Что, если они снова попытаются это сделать?
Пол задумчиво постучал пальцем по нижней губе:
– Такая возможность существует, я согласен, но, судя по газетным отчетам, студенческие беспорядки стихают. – Потом он слегка нахмурился, посмотрев на нее. – Я представления не имел, что вы знаете об этой истории у тюрьмы Санте. Надя не знает, не так ли?
Марни покачала головой:
– Мисс Жюстен рассказала мне об этом, когда я пришла к ней в квартиру в прошлое воскресенье, чтобы взять Надин костюм.
– Я и не знал, что вы вообще были в квартире Илены, – удивленно сказал он.
Марни посмотрела на него с неменьшим удивлением.
– Это было в то воскресенье, когда мисс Жюстен вернулась из Парижа, – объяснила она, считая, что, само собой разумеется, знает, что Илена вернулась в воскресенье.
– Марни, вы путаете дни, – рассмеялся он. – Илена вернулась из Парижа в понедельник. Я особенно хорошо это помню, потому что в тот вечер говорил с Мартином Стайном о своем пациенте из «Степни мемориал», а после встречи со Стайном заехал к Илене.
На секунду его слова ошеломили Марни. Слова затрепетали на ее губах, и в то же время шестое чувство подсказало ей, что их не стоит произносить.
– Как глупо с моей стороны. – Она попыталась смущенно улыбнуться, словно бы укоряя себя за забывчивость. – Это было в понедельник, теперь я вспомнила.
Но пока они продолжали разговаривать, Марни не могла не думать о странном поведении Илены в тот воскресный полдень и рассеянно слушала Пола, который что-то говорил о переводе пациента из «Степни мемориал» в клинику для более основательного лечения. Марни вспоминала полуистеричное состояние Илены в тот день, осунувшееся лицо и ее слова: «Сохраните это в секрете. Не говорите, что я была сегодня дома, – никому не говорите».
Никому? Она имела в виду Пола, конечно. Следовательно, история о том, что она уехала из Парижа из-за нападения бомбистов, была тоже выдуманной. Если она рассказала об этом Марни, она могла сказать то же самое и Полу. Марни прижала тыльную сторону правой руки к губам, не отдавая себе отчета в том, что кусает костяшки пальцев. Автомобиль алого цвета, стоявший поблизости от Рутледж-Корт, ворвался в ее воспоминания. С внутренней отделкой цвета голубиного горлышка, так похожий на машину Эррола… так пугающе похожий на нее!
– …Мартин согласился со мной, что, похоже, имеется надежда сохранить руки Саши в «частично рабочем состоянии», – говорил Пол, возвращая ее назад от мыслей о Рутледж-Корт, где горячее солнце струилось сквозь окна, где в атмосфере квартиры Илены чувствовалось что-то странное, что-то, что было трудно описать словами, заставлявшее вас нетерпеливо рваться уйти оттуда на свежий воздух.
Глаза Марни устремились на Пола, она стала прислушиваться к тому, что он говорит, пытаясь защититься, словно щитом, делами клиники от своих мыслей.
– Саша? – переспросила она. – Тот самый скрипичный мастер?
Пол кивнул:
– Конечно, он больше никогда не сможет делать скрипки, но мы можем со временем дать ему возможность работать с менее сложными вещами, например с игрушками, пепельницами, портсигарами. Во всяком случае, попытаться стоит. – Пол положил нож для разрезания бумаг, который вертел в руках, и поднялся. Обходя вокруг стола, он потянулся и зевнул, но не от усталости, а от беспокойства. «Словно большой, крадущийся кот», – подумала Марни, а он подошел к стеклянным дверям, постоял там немного, потом вернулся к ее стулу. Она чувствовала его позади себя, чувствовала всем телом, и потому нажимала не на те клавиши и была рада, когда он, наконец, перестал описывать круги и вышел из комнаты.
Он побыл некоторое время с Джинджером, тосковавшим по Аде Баррингтон, и в конце концов отвел мальчика к Наде. Он оставил его сидеть на Надиной кровати и слушать ее рассказ. По дороге в рентгеновский кабинет, где он собирался обсудить с Эрролом некоторые снимки, Пол с грустью думал о том барьере, который Марни установила между ними. Как человеку помолвленному и к тому же ее работодателю, ему никогда не следовало бы дотрагиваться до нее. Теперь их дружба была испорчена, и он снова вздрогнул, вспомнив, как она дернулась, когда он встал позади ее стула.
Он вошел в рентгеновский кабинет, где Эррол жизнерадостно насвистывал во время работы, и тут же увидел курящийся дымок сигареты, лежавшей на блюдце на столе Эррола. Пол гневно затушил ее.
– Вам чертовски хорошо известно, что я не разрешаю курить возле этих воспламеняющихся штуковин, – резко бросил он.
– Извиняюсь, конечно. – Эррол состроил гримасу. Он не ожидал Пола так рано, забыв, что они собирались поговорить о снимках, привезенных накануне из «Мемориал». Они обсудили их, придя к обоюдному решению, а потом Эррол сказал: – В среду вы оперируете Джинджера Фарнинга, не так ли? Марни в субботу вечером за ужином говорила мне, что вы получили согласие его матери. Крепкий орешек, ага?
– Не все ли они такие?
– Не спрашивайте меня, – усмехнулся Эррол. – Я всего лишь парнишка.
– Мне надо вам кое-что сказать. – Пол холодно взглянул на медальный профиль Эррола. – Марни славная девочка. Если вы встречаетесь с ней, советую вам не забывать об этом.
– Она у вас работает, старина, но вам не принадлежит, – протяжно проговорил Эррол, с наглым видом натягивая резиновые перчатки. – Во всяком случае, можете не волноваться по поводу моих намерений, они исключительно серьезны.
– В каком смысле? – Пол повернулся от стола, чтобы посмотреть на Эррола, его зрачки казались огромными и черными на фоне светло-серой радужки глаз.
– В таком смысле, что я намерен жениться на ней.
– Вы, должно быть, сошли с ума! – воскликнул Пол. – Марни… Марни такая девушка, которая выйдет замуж на всю жизнь, не на несколько безумных месяцев.
– Похоже, вы прекрасно ее знаете, – съехидничал Эррол, – но я знаю, что такое держать ее в объятиях и целовать. На то и на другое и двадцати лет будет мало. – В нем вдруг выразилось неприкрытое желание снова почувствовать хрупкое тело Марни и прикоснуться к ее мягким, неопытным губам. Пол прочитал это в его лице, в нем поднялось негодование, сама мысль о том, что Марни может быть с этим человеком и желать его, была ему отвратительна. Отрицать его физическую привлекательность было бесполезно, но он был развратен до мозга костей. Он порхал от женщины к женщине, получая от них желаемое и весело двигаясь дальше. Марни была молода, но не глупа. Она должна была все это понимать.
– Вы думаете, я и ноготка ее не стою, разве не так, Стиллмен? – Желто-карие глаза Эррола с внезапной грустью посмотрели на Пола. – С некоторыми мужчинами так и бывает, пока не женятся. Поверите ли, что я, черт побери, сделаю все, чтобы быть достойным Марни? Поверите ли, что я знаю, что она самое чудесное существо из всех, кто когда-либо вдыхал земной воздух, и я все еще должен ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это мне не снится, что я получил ее, – что она моя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Пол задумчиво постучал пальцем по нижней губе:
– Такая возможность существует, я согласен, но, судя по газетным отчетам, студенческие беспорядки стихают. – Потом он слегка нахмурился, посмотрев на нее. – Я представления не имел, что вы знаете об этой истории у тюрьмы Санте. Надя не знает, не так ли?
Марни покачала головой:
– Мисс Жюстен рассказала мне об этом, когда я пришла к ней в квартиру в прошлое воскресенье, чтобы взять Надин костюм.
– Я и не знал, что вы вообще были в квартире Илены, – удивленно сказал он.
Марни посмотрела на него с неменьшим удивлением.
– Это было в то воскресенье, когда мисс Жюстен вернулась из Парижа, – объяснила она, считая, что, само собой разумеется, знает, что Илена вернулась в воскресенье.
– Марни, вы путаете дни, – рассмеялся он. – Илена вернулась из Парижа в понедельник. Я особенно хорошо это помню, потому что в тот вечер говорил с Мартином Стайном о своем пациенте из «Степни мемориал», а после встречи со Стайном заехал к Илене.
На секунду его слова ошеломили Марни. Слова затрепетали на ее губах, и в то же время шестое чувство подсказало ей, что их не стоит произносить.
– Как глупо с моей стороны. – Она попыталась смущенно улыбнуться, словно бы укоряя себя за забывчивость. – Это было в понедельник, теперь я вспомнила.
Но пока они продолжали разговаривать, Марни не могла не думать о странном поведении Илены в тот воскресный полдень и рассеянно слушала Пола, который что-то говорил о переводе пациента из «Степни мемориал» в клинику для более основательного лечения. Марни вспоминала полуистеричное состояние Илены в тот день, осунувшееся лицо и ее слова: «Сохраните это в секрете. Не говорите, что я была сегодня дома, – никому не говорите».
Никому? Она имела в виду Пола, конечно. Следовательно, история о том, что она уехала из Парижа из-за нападения бомбистов, была тоже выдуманной. Если она рассказала об этом Марни, она могла сказать то же самое и Полу. Марни прижала тыльную сторону правой руки к губам, не отдавая себе отчета в том, что кусает костяшки пальцев. Автомобиль алого цвета, стоявший поблизости от Рутледж-Корт, ворвался в ее воспоминания. С внутренней отделкой цвета голубиного горлышка, так похожий на машину Эррола… так пугающе похожий на нее!
– …Мартин согласился со мной, что, похоже, имеется надежда сохранить руки Саши в «частично рабочем состоянии», – говорил Пол, возвращая ее назад от мыслей о Рутледж-Корт, где горячее солнце струилось сквозь окна, где в атмосфере квартиры Илены чувствовалось что-то странное, что-то, что было трудно описать словами, заставлявшее вас нетерпеливо рваться уйти оттуда на свежий воздух.
Глаза Марни устремились на Пола, она стала прислушиваться к тому, что он говорит, пытаясь защититься, словно щитом, делами клиники от своих мыслей.
– Саша? – переспросила она. – Тот самый скрипичный мастер?
Пол кивнул:
– Конечно, он больше никогда не сможет делать скрипки, но мы можем со временем дать ему возможность работать с менее сложными вещами, например с игрушками, пепельницами, портсигарами. Во всяком случае, попытаться стоит. – Пол положил нож для разрезания бумаг, который вертел в руках, и поднялся. Обходя вокруг стола, он потянулся и зевнул, но не от усталости, а от беспокойства. «Словно большой, крадущийся кот», – подумала Марни, а он подошел к стеклянным дверям, постоял там немного, потом вернулся к ее стулу. Она чувствовала его позади себя, чувствовала всем телом, и потому нажимала не на те клавиши и была рада, когда он, наконец, перестал описывать круги и вышел из комнаты.
Он побыл некоторое время с Джинджером, тосковавшим по Аде Баррингтон, и в конце концов отвел мальчика к Наде. Он оставил его сидеть на Надиной кровати и слушать ее рассказ. По дороге в рентгеновский кабинет, где он собирался обсудить с Эрролом некоторые снимки, Пол с грустью думал о том барьере, который Марни установила между ними. Как человеку помолвленному и к тому же ее работодателю, ему никогда не следовало бы дотрагиваться до нее. Теперь их дружба была испорчена, и он снова вздрогнул, вспомнив, как она дернулась, когда он встал позади ее стула.
Он вошел в рентгеновский кабинет, где Эррол жизнерадостно насвистывал во время работы, и тут же увидел курящийся дымок сигареты, лежавшей на блюдце на столе Эррола. Пол гневно затушил ее.
– Вам чертовски хорошо известно, что я не разрешаю курить возле этих воспламеняющихся штуковин, – резко бросил он.
– Извиняюсь, конечно. – Эррол состроил гримасу. Он не ожидал Пола так рано, забыв, что они собирались поговорить о снимках, привезенных накануне из «Мемориал». Они обсудили их, придя к обоюдному решению, а потом Эррол сказал: – В среду вы оперируете Джинджера Фарнинга, не так ли? Марни в субботу вечером за ужином говорила мне, что вы получили согласие его матери. Крепкий орешек, ага?
– Не все ли они такие?
– Не спрашивайте меня, – усмехнулся Эррол. – Я всего лишь парнишка.
– Мне надо вам кое-что сказать. – Пол холодно взглянул на медальный профиль Эррола. – Марни славная девочка. Если вы встречаетесь с ней, советую вам не забывать об этом.
– Она у вас работает, старина, но вам не принадлежит, – протяжно проговорил Эррол, с наглым видом натягивая резиновые перчатки. – Во всяком случае, можете не волноваться по поводу моих намерений, они исключительно серьезны.
– В каком смысле? – Пол повернулся от стола, чтобы посмотреть на Эррола, его зрачки казались огромными и черными на фоне светло-серой радужки глаз.
– В таком смысле, что я намерен жениться на ней.
– Вы, должно быть, сошли с ума! – воскликнул Пол. – Марни… Марни такая девушка, которая выйдет замуж на всю жизнь, не на несколько безумных месяцев.
– Похоже, вы прекрасно ее знаете, – съехидничал Эррол, – но я знаю, что такое держать ее в объятиях и целовать. На то и на другое и двадцати лет будет мало. – В нем вдруг выразилось неприкрытое желание снова почувствовать хрупкое тело Марни и прикоснуться к ее мягким, неопытным губам. Пол прочитал это в его лице, в нем поднялось негодование, сама мысль о том, что Марни может быть с этим человеком и желать его, была ему отвратительна. Отрицать его физическую привлекательность было бесполезно, но он был развратен до мозга костей. Он порхал от женщины к женщине, получая от них желаемое и весело двигаясь дальше. Марни была молода, но не глупа. Она должна была все это понимать.
– Вы думаете, я и ноготка ее не стою, разве не так, Стиллмен? – Желто-карие глаза Эррола с внезапной грустью посмотрели на Пола. – С некоторыми мужчинами так и бывает, пока не женятся. Поверите ли, что я, черт побери, сделаю все, чтобы быть достойным Марни? Поверите ли, что я знаю, что она самое чудесное существо из всех, кто когда-либо вдыхал земной воздух, и я все еще должен ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это мне не снится, что я получил ее, – что она моя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46