К тому же он вовсе не влюбился в меня. За все время даже и не посмотрел.
— Ты забываешь, дорогая моя, — улыбнулся Элмсбери, — что он принадлежит к другому поколению. Королевский двор при Карле Первом был очень чопорным и благочестивым. Пялить глаза на женщину было тогда не в моде, как бы она ни нравилась джентльмену.
— Рэдклифф богат?
— Он очень беден. Война разорила его семью.
— Тогда понятно, почему он решил, что я такая красивая!
— Вовсе нет. Он заявил, что ты самая красивая из всех, кого он видел за последние два десятка лет, ты напомнила ему, сказал он, одну леди, которую он знавал очень давно.
— Интересно, и кто же это такая? Элмсбери пожал плечами:
— Он не сказал. Вероятно, бывшая возлюбленная. Мужчины редко с удовольствием вспоминают о женах.
Она увидела графа Рэдклиффа за обедом на следующий день, но теперь было еще два новых гостя — кузина Эмили, леди Росторн и ее муж.. Лорд Росторн был крупным мужчиной, почти такого же роста, как Элмсбери, но более коренастый, с красным лицом и громоподобным смехом. От него пахло конюшней. Как только Росторн увидел Эмбер, он увлекся ею и не спускал с нее глаз в течение всего обеда.
Его жена выглядела кисло и встревоженно, и, хотя не раз была свидетельницей подобного поведения мужа, все еще не смирилась с этим. Граф Рэдклифф старательно игнорировал и самого Росторна, и то, что тот пожирал глазами миссис Дэнжерфилд, но был явно раздражен. Почти все время он просидел, опустив глаза в тарелку, с видом человека, который не ждет от будущего ничего хорошего. Эмбер развлекала эта ситуация, она испытывала определенное удовольствие, заигрывая с лордом Росторном. Она надувала губки, строила ему глазки, принимала соблазнительные позы. Но это занятие вскоре надоело ей. Тоска и одиночество вновь охватили ее.
Выходя из-за стола, Эмбер заметила, что Росторн старается приблизиться к ней, словно не замечая угрожающих сигналов жены, но его опередил Рэдклифф. Он быстро подошел, поклонился, как заводная кукла с плохо смазанным механизмом, и сказал:
— Ваш покорный слуга, мадам.
— Ваша слуга, сэр.
— Возможно, вы помните, мадам, вчера лорд Элмсбери упомянул, что я привез с собой несколько любопытных и ценных предметов из-за границы. Некоторые из них находились в моей карете, и, в надежде, что вы окажете мне честь взглянуть на них, я вчера вечером велел распаковать один из ящиков. Не будете ли вы так любезны, мадам?
Эмбер хотела отказаться, но решила, что лучше пойти, чем снова сидеть в одиночестве и плакать в своей комнате.
— Благодарю вас, сэр. Я с удовольствием посмотрю .
— Вещи в библиотеке, мадам.
В большой библиотеке было темновато, стены комнаты с дубовыми панелями лишь слабо освещались. Перед камином на большом столе были разложены различные предметы, рядом горел канделябр. Элмсбери не был большим любителем чтения, и в библиотеке стоял затхлый, нежилой запах.
Эмбер подошла к столу без всякого интереса, но ее безразличие сразу же сменилось восторгом — она увидела редкие, изящные и драгоценные вещи: маленькую мраморную статуэтку, изображение Венеры, с отбитой головой; негритенка, вырезанного из эбенового дерева, в юбочке из покрытых глазурью страусовых перьев, с натуральными драгоценными каменьями на тюрбане и в браслетах на мускулистых руках; тяжелую золотую раму изысканной работы; шкатулки для украшений из панциря черепахи, бриллиантовые пуговицы и красивые флаконы из дутого стекла. Каждая вещь была совершенной в своем роде и отобрана человеком, обладавшим тонким вкусом.
— О как это красиво! Боже мой, вы только посмотрите на это! — Эмбер обернулась к Рэдклиффу, ее глаза сверкали восторгом. — Можно мне взять в руки? Я буду осторожной!
— Конечно, мадам, пожалуйста. — Он улыбнулся и снова поклонился ей.
Забыв о своей неприязни к Рэдклиффу, Эмбер стала задавать вопрос за вопросом. Он рассказал, где достал каждый из предметов, его историю, через чьи руки прошли эти изделия. Больше всего Эмбер понравилась история негритенка:
— Двести лет назад жила-была одна венецианская леди — очень красивая, как все дамы в легендах, — и она владела огромным черным рабом, которого ее муж. считал евнухом. Но муж ошибался, и, когда эта леди родила черного ребенка, она велела его убить и подменить на белого. Повитуха же из ревности или в отместку рассказала мужу о неверности жены, и тот убил раба на глазах жены. Дама приказала, втайне от мужа конечно, изготовить статуэтку из эбена, в память о погибшем возлюбленном.
Потом, когда говорить стало больше не о чем, Эмбер поблагодарила Рэдклиффа и отошла от стола со вздохом:
— Чудесные произведения искусства! Я вам завидую, милорд. — Она всегда испытывала острое желание завладеть тем, что ей нравилось.
— Не позволите ли вы, мадам, сделать вам подарок?
Она быстро повернулась к нему:
— О ваша светлость! Ведь эти вещи, должно быть, так много для вас значат!
— Да, это так, мадам, признаюсь. Но ваше восхищение столь искренне, что, какую бы вещь вы ни выбрали, вы будете так же дорожить ею, как и я.
Несколько минут Эмбер критически осматривала разложенные перед ней предметы, решив не торопиться и сделать выбор, о котором потом не пожалеет. Она стояла, чуть наклонившись вперед и похлопывая веером по подбородку, глубоко погруженная в раздумья. Она не сразу заметила, что Рэдклифф наблюдает за ней, и метнула на него быстрый взгляд сбоку — она хотела уловить выражение его лица прежде, чем он изменит его. Как она и ожидала, он быстро отвернулся, не желая встречаться с ней взглядом, но тем не менее то, что Эмбер прочла на его лице, было откровенной похотью, более откровенной, чем у лорда Росторна. К ней вернулось отвращение, которое она испытала при первой встрече с Рэдклиффом, но теперь оно было сильнее. «Что за странный старик? — думала она. — Странный и противный».
Она выбрала негритенка, очень тяжелую статуэтку, высотой фута в два, и обернулась к графу. Она увидела лицо, холодное и вежливое, аскетическое лицо анахорета.
— Мне нравится вот это, — показала она.
— Конечно, мадам. — Ей показалось, что какое-то подобие улыбки мелькнуло на его лице. Может быть, ее выбор позабавил его, или ей лишь показалось? — Но если вы робкий человек по натуре, то вам было бы предпочтительнее выбрать что-нибудь другое: существует старый предрассудок, что эта скульптура проклята и приносит несчастье тому, кто владеет ею.
Эмбер встревоженно посмотрела на графа, ибо она верила в приметы и очень серьезно к ним относилась. Но она тотчас решила, что Рэдклифф попросту не хочет расставаться с негритенком и пытается запугать ее и заставить выбрать менее ценную вещь. Нет, она хочет статуэтку — неважно, проклята она или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Ты забываешь, дорогая моя, — улыбнулся Элмсбери, — что он принадлежит к другому поколению. Королевский двор при Карле Первом был очень чопорным и благочестивым. Пялить глаза на женщину было тогда не в моде, как бы она ни нравилась джентльмену.
— Рэдклифф богат?
— Он очень беден. Война разорила его семью.
— Тогда понятно, почему он решил, что я такая красивая!
— Вовсе нет. Он заявил, что ты самая красивая из всех, кого он видел за последние два десятка лет, ты напомнила ему, сказал он, одну леди, которую он знавал очень давно.
— Интересно, и кто же это такая? Элмсбери пожал плечами:
— Он не сказал. Вероятно, бывшая возлюбленная. Мужчины редко с удовольствием вспоминают о женах.
Она увидела графа Рэдклиффа за обедом на следующий день, но теперь было еще два новых гостя — кузина Эмили, леди Росторн и ее муж.. Лорд Росторн был крупным мужчиной, почти такого же роста, как Элмсбери, но более коренастый, с красным лицом и громоподобным смехом. От него пахло конюшней. Как только Росторн увидел Эмбер, он увлекся ею и не спускал с нее глаз в течение всего обеда.
Его жена выглядела кисло и встревоженно, и, хотя не раз была свидетельницей подобного поведения мужа, все еще не смирилась с этим. Граф Рэдклифф старательно игнорировал и самого Росторна, и то, что тот пожирал глазами миссис Дэнжерфилд, но был явно раздражен. Почти все время он просидел, опустив глаза в тарелку, с видом человека, который не ждет от будущего ничего хорошего. Эмбер развлекала эта ситуация, она испытывала определенное удовольствие, заигрывая с лордом Росторном. Она надувала губки, строила ему глазки, принимала соблазнительные позы. Но это занятие вскоре надоело ей. Тоска и одиночество вновь охватили ее.
Выходя из-за стола, Эмбер заметила, что Росторн старается приблизиться к ней, словно не замечая угрожающих сигналов жены, но его опередил Рэдклифф. Он быстро подошел, поклонился, как заводная кукла с плохо смазанным механизмом, и сказал:
— Ваш покорный слуга, мадам.
— Ваша слуга, сэр.
— Возможно, вы помните, мадам, вчера лорд Элмсбери упомянул, что я привез с собой несколько любопытных и ценных предметов из-за границы. Некоторые из них находились в моей карете, и, в надежде, что вы окажете мне честь взглянуть на них, я вчера вечером велел распаковать один из ящиков. Не будете ли вы так любезны, мадам?
Эмбер хотела отказаться, но решила, что лучше пойти, чем снова сидеть в одиночестве и плакать в своей комнате.
— Благодарю вас, сэр. Я с удовольствием посмотрю .
— Вещи в библиотеке, мадам.
В большой библиотеке было темновато, стены комнаты с дубовыми панелями лишь слабо освещались. Перед камином на большом столе были разложены различные предметы, рядом горел канделябр. Элмсбери не был большим любителем чтения, и в библиотеке стоял затхлый, нежилой запах.
Эмбер подошла к столу без всякого интереса, но ее безразличие сразу же сменилось восторгом — она увидела редкие, изящные и драгоценные вещи: маленькую мраморную статуэтку, изображение Венеры, с отбитой головой; негритенка, вырезанного из эбенового дерева, в юбочке из покрытых глазурью страусовых перьев, с натуральными драгоценными каменьями на тюрбане и в браслетах на мускулистых руках; тяжелую золотую раму изысканной работы; шкатулки для украшений из панциря черепахи, бриллиантовые пуговицы и красивые флаконы из дутого стекла. Каждая вещь была совершенной в своем роде и отобрана человеком, обладавшим тонким вкусом.
— О как это красиво! Боже мой, вы только посмотрите на это! — Эмбер обернулась к Рэдклиффу, ее глаза сверкали восторгом. — Можно мне взять в руки? Я буду осторожной!
— Конечно, мадам, пожалуйста. — Он улыбнулся и снова поклонился ей.
Забыв о своей неприязни к Рэдклиффу, Эмбер стала задавать вопрос за вопросом. Он рассказал, где достал каждый из предметов, его историю, через чьи руки прошли эти изделия. Больше всего Эмбер понравилась история негритенка:
— Двести лет назад жила-была одна венецианская леди — очень красивая, как все дамы в легендах, — и она владела огромным черным рабом, которого ее муж. считал евнухом. Но муж ошибался, и, когда эта леди родила черного ребенка, она велела его убить и подменить на белого. Повитуха же из ревности или в отместку рассказала мужу о неверности жены, и тот убил раба на глазах жены. Дама приказала, втайне от мужа конечно, изготовить статуэтку из эбена, в память о погибшем возлюбленном.
Потом, когда говорить стало больше не о чем, Эмбер поблагодарила Рэдклиффа и отошла от стола со вздохом:
— Чудесные произведения искусства! Я вам завидую, милорд. — Она всегда испытывала острое желание завладеть тем, что ей нравилось.
— Не позволите ли вы, мадам, сделать вам подарок?
Она быстро повернулась к нему:
— О ваша светлость! Ведь эти вещи, должно быть, так много для вас значат!
— Да, это так, мадам, признаюсь. Но ваше восхищение столь искренне, что, какую бы вещь вы ни выбрали, вы будете так же дорожить ею, как и я.
Несколько минут Эмбер критически осматривала разложенные перед ней предметы, решив не торопиться и сделать выбор, о котором потом не пожалеет. Она стояла, чуть наклонившись вперед и похлопывая веером по подбородку, глубоко погруженная в раздумья. Она не сразу заметила, что Рэдклифф наблюдает за ней, и метнула на него быстрый взгляд сбоку — она хотела уловить выражение его лица прежде, чем он изменит его. Как она и ожидала, он быстро отвернулся, не желая встречаться с ней взглядом, но тем не менее то, что Эмбер прочла на его лице, было откровенной похотью, более откровенной, чем у лорда Росторна. К ней вернулось отвращение, которое она испытала при первой встрече с Рэдклиффом, но теперь оно было сильнее. «Что за странный старик? — думала она. — Странный и противный».
Она выбрала негритенка, очень тяжелую статуэтку, высотой фута в два, и обернулась к графу. Она увидела лицо, холодное и вежливое, аскетическое лицо анахорета.
— Мне нравится вот это, — показала она.
— Конечно, мадам. — Ей показалось, что какое-то подобие улыбки мелькнуло на его лице. Может быть, ее выбор позабавил его, или ей лишь показалось? — Но если вы робкий человек по натуре, то вам было бы предпочтительнее выбрать что-нибудь другое: существует старый предрассудок, что эта скульптура проклята и приносит несчастье тому, кто владеет ею.
Эмбер встревоженно посмотрела на графа, ибо она верила в приметы и очень серьезно к ним относилась. Но она тотчас решила, что Рэдклифф попросту не хочет расставаться с негритенком и пытается запугать ее и заставить выбрать менее ценную вещь. Нет, она хочет статуэтку — неважно, проклята она или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145