– Ты могла бы взять его.
– Правда, можно? – Марни была в восторге. – Как он выглядит, Надя? Опиши мне его.
Надя начала рассказывать. К корсажу прикреплены блестящие крылья, и легкий бирюзовый кафтан с изумрудно-зелеными облегающими штанишками, на голове будет шапочка с радужными шариками, которые, включаясь и выключаясь, блестят, как стрекозьи глаза.
– Тебе, наверное, придется заменить батарейку, от которой работают стрекозьи глазки, cherie, – добавила она, – потому что костюм пролежал в моем чемодане два года.
– Все звучит так заманчиво и ты такая милая, что хочешь одолжить мне его! – Марни наклонилась к Наде и с благодарностью обняла ее. – Обещаю, что ничуть не испорчу его. Только жалко, что придется ждать до следующего понедельника, чтобы поехать и забрать его. Твоя сестра ведь еще не вернулась из Парижа, да?
Илена, как сообщил Марни Пол, уехала в Париж, чтобы приглядеть кое-что для своего приданого.
– Но у меня есть ключ, – сразу же сказала Надя. – Ты можешь съездить на квартиру и до понедельника. Чемодан с костюмами лежит в шкафу в коридоре, так что тебе нетрудно будет его найти. А ключ от чемодана всегда в замке.
Марни, однако, сомневалась:
– Мне не очень нравится идея идти в квартиру Илены, когда ее нет, Надя.
– Не будь, глупышкой, cherie. Это и моя квартира тоже, и нам надо убедиться, что костюм не придется переделывать. Мне было всего семнадцать, когда я носила его, и он может быть чуточку маловат. – Она измерила Марни глазами. – Я была очень худенькой, и мне кажется, что ты побольше в груди, чем была тогда я.
– Ну хорошо, если ты уверена, что Илена не рассердится. Я загляну туда на выходные. Раньше мне туда не попасть. Завтра у нас очень занятый день в офисе, и мистер Стиллмен хочет, чтобы в пятницу я обновила картотеку. Некоторые карты совсем истрепались.
Они проезжали мимо кустика маргариток, и Надя сорвала один крохотный белый цветок.
– Тебе нравится работать у Пола? – спросила она.
– Очень. – Голос Марни прозвучал теплее, чем она хотела, и Надя повернулась и посмотрела на нее, словно впервые увидев всю ее трепетную привлекательность и сердечную, обещающую улыбку.
– Ты никогда не говоришь о поклонниках, Марни, – сказала она. – Разве мужчины тебя не интересуют?
– Я… не думаю о них слишком много, Надя. – Марни ухмыльнулась. – Возможно, я кандидатка в типичные старые девы.
Надя рассмеялась и с галльской недоверчивостью покачала головой:
– Allez-vous en! Тебе просто нужен настоящий мужчина – какой-нибудь nomme de paille тебя не устроит, cherie. – Она погладила ее щеку крохотной, мягкой маргариткой. Ей вспомнился Рене, и, чтобы не думать о нем, она быстро проговорила: – Пол очень славный, когда не тянет мои ноги то в одну, то в другую сторону. Он знает, что я никогда на них не встану.
– Ничего подобного он не знает, Надя, – запротестовала Марни. – Он убежден, что в твоих силах не только встать на ноги, но и пойти. Я… я думаю, ты обязана дать ему шанс.
По лицу Нади скользнуло гневное выражение, и на мгновение она стала чем-то похожа на Илену.
– Я вижу, он обсуждает меня, как… как лабораторную морскую свинку!
– Естественно, он говорит о тебе, Надя, – согласилась Марни. – Он так хочет тебе помочь. Он верит, что у тебя не ноги обездвижены, а душа. Он говорит, что, пока продолжаешь не хотеть ходить, ты не пойдешь.
– Он считает, что эта беспомощность – мой выбор? Он думает, что я играю? – В раскосых глазах Нади выступили слезы. – Неужели ты веришь в это?
– Я не верю, что ты сознательно хочешь оставаться беспомощной, Надя. Разумеется, не верю. Но мне кажется, что ты не хочешь ходить, потому что тогда надо будет признать, что твоя балетная карьера кончена.
– Все кончено. – Надя сквозь слезы смотрела на солнечный свет, заливавший парк. Она смотрела на детей, прыгавших рядом с мамами, на пухленьких птичек, устроившихся на ветках деревьев. Потом перед глазами все поплыло и она утонула в сотнях прошлых воспоминаний, когда мир, казалось, обещал так много. Когда где-то в самой глубине души она верила в то, что высокий мужчина с бронзовым от загара лицом придет к ней, возьмет в объятия и скажет о любви…
– Увези меня в клинику! – Она так лихорадочно развернула коляску, что чуть не столкнула Марии с дорожки. – Увези меня обратно! Скорее! Скорее! Я больше не могу ни минуты оставаться здесь!
Марни покатила коляску обратно к площади, на которой находилась клиника, а Надя сидела, уставившись вперед, оледеневшая в своей безнадежности. Она не ответила, когда Марни заговорила с ней, и Марни тоже захотелось заплакать. Она не хотела огорчать Надю. Больше всего на свете ей не хотелось бы причинить боль человеку, который и так ужасно страдает и телом, и душой. Дядя Ричард всегда заявлял, что у нее неосторожный язык, как же он был прав! Ох, зачем она вообще сказала, что Надаша балетная карьера кончена? Как она могла это сказать?
Она выкатила Надю из парка к дороге, слишком огорченная, чтобы помнить о том, что при ее переходе нужно быть крайне осторожной. Это была не основная трасса, поэтому машины иногда выезжали на площадь на слишком большой скорости.
Так случилось и сегодня. Марни выкатила коляску Нади на середину дороги, когда красная двухместная машина вдруг выскочила из-за поворота у клиники. Марни увидела, как машина мчится на нее и Надю, и, мгновенно собравшись, она изо всех сил толкнула коляску вперед, к безопасной обочине. В следующую секунду она услышала визг тормозов, потом одна из фар толкнула ее, словно безжалостный кулак, и она, кувыркаясь, упала. Крича от боли и страха, она упала на дорогу, и острый гравий вонзился ей в ногу.
Она не совсем потеряла сознание, потому что ее замутненный мозг все же понимал, что к ней обращается голос Эррола Денниса. Потом она почувствовала, как его руки поднимают ее с земли. Она лежала у него на плече и каким-то странным образом видела, что он совершенно побелел.
– С Надей все в порядке? – спросила она дрожащим голосом.
– Сначала я посажу вас в машину, а потом посмотрю, что с ней.
Он опустил ее на сиденье, и тут у нее потемнело в глазах, и Марни охватил приступ острой тошноты. Она пыталась сопротивляться ему, потому что должна была знать, что с Надей ничего не случилось. Ей доверили здоровье девушки, и Пол Стиллмен никогда не простит, если с Надей что-то случится…
Глава 4
Марни все продолжала повторять имя Нади, когда сознание вернулось к ней, и она поняла, что находится в хирургической клинике. Пол Стиллмен склонился над ней, накладывая что-то слегка пощипывающее на ее ногу.
– Лежите спокойно, милочка, – пробормотал он. – Надя вполне здорова и в безопасности.
– С ней ничего не случилось? В-вы бы сказали мне?
– Конечно, мистер Стиллмен сказал бы вам, дорогая. – Марни увидела над собой уютное, успокаивающее лицо сестры Траскотт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Правда, можно? – Марни была в восторге. – Как он выглядит, Надя? Опиши мне его.
Надя начала рассказывать. К корсажу прикреплены блестящие крылья, и легкий бирюзовый кафтан с изумрудно-зелеными облегающими штанишками, на голове будет шапочка с радужными шариками, которые, включаясь и выключаясь, блестят, как стрекозьи глаза.
– Тебе, наверное, придется заменить батарейку, от которой работают стрекозьи глазки, cherie, – добавила она, – потому что костюм пролежал в моем чемодане два года.
– Все звучит так заманчиво и ты такая милая, что хочешь одолжить мне его! – Марни наклонилась к Наде и с благодарностью обняла ее. – Обещаю, что ничуть не испорчу его. Только жалко, что придется ждать до следующего понедельника, чтобы поехать и забрать его. Твоя сестра ведь еще не вернулась из Парижа, да?
Илена, как сообщил Марни Пол, уехала в Париж, чтобы приглядеть кое-что для своего приданого.
– Но у меня есть ключ, – сразу же сказала Надя. – Ты можешь съездить на квартиру и до понедельника. Чемодан с костюмами лежит в шкафу в коридоре, так что тебе нетрудно будет его найти. А ключ от чемодана всегда в замке.
Марни, однако, сомневалась:
– Мне не очень нравится идея идти в квартиру Илены, когда ее нет, Надя.
– Не будь, глупышкой, cherie. Это и моя квартира тоже, и нам надо убедиться, что костюм не придется переделывать. Мне было всего семнадцать, когда я носила его, и он может быть чуточку маловат. – Она измерила Марни глазами. – Я была очень худенькой, и мне кажется, что ты побольше в груди, чем была тогда я.
– Ну хорошо, если ты уверена, что Илена не рассердится. Я загляну туда на выходные. Раньше мне туда не попасть. Завтра у нас очень занятый день в офисе, и мистер Стиллмен хочет, чтобы в пятницу я обновила картотеку. Некоторые карты совсем истрепались.
Они проезжали мимо кустика маргариток, и Надя сорвала один крохотный белый цветок.
– Тебе нравится работать у Пола? – спросила она.
– Очень. – Голос Марни прозвучал теплее, чем она хотела, и Надя повернулась и посмотрела на нее, словно впервые увидев всю ее трепетную привлекательность и сердечную, обещающую улыбку.
– Ты никогда не говоришь о поклонниках, Марни, – сказала она. – Разве мужчины тебя не интересуют?
– Я… не думаю о них слишком много, Надя. – Марни ухмыльнулась. – Возможно, я кандидатка в типичные старые девы.
Надя рассмеялась и с галльской недоверчивостью покачала головой:
– Allez-vous en! Тебе просто нужен настоящий мужчина – какой-нибудь nomme de paille тебя не устроит, cherie. – Она погладила ее щеку крохотной, мягкой маргариткой. Ей вспомнился Рене, и, чтобы не думать о нем, она быстро проговорила: – Пол очень славный, когда не тянет мои ноги то в одну, то в другую сторону. Он знает, что я никогда на них не встану.
– Ничего подобного он не знает, Надя, – запротестовала Марни. – Он убежден, что в твоих силах не только встать на ноги, но и пойти. Я… я думаю, ты обязана дать ему шанс.
По лицу Нади скользнуло гневное выражение, и на мгновение она стала чем-то похожа на Илену.
– Я вижу, он обсуждает меня, как… как лабораторную морскую свинку!
– Естественно, он говорит о тебе, Надя, – согласилась Марни. – Он так хочет тебе помочь. Он верит, что у тебя не ноги обездвижены, а душа. Он говорит, что, пока продолжаешь не хотеть ходить, ты не пойдешь.
– Он считает, что эта беспомощность – мой выбор? Он думает, что я играю? – В раскосых глазах Нади выступили слезы. – Неужели ты веришь в это?
– Я не верю, что ты сознательно хочешь оставаться беспомощной, Надя. Разумеется, не верю. Но мне кажется, что ты не хочешь ходить, потому что тогда надо будет признать, что твоя балетная карьера кончена.
– Все кончено. – Надя сквозь слезы смотрела на солнечный свет, заливавший парк. Она смотрела на детей, прыгавших рядом с мамами, на пухленьких птичек, устроившихся на ветках деревьев. Потом перед глазами все поплыло и она утонула в сотнях прошлых воспоминаний, когда мир, казалось, обещал так много. Когда где-то в самой глубине души она верила в то, что высокий мужчина с бронзовым от загара лицом придет к ней, возьмет в объятия и скажет о любви…
– Увези меня в клинику! – Она так лихорадочно развернула коляску, что чуть не столкнула Марии с дорожки. – Увези меня обратно! Скорее! Скорее! Я больше не могу ни минуты оставаться здесь!
Марни покатила коляску обратно к площади, на которой находилась клиника, а Надя сидела, уставившись вперед, оледеневшая в своей безнадежности. Она не ответила, когда Марни заговорила с ней, и Марни тоже захотелось заплакать. Она не хотела огорчать Надю. Больше всего на свете ей не хотелось бы причинить боль человеку, который и так ужасно страдает и телом, и душой. Дядя Ричард всегда заявлял, что у нее неосторожный язык, как же он был прав! Ох, зачем она вообще сказала, что Надаша балетная карьера кончена? Как она могла это сказать?
Она выкатила Надю из парка к дороге, слишком огорченная, чтобы помнить о том, что при ее переходе нужно быть крайне осторожной. Это была не основная трасса, поэтому машины иногда выезжали на площадь на слишком большой скорости.
Так случилось и сегодня. Марни выкатила коляску Нади на середину дороги, когда красная двухместная машина вдруг выскочила из-за поворота у клиники. Марни увидела, как машина мчится на нее и Надю, и, мгновенно собравшись, она изо всех сил толкнула коляску вперед, к безопасной обочине. В следующую секунду она услышала визг тормозов, потом одна из фар толкнула ее, словно безжалостный кулак, и она, кувыркаясь, упала. Крича от боли и страха, она упала на дорогу, и острый гравий вонзился ей в ногу.
Она не совсем потеряла сознание, потому что ее замутненный мозг все же понимал, что к ней обращается голос Эррола Денниса. Потом она почувствовала, как его руки поднимают ее с земли. Она лежала у него на плече и каким-то странным образом видела, что он совершенно побелел.
– С Надей все в порядке? – спросила она дрожащим голосом.
– Сначала я посажу вас в машину, а потом посмотрю, что с ней.
Он опустил ее на сиденье, и тут у нее потемнело в глазах, и Марни охватил приступ острой тошноты. Она пыталась сопротивляться ему, потому что должна была знать, что с Надей ничего не случилось. Ей доверили здоровье девушки, и Пол Стиллмен никогда не простит, если с Надей что-то случится…
Глава 4
Марни все продолжала повторять имя Нади, когда сознание вернулось к ней, и она поняла, что находится в хирургической клинике. Пол Стиллмен склонился над ней, накладывая что-то слегка пощипывающее на ее ногу.
– Лежите спокойно, милочка, – пробормотал он. – Надя вполне здорова и в безопасности.
– С ней ничего не случилось? В-вы бы сказали мне?
– Конечно, мистер Стиллмен сказал бы вам, дорогая. – Марни увидела над собой уютное, успокаивающее лицо сестры Траскотт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46