Заметив бегущую навстречу Адель, Брайенна облегченно вздохнула. Она гораздо лучше чувствовала себя, когда не оставалась с Робертом наедине.
И короля и Уоррика одолевали дурные предчувствия. Когда флагманское судно подошло к побережью Фландрии, они не увидели ни одного корабля. Только приблизившись к величественной гавани Слейса, заметили лес мачт.
— Клянусь Святым Причастием, — воскликнул Уоррик, — мой сын был во всем прав!
Он подал знак лучникам сбить генуэзцев с башенок, и в воздухе запели стрелы. Нужно было очистить палубы вражеских кораблей, чтобы английские воины могли высадиться.
Кристиан Хоксблад пробормотал себе под нос арабское ругательство. Стоило поджечь несколько кораблей противника, и весь флот был бы уничтожен, но эти тщеславные, гоняющиеся за славой дураки, предпочли схватку на суше гибели трех захваченных в плен английских судов.
Абордажные крючья были переброшены за борт вражеских кораблей, и воины короля Эдуарда, вооруженные мечами, начали перепрыгивать на их палубы. Хоксблад и два его оруженосца дрались с мечом в одной руке и кинжалом в другой, оставляя на своем пути, в два раза больше жертв, чем другие воины. Хоксблад заметил, как король и Уоррик брали в плен командиров, и снова выругался, уверенный, что те предпочтут скорее умереть, чем заплатить выкуп и вступить в бой на следующий день.
Увидев принца Эдуарда, Кристиан проложил к нему дорогу и встал рядом. Они широко улыбнулись друг другу, не в силах говорить — все равно ничего нельзя было расслышать в оглушительном шуме. Следующие два часа они сражались вместе, плечом к плечу и спина к спине с оруженосцами, причем успели вовремя прийти на помощь Эдмунду Кенту. Когда битва была почти выиграна, Хоксблад долго зачарованно наблюдал, как отец приказал привязать канаты к реям и повесить на них французских командиров. Только сейчас Кристиан понял, почему Уоррика прозвали Бешеным Псом.
Когда безоружные плененные суда были освобождены от цепей, раздался дружный приветственный клич англичан. Адмирал Морли и доверенный рыцарь королевы сэр Уолтер Мэнни вывели корабли из гавани, а король, поднявшись на борт «Эдуарда», встал на баке, чтобы приветствовать победителей.
Уоррик, мельком заметив сына, отсалютовал ему мечом. Чувства Кристиана Хоксблада к отцу постепенно менялись. Уоррик целиком доверился ему и разрешил показать дорогу к французскому флоту. Доверился только потому, что он был его сыном. Кристиан видел графа в бою: тот командовал более чем шестью тысячами воинов, одновременно успевая наблюдать за четырьмя тысячами матросов. Теперь Хоксблад испытал глубочайшее уважение к мужеству и воинскому искусству Уоррика, однако пока воздерживался судить о нем как об отце и муже.
Конечно, его маневр по возвращению кораблей достоин восхищения. Да и как приятно натянуть нос французам!
Кристиан склонил голову перед отцом в знак искреннего почтения к заслугам командующего боем.
Когда потери были подсчитаны, выяснилось, что убито более двадцати тысяч французов, а с английской стороны погибло около трех тысяч солдат.
Весь обратный путь в Англию Хоксблад и Али без устали помогали раненым, перевязывали и зашивали их раны. Кристиан знал, что ранения, полученные на море, редко воспаляются и заживают быстрее. Возможно, причиной этому был соленый воздух.
По всему берегу выстроились англичане, встречавшие победителей. Было решено отвести возвращенные суда вверх по Темзе, прямо в Лондонский порт, и пришвартовать их у пристани Тауэра. Новости о великой победе быстро распространились в Англии, и оба берега широкой реки кишели людьми — казалось, здесь собралось все население страны.
Король Эдуард был весьма удовлетворен успехами морского сражения. Это даст ему время собрать армию для вторжения во Францию. После битвы король Филипп прислал посланника с предложением о перемирии на год, но король Эдуард в ответ потребовал сначала освободить своего друга Уильяма де Монтекьюта. Эдуард не собирался ждать целый год, чтобы идти войной на Францию, но был не прочь поводить за нос Филиппа, пока Уильям не вернется домой к Кэтрин живым и здоровым.
Король радовался, что принц Уэльский вышел из битвы невредимым. Теперь Эдуард уверился, что за принца можно не беспокоиться: сын последует по стопам отца и станет великим королем-воином. Он крепко обнял принца.
— Ты воистину мой сын во всем, Эдуард. Я горжусь тобой больше, чем всеми своими подвигами!
— Ты подаешь мне столь великолепный пример, отец! Клянусь, что никогда не уроню твою честь в битве. Да, кстати, Кристиан де Бошем сражался одновременно мечом и кинжалом. Думаю, стоит попросить, чтобы он научил этому приему наших людей.
— Уоррик и я — мы оба благословенны в детях наших. Я поговорю с графом. По-моему, корнуольцы искусны в обращении с кинжалами. Не беспокойся, мы дадим воинов под начало Хоксблада — пусть обучает их.
Когда корабли встали на якорь у пристани Тауэра, двор и все жители Лондона вышли навстречу героям. Королева Филиппа, принцессы Изабелла, Джоанна и их фрейлины в праздничных нарядах выстроились на пирсе. Принц Лайонел и его придворные, по совету Роберта де Бошема, надели доспехи и шлемы с перьями в знак уважения к победителям. Оба понимали, что не должны выказывать неприязнь к королю, наследнику и Уоррику.
Король Эдуард поцеловал королеву и принцесс, но принц Джон Гентский, считая себя слишком взрослым для поцелуев, отсалютовал мечом отцу и брату и тут же засыпал принца Эдуарда бесчисленными вопросами о сражении.
Королева привезла детей из Виндзора на королевской барже, захватив с собой даже новорожденную, так что горожане охрипли от приветственных криков. Принцесса Изабел и ее фрейлины последовали примеру королевы и награждали благородных рыцарей поцелуями. Изабел приложилась губками к щекам своего брата принца Уэльского, его оруженосца, сэра Чандоса, уже посвященного в рыцари, и пошла вдоль строя, не в силах дождаться встречи с Эдмундом, графом Кентом. Джоан же начала с брата. Поцеловав его, она осторожно коснулась раны на лбу.
— Ничего, Эдмунд, по-моему, раньше ты был слишком уж красив!
Брат и сестра дружно рассмеялись.
— Вряд ли эта чертова штука достаточно глубока, чтобы оставить шрам, — заметил Эдмунд. В этот момент Джоан, подняв глаза, заметила приближавшуюся принцессу.
— Иисусе, — простонала девушка. — Будь ее воля, она съела бы тебя живьем!
Джоан поспешно отошла и встала перед принцем Эдуардом, почти ослепленным ее прелестью. На девушке был наряд бледно-розового цвета, отороченный лебяжьим пухом, что напомнило принцу о восхитительно-нежном торте — так бы и попробовал!
После крови и ужасов морского боя сладость Джоан очистит его, а звонкий смех сотрет из памяти эхо воплей раненых и умирающих, которые он слышит до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138