На ее несравненном теле не осталось ни одного такого места, которое не удостоилось бы благоговейного поцелуя. Его рука скользнула под теплый, нежный изгиб ее спины; он прижимал к себе даму своего сердца, так чтобы она все время осязала и игру его языка с ее губами, и силу литого тела, и требовательную пульсацию мужской плоти.
Они оба лежали на боку, лицом друг к другу; их ноги переплелись, дыхание смешивалось и казалось общим, когда они обменивались медленными томительными поцелуями.
— Ты околдовала меня, Сабби Уайлд, — шепнул он, удерживая ее в кольце своих рук и не отрываясь от ее губ. Он от души наслаждался ролью супруга. — Ты хоть понимаешь, как давно мы не были вместе? Ты придала моей жизни такую остроту… без тебя я как заблудший путник, умирающий от голода.
Шейн прекрасно знал, что мука ожидания сама по себе сладостна: чем дольше игра, чем невыносимее жажда — тем полнее и богаче окажется блаженство завершения. Потребовался час, чтобы желание разгорелось в Сабби в полной мере: еще немного, и оно уже граничило бы с умопомрачением. Она обвела языком уголки его рта, и тут уж он утратил власть над собой. Желание, которое он так долго обуздывал, бросило его в стремительный натиск, и он позволил этому вихрю подхватить и закружить себя.
Она не могла дышать, она не могла собрать обрывки мыслей. И душой, и телом она отзывалась на жгучий призыв его страсти.
Она изгибалась дугой навстречу ему, и упоение собственной властью над ней окатило его таким восторгом, что у него вырвался ликующий крик:
— Ты моя жена! Ты моя — всегда и везде!
Стоит мне только пожелать!..
Сабби тут же лишила его приятной возможности оставить свой клинок в ее атласных ножнах.
— В самом деле, милорд? — спросила она с опасным блеском в глазах.
— Всегда! Везде! Миледи, жена моя!
— А я получу развод, чего бы это мне ни стоило! — посулила она.
Тяжело дыша, распаленные страстью, обозленные, нагие, они сверлили друг друга взглядами.
— Я никогда не дам тебе развода, — сказал он, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
— У меня есть средство заставить тебя.
Я сохранила секретные досье Уолсингэма!
— Лживая тварь, ты же говорила, что сожгла их!
Она отбросила волосы за спину.
— То, что я тебе говорю, и то, что делаю, — совершенно разные вещи!
Его глаза так и впились в нее:
— Они должны быть в этой комнате, поблизости от твоей предательской руки.
Он вышвырнул из гардероба ее платья, выдернул ящики и высыпал их содержимое на пол, а затем направился к сундукам.
— Шейн! Не надо! — охнула она, понимая, что он сию же минуту обнаружит злополучные папки.
Он откинул крышки сундуков и принялся выгребать оттуда все, что там находилось.
— Говори, где они, не то я их тебя душу вытряхну! — пригрозил он.
Кровь отхлынула от щек Сабби, когда она поняла: бумаг в сундуке нет.
— Боже мой, они пропали! Кто-то их забрал! — закричала она.
— Какую подлую уловку ты изобрела на этот раз? — бешено накинулся он на нее.
— Это не уловка, клянусь жизнью! — Сабби рывком открыла дверь. — Мег! Мег, зайди сюда!
Послышались шаги бегущей горничной.
Шейну пришлось схватить свои бриджи и торопливо натянуть их.
— Где бумаги, которые я положила на дно сундука?
Девушка покраснела до корней волос при виде наготы хозяйки.
— Б-б-бумаги? — залепетала она, заикаясь. — Там никаких бумаг не было, когда я распаковывала сундук.
Девушка явно была слишком перепугана, чтобы лгать.
— Мэйсон! — позвала Сабби, повысив голос. — Будем надеяться, что он знает, где бумаги.
Шейн скептически покосился на нее, когда она накинула свой ночной капот. Прибывший на зов Чарлз Мэйсон сохранял маску полнейшей безучастности, словно и невдомек ему было, что за крики раздавались в этой комнате несколькими минутами раньше.
— Чарлз, дело очень важное. Когда я укладывала свои вещи перед отъездом из Темз-Вью, я положила на самое дно сундука кое-какие бумаги, а теперь не могу их найти. Они исчезли! Мег говорит, что их там не было, когда она распаковывала сундуки. Может быть, вы что-нибудь знаете? — с надеждой спросила она.
— Мадам, я ничего не знаю. Схожу поищу кучера и спрошу у него.
Хокхерстовский кучер, который правил каретой в пути до Блэкмура, был должным образом опрошен, но не смог сообщить ничего нового о пропавших бумагах.
Недоверие Шейна росло с каждой минутой.
Разговоры о том, что бумаги «пропали», звучали для него, как гнусная ложь. Она знала, чертовски хорошо знала, где они!
Кучер повернулся к Шейну и пожал плечами:
— Как Мэтью притащил сундуки в карету, так с той поры к ним никто и пальцем не притронулся, покуда я их сам в эту комнату не отнес.
— Мэтью? — закричал Шейн.
— Мэтью не мог этого сделать, — тихо выговорила Сабби.
Шейн обернулся к слугам:
— Благодарю… можете идти.
Они поспешно унесли ноги, и он перевел на нее негодующий взгляд:
— Мэтью знал про досье?
— Нет… да… Ах, Боже мой, я была так зла на тебя… я сказала ему, что могу заставить тебя дать мне развод. И когда я упомянула про досье, у него был такой озадаченный вид… Я сразу поняла, что он ничего не знает, и тут же заговорила о другом. Он предложил отнести мои сундуки в карету, и я не возражала.
— Ты понимаешь, что натворила? — бросил Шейн. — Я старался оградить его от всех историй, связанных с О'Нилом! Старался… с самого детства! А это все было в досье, верно?
Она молча кивнула.
— Хоть что-нибудь осталось такое, что туда не попало?
Она ответила чуть слышно:
— Там нет ни единого упоминания о Черном Призраке.
Губы его презрительно скривились: какой же он дурак, что открыл душу этой женщине!
Да, любовь ослепила его и вышибла мозги из головы! Он должен немедленно встретиться с братом и попытаться исправить хотя бы часть того зла, к которому может привести знакомство с проклятыми бумагами.
— Одевайся. Мы возвращаемся в Лондон.
Поедем верхом; дорога длинная, — холодно распорядился он.
— Я останусь здесь, — заявила она.
— Мадам, делайте что вам говорят!
Она не посмела больше противоречить. Вид у него был такой, словно он способен на убийство. Путь длиной в двести миль оказался во всех отношениях нелегким. Шейн мчался во весь опор, сломя голову, и упрямая гордость не позволяла ей отставать. Сотню раз она собиралась попросить у него прощения за то, что не уничтожила секретные досье, а ему сказала, что уничтожила; ее тяготило чувство вины, но Шейн держался холодно и отчужденно — таким она видела его впервые.
Сотню раз он порывался обнять ее и уничтожить пропасть, открывшуюся между ними, но подозрение, что она никогда не любила его по-настоящему, и ее требование развода заставляли его еще больше замкнуться в себе.
Слуги и багаж перемещались вслед за ними, сохраняя (с разрешения Сабби) куда более разумную скорость;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Они оба лежали на боку, лицом друг к другу; их ноги переплелись, дыхание смешивалось и казалось общим, когда они обменивались медленными томительными поцелуями.
— Ты околдовала меня, Сабби Уайлд, — шепнул он, удерживая ее в кольце своих рук и не отрываясь от ее губ. Он от души наслаждался ролью супруга. — Ты хоть понимаешь, как давно мы не были вместе? Ты придала моей жизни такую остроту… без тебя я как заблудший путник, умирающий от голода.
Шейн прекрасно знал, что мука ожидания сама по себе сладостна: чем дольше игра, чем невыносимее жажда — тем полнее и богаче окажется блаженство завершения. Потребовался час, чтобы желание разгорелось в Сабби в полной мере: еще немного, и оно уже граничило бы с умопомрачением. Она обвела языком уголки его рта, и тут уж он утратил власть над собой. Желание, которое он так долго обуздывал, бросило его в стремительный натиск, и он позволил этому вихрю подхватить и закружить себя.
Она не могла дышать, она не могла собрать обрывки мыслей. И душой, и телом она отзывалась на жгучий призыв его страсти.
Она изгибалась дугой навстречу ему, и упоение собственной властью над ней окатило его таким восторгом, что у него вырвался ликующий крик:
— Ты моя жена! Ты моя — всегда и везде!
Стоит мне только пожелать!..
Сабби тут же лишила его приятной возможности оставить свой клинок в ее атласных ножнах.
— В самом деле, милорд? — спросила она с опасным блеском в глазах.
— Всегда! Везде! Миледи, жена моя!
— А я получу развод, чего бы это мне ни стоило! — посулила она.
Тяжело дыша, распаленные страстью, обозленные, нагие, они сверлили друг друга взглядами.
— Я никогда не дам тебе развода, — сказал он, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
— У меня есть средство заставить тебя.
Я сохранила секретные досье Уолсингэма!
— Лживая тварь, ты же говорила, что сожгла их!
Она отбросила волосы за спину.
— То, что я тебе говорю, и то, что делаю, — совершенно разные вещи!
Его глаза так и впились в нее:
— Они должны быть в этой комнате, поблизости от твоей предательской руки.
Он вышвырнул из гардероба ее платья, выдернул ящики и высыпал их содержимое на пол, а затем направился к сундукам.
— Шейн! Не надо! — охнула она, понимая, что он сию же минуту обнаружит злополучные папки.
Он откинул крышки сундуков и принялся выгребать оттуда все, что там находилось.
— Говори, где они, не то я их тебя душу вытряхну! — пригрозил он.
Кровь отхлынула от щек Сабби, когда она поняла: бумаг в сундуке нет.
— Боже мой, они пропали! Кто-то их забрал! — закричала она.
— Какую подлую уловку ты изобрела на этот раз? — бешено накинулся он на нее.
— Это не уловка, клянусь жизнью! — Сабби рывком открыла дверь. — Мег! Мег, зайди сюда!
Послышались шаги бегущей горничной.
Шейну пришлось схватить свои бриджи и торопливо натянуть их.
— Где бумаги, которые я положила на дно сундука?
Девушка покраснела до корней волос при виде наготы хозяйки.
— Б-б-бумаги? — залепетала она, заикаясь. — Там никаких бумаг не было, когда я распаковывала сундук.
Девушка явно была слишком перепугана, чтобы лгать.
— Мэйсон! — позвала Сабби, повысив голос. — Будем надеяться, что он знает, где бумаги.
Шейн скептически покосился на нее, когда она накинула свой ночной капот. Прибывший на зов Чарлз Мэйсон сохранял маску полнейшей безучастности, словно и невдомек ему было, что за крики раздавались в этой комнате несколькими минутами раньше.
— Чарлз, дело очень важное. Когда я укладывала свои вещи перед отъездом из Темз-Вью, я положила на самое дно сундука кое-какие бумаги, а теперь не могу их найти. Они исчезли! Мег говорит, что их там не было, когда она распаковывала сундуки. Может быть, вы что-нибудь знаете? — с надеждой спросила она.
— Мадам, я ничего не знаю. Схожу поищу кучера и спрошу у него.
Хокхерстовский кучер, который правил каретой в пути до Блэкмура, был должным образом опрошен, но не смог сообщить ничего нового о пропавших бумагах.
Недоверие Шейна росло с каждой минутой.
Разговоры о том, что бумаги «пропали», звучали для него, как гнусная ложь. Она знала, чертовски хорошо знала, где они!
Кучер повернулся к Шейну и пожал плечами:
— Как Мэтью притащил сундуки в карету, так с той поры к ним никто и пальцем не притронулся, покуда я их сам в эту комнату не отнес.
— Мэтью? — закричал Шейн.
— Мэтью не мог этого сделать, — тихо выговорила Сабби.
Шейн обернулся к слугам:
— Благодарю… можете идти.
Они поспешно унесли ноги, и он перевел на нее негодующий взгляд:
— Мэтью знал про досье?
— Нет… да… Ах, Боже мой, я была так зла на тебя… я сказала ему, что могу заставить тебя дать мне развод. И когда я упомянула про досье, у него был такой озадаченный вид… Я сразу поняла, что он ничего не знает, и тут же заговорила о другом. Он предложил отнести мои сундуки в карету, и я не возражала.
— Ты понимаешь, что натворила? — бросил Шейн. — Я старался оградить его от всех историй, связанных с О'Нилом! Старался… с самого детства! А это все было в досье, верно?
Она молча кивнула.
— Хоть что-нибудь осталось такое, что туда не попало?
Она ответила чуть слышно:
— Там нет ни единого упоминания о Черном Призраке.
Губы его презрительно скривились: какой же он дурак, что открыл душу этой женщине!
Да, любовь ослепила его и вышибла мозги из головы! Он должен немедленно встретиться с братом и попытаться исправить хотя бы часть того зла, к которому может привести знакомство с проклятыми бумагами.
— Одевайся. Мы возвращаемся в Лондон.
Поедем верхом; дорога длинная, — холодно распорядился он.
— Я останусь здесь, — заявила она.
— Мадам, делайте что вам говорят!
Она не посмела больше противоречить. Вид у него был такой, словно он способен на убийство. Путь длиной в двести миль оказался во всех отношениях нелегким. Шейн мчался во весь опор, сломя голову, и упрямая гордость не позволяла ей отставать. Сотню раз она собиралась попросить у него прощения за то, что не уничтожила секретные досье, а ему сказала, что уничтожила; ее тяготило чувство вины, но Шейн держался холодно и отчужденно — таким она видела его впервые.
Сотню раз он порывался обнять ее и уничтожить пропасть, открывшуюся между ними, но подозрение, что она никогда не любила его по-настоящему, и ее требование развода заставляли его еще больше замкнуться в себе.
Слуги и багаж перемещались вслед за ними, сохраняя (с разрешения Сабби) куда более разумную скорость;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100