котором говорил весь Лондон. Ее глаза затуманились. Как было бы чудесно коснуться такого камня! Ощутить его своими пальцами, погладить каждую прохладную кроваво-красную грань. Почувствовать обаяние и пульсацию его могущества, хотя бы на несколько секунд.
Позади нее двухколесный кеб прогремел по улице, заставив свет газовых фонарей заплясать в диком танце. Но Баррет едва заметила его. И это было ее второй ошибкой. Для нее не существовало ничего, кроме осторожности, уже целую вечность. Долгие дни лжи. Томительные ночи, полные опасений, без друзей, без единого человека, которому она могла бы доверять. Все для того, чтобы защитить одного хрупкого седого старика, который любил ее больше, чем жизнь, хотя они были такими разными.
Даже теперь ее безликие враги ждали где-то там, в темноте. Но Баррет не могла ни о чем думать, пока гигантский рубин сверкал перед ней.
Холодный ветер рванул ее плащ, открыв шелковую черную юбку, и отбросил пряди волос из-под вуали. Она все еще не могла двинуться с места, ее кровь странно горела в холодной ночи, ее глаза не отрывались от королевского драгоценного камня, рассказывающего ей о пахнущих жасмином садах, мраморных дворцах, прекрасных придворных дамах, занятых тайными интригами.
В освещенной люстрами комнате стройный мужчина в черном костюме резко поднял футляр, предлагая драгоценный камень предполагаемым покупателям. Под их пристальными взглядами камень, казалось, засверкал, приобретая новые оттенки, разгораясь еще ярче.
И тогда Баррет вспомнила: рубин должен быть продан с аукциона сегодня вечером. Как раз сейчас он должен быть там, должен сидеть в глубоком бархатном кресле.
Побледнев, она повернулась к улице. Он не должен увидеть ее! Но нет, конечно, он давно уже занял свое место. Часы, приколотые к корсажу, показывали половину одиннадцатого. Она медленно повернулась, чтобы еще раз полюбоваться кроваво-красными лучами, которые отбрасывал рубин.
«Глаз Шивы». Камень, достойный любой цены, которую мог бы запросить продавец. Он был безупречен по оттенку, прозрачности и блеску. Камень, запятнанный кровью каждого, кто когда-либо обладал им – или пытался обладать.
Баррет задрожала, представляя тяжелый продолговатый камень в своей ладони. С таким камнем она могла стать свободной навсегда. Она могла бы оплатить проезд в далекий уголок земли, к местам, где ее преследователи никогда не найдут ее.
Мужчина в зале повернулся, обращаясь к другой половине зала. Внезапно он загородил собой рубин. Как будто вся красота мгновенно покинула землю. Вмиг плечи Баррет резко опустились от усталости и отчаяния.
«Мечты. Несбыточные мечты. Неужели вся моя жизнь – только несбыточная мечта? Почему ты не сказал мне раньше, дедушка? Если бы только я поняла...»
Она выпрямилась. Улицы вокруг были пусты. Редкие хлопья снега тихо кружились под газовым фонарем на углу. Она должна идти! Какое безумие задержало ее так долго? Это было слишком опасно!
Внезапно инстинктивное чувство тревоги пронзило ее. Она вздрогнула и повернулась. Но было слишком поздно. Прежде чем она успела хотя бы вскрикнуть, грубые руки обхватили ее и прижали к твердому мужскому плечу.
– Нет! П-пустите меня...
Сильные пальцы закрыли ей рот, заставив замолчать. Смутно Баррет почудился неуловимый аромат – экзотический запах, который она не смогла узнать. Пачули? Мускус?
– Тише, Angrezi, – прошептал мужчина позади нее. – Кто-то наблюдает за тобой, даже теперь. Ты знала, что за тобой следят?
Голос был низким, хрипловатым и нездешним. Господи, кто это и чего он хочет от нее? Баррет старалась освободиться от его гибких пальцев, пытаясь заговорить. Но это было бесполезно. Он не собирался ни отвечать, ни убирать руку, прижатую к ее губам.
Сердце Баррет сжалось. Выходит, они были ближе, чем она предполагала. Возможно, этот человек был одним из них... Она пошатнулась, ощутив головокружение. Она чувствовала напряженность большого тела мужчины, пропахшего чем-то неуловимым, похожим на специи. Сандаловое дерево? У ее матери когда-то была небольшая резная шкатулка с таким ароматом. Она еще помнила ее. «Бретт, дорогая, будь осторожна с ней».
Ее мать – единственная, кто называл ее Бретт. Это было, кажется, в прошлой жизни.
Кое-как она сумела повернуть голову и смогла разглядеть бронзовую кожу и черные как ночь глаза. Мягкий черный плащ с пелериной и мерцание пурпурного шелка. Тюрбан?
– Стой, Angrezi.
Его дыхание было теплым, неожиданно вызвавшим волну жара в холодной ночи. Баррет почувствовала, что ему приятно ее присутствие.
Ее щеки жарко вспыхнули под вуалью. Она попыталась отодвинуться подальше от его твердого как гранит тела. Он вздрогнул, и она услышала вырвавшееся проклятие. Но его хватка не стала слабее. Он лишь непринужденно передвинул ее в сторону, прижав к боку, подальше от предательского признака его желания.
Дико вытаращив глаза, Баррет боролась с ним, но он был несоизмеримо сильнее. А она была так потрясающе слаба.
Сколько часов прошло с тех пор, когда она ела в последний раз? Пять? Десять? Она замерла на мгновение, ощущая сильные пальцы, вцепившиеся в ее плечо. В свете газовых фонарей она увидела необычное кольцо на левом указательном пальце – кованая золотая змея, свернувшаяся в клубок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129