— Иди, сядь ко мне на колени и расскажи еще разок о том, какой я герой, о том, что нет другого такого человека во всей Англии, во всем мире, который спас бы тебя в Мишакове.
Он так крепко схватил се, что она испугалась. Лукас вел себя как-то странно. Схватив ее за волосы, он запрокинул назад ее голову и принялся целовать с какой-то дикой страстью.
— Лукас, помилосердствуй! — взмолилась она.
— Но я… хочу тебя так, как никогда не хотел ничего на свете!
— Так возьми меня! Возьми сейчас же. Я никогда не любила ждать.
Он прикоснулся губами к ее груди и так грубо втянул сосок, что она охнула от неожиданности. Потом он попытался задрать выше талии ее юбки, но они не поддались, и он, безжалостно разорвав ткань, грубо выругался. Татьяна еще больше перепугалась — она еще никогда не видела Лукаса в таком состоянии. Под воздействием кларета движения его стали хаотичными, неуклюжими, руки не слушались. Неужели он решил заставить ее таким образом расплатиться за ее проступок? Сорвав с нее панталоны, он толкнул ее в кресло и спустил брюки. Она увидела, что его орудие находится в полной боевой готовности, и, подняв глаза, встретилась с ним взглядом. В лунном свете его глаза утратили свою голубизну и напоминали предгрозовое небо, плотно затянутое черными тучами.
Татьяна ничего не могла поделать с собой и, испуганно вскрикнув, оттолкнула его. Лукас плюхнулся на пол и сидел там, слегка оглушенный.
— Боже мой, что я наделал!
Она сползла вниз и присела рядом с ним на корточки, горько раскаиваясь в содеянном.
— Все в порядке, Лукас. Прости меня!
— Простить тебя? — Он снова попытался рассмеяться. — Ах, Татьяна, если бы только…
— Что?
— Прошлое, — простонал он. — Прошлое! Бедная моя Татьяна…
— Ты что-то узнал обо мне? — в ужасе спросила она.
Он покачал головой:
— Я узнал кое-что о себе. — С пьяной гордостью Лукас расправил плечи. — Я должен просить тебя расторгнуть нашу помолвку.
Татьяна в недоумении уставилась на него. Этого она меньше всего ожидала.
— Но почему, Лукас?
Он молчал и лишь отводил от нее глаза, в которых теперь не чувствовалось приближения грозы.
— Разве ты меня больше не любишь? — спросила она, сама не веря тому, что он подтвердит ее слова.
— Я…
Татьяна видела, что Лукас не решается сказать что-то важное, но вдруг у нее кончилось терпение. Она поднялась на ноги и запахнула разодранное платье.
— Понятно. Хорошо, что мы приехали в Лондон, если это помогло тебе разобраться в твоих чувствах ко мне, — Ей хотелось казаться дерзкой и самоуверенной, но ее выдало вырвавшееся рыдание. — Как видно, я вполне подхожу для того, чтобы поразвлечься со мной в Дорсете и даже в Лондоне, но недостаточно хороша, чтобы носить драгоценную фамилию Стратмир!
— Да нет же, не в тебе дело!
— Очевидно, дело не во мне, — согласилась она, усилием воли снова взяв себя в руки. — Я даже не буду спрашивать — в ком. Уверена лишь, что она во всем превосходит меня. Я искренне желаю тебе такого счастья, какого ты заслуживаешь, мерзавец!
— Постой, ты все не так поняла! — Он попытался подняться, но было уже поздно — Татьяна ушла к себе и решительно заперла за собой дверь изнутри.
Глава 29
Графиня, крайне возмущенная поведением сына, с нетерпением ждала своего часа, чтобы высказать ему все, что она о нем думает. Она решила сделать это после завтрака, но когда он не появился, сама, пылая справедливым гневом, отправилась в его комнаты, чтобы получить объяснение его неслыханного поведения на ее вчерашней вечеринке.
В прихожей перед апартаментами Лукаса чистил обувь его камердинер Ларкин.
— Миледи, — шепотом обратился он к ней, когда она проходила мимо.
— В чем дело? — Далси оглянулась.
— На вашем месте я не стал бы входить туда.
— Что за вздор ты несешь? — Она с грохотом распахнула дверь и увидела, что Лукас, даже не сняв фрака, растянулся поперек кровати.
Графиня решительным шагом подошла к окну и раздвинула шторы, дав возможность потоку утреннего света проникнуть в комнату, но он даже не пошевелился. На скамье под окном валялись пустые бутылки, грязный стакан красовался на столике.
— Какая гадость! — с отвращением произнесла Далси.
Ларкин, не посмевший войти в комнату дальше порога, напомнил:
— Я же говорил вам, не так ли? Ночью он напился как лорд.
— А как кто же еще он должен напиться? Неси кофе, — приказала она.
Когда слуга ушел, графиня взяла кувшин и вылила из него воду на голову сына. Лукас застонал, приподнялся на локтях и чуть приоткрыл глаза.
— Мне надо поговорить с тобой, — тоном, не терпящим возражений, сказала она.
— Уйди, прошу тебя!
— Никуда я не уйду, пока ты не объяснишь, чем вызвана грубость, которую ты вчера проявил по отношению ко мне, к своим гостям и прежде всего к Татьяне!
Лукас промычал что-то невнятное и перекатился на другой бок, пытаясь отыскать удобное место для головы.
— На тебя смотреть противно! — возмущенно заявила графиня.
— Если ты уйдешь, тебе не придется смотреть на меня. — Он осторожно пошевелил пальцами рук, потом ног — пальцы двигались, хотя это вызывало сильную боль. Этот солнечный свет, кажется, его прикончит! — Задерни шторы, — попросил Лукас.
— В полдень ты должен прибыть в Карлтон-Хаус! Времени в обрез.
— Не пойду, — пробормотал он, зарываясь лицом в простыню.
— Почему это не пойдешь?
Преодолев физическую боль, Лукас погрузился в еще более мучительные душевные переживания.
— Без всякой причины.
— Без причины! — Далси всплеснула руками. — Ты откладываешь бракосочетание, ты перетаскиваешь нас всех сюда и говоришь теперь, что сделал это без всякой причины?
— Я вообще не женюсь на ней. — Лукас ясно помнил, что сказал об этом Татьяне. Больше, чем от безжалостного солнечного света, ему хотелось сейчас укрыться от чувства стыда, которое охватило его, когда он увидел худенькую девочку, стоявшую на пороге комнаты с рукоделием в руках… «Я так старалась, но нитки ложатся вкривь и вкось». Волосы Джиллиан и его глаза.
Не в силах совладать с собой, он громко застонал от отчаяния, чем сильно испугал Далси.
Она протянула к нему руки.
— Что с тобой, Лукас?
— Отстань! Оставь меня наконец в покое!
Увы, не видать ему теперь покоя. «Разве ты не любишь меня?» — спросила его Татьяна.
— Пропади все пропадом! — крикнул он, имея в виду себя, Джиллиан и жизнь в целом, молотя кулаками по подушке и в бессильной ярости срывая с крючков балдахин над кроватью.
Далси стало жаль его; Лукас вдруг напомнил ей маленького мальчика, каким он был много лет назад. Тогда она успокаивала его поцелуем. «Что я могу сделать для тебя сейчас, сынок?»
Она подошла ближе.
— Лукас, все проходит. Что бы ни вызвало этот разрыв между вами…
Он обернулся к ней так неожиданно, что она отпрянула, испугавшись его дикого взгляда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Он так крепко схватил се, что она испугалась. Лукас вел себя как-то странно. Схватив ее за волосы, он запрокинул назад ее голову и принялся целовать с какой-то дикой страстью.
— Лукас, помилосердствуй! — взмолилась она.
— Но я… хочу тебя так, как никогда не хотел ничего на свете!
— Так возьми меня! Возьми сейчас же. Я никогда не любила ждать.
Он прикоснулся губами к ее груди и так грубо втянул сосок, что она охнула от неожиданности. Потом он попытался задрать выше талии ее юбки, но они не поддались, и он, безжалостно разорвав ткань, грубо выругался. Татьяна еще больше перепугалась — она еще никогда не видела Лукаса в таком состоянии. Под воздействием кларета движения его стали хаотичными, неуклюжими, руки не слушались. Неужели он решил заставить ее таким образом расплатиться за ее проступок? Сорвав с нее панталоны, он толкнул ее в кресло и спустил брюки. Она увидела, что его орудие находится в полной боевой готовности, и, подняв глаза, встретилась с ним взглядом. В лунном свете его глаза утратили свою голубизну и напоминали предгрозовое небо, плотно затянутое черными тучами.
Татьяна ничего не могла поделать с собой и, испуганно вскрикнув, оттолкнула его. Лукас плюхнулся на пол и сидел там, слегка оглушенный.
— Боже мой, что я наделал!
Она сползла вниз и присела рядом с ним на корточки, горько раскаиваясь в содеянном.
— Все в порядке, Лукас. Прости меня!
— Простить тебя? — Он снова попытался рассмеяться. — Ах, Татьяна, если бы только…
— Что?
— Прошлое, — простонал он. — Прошлое! Бедная моя Татьяна…
— Ты что-то узнал обо мне? — в ужасе спросила она.
Он покачал головой:
— Я узнал кое-что о себе. — С пьяной гордостью Лукас расправил плечи. — Я должен просить тебя расторгнуть нашу помолвку.
Татьяна в недоумении уставилась на него. Этого она меньше всего ожидала.
— Но почему, Лукас?
Он молчал и лишь отводил от нее глаза, в которых теперь не чувствовалось приближения грозы.
— Разве ты меня больше не любишь? — спросила она, сама не веря тому, что он подтвердит ее слова.
— Я…
Татьяна видела, что Лукас не решается сказать что-то важное, но вдруг у нее кончилось терпение. Она поднялась на ноги и запахнула разодранное платье.
— Понятно. Хорошо, что мы приехали в Лондон, если это помогло тебе разобраться в твоих чувствах ко мне, — Ей хотелось казаться дерзкой и самоуверенной, но ее выдало вырвавшееся рыдание. — Как видно, я вполне подхожу для того, чтобы поразвлечься со мной в Дорсете и даже в Лондоне, но недостаточно хороша, чтобы носить драгоценную фамилию Стратмир!
— Да нет же, не в тебе дело!
— Очевидно, дело не во мне, — согласилась она, усилием воли снова взяв себя в руки. — Я даже не буду спрашивать — в ком. Уверена лишь, что она во всем превосходит меня. Я искренне желаю тебе такого счастья, какого ты заслуживаешь, мерзавец!
— Постой, ты все не так поняла! — Он попытался подняться, но было уже поздно — Татьяна ушла к себе и решительно заперла за собой дверь изнутри.
Глава 29
Графиня, крайне возмущенная поведением сына, с нетерпением ждала своего часа, чтобы высказать ему все, что она о нем думает. Она решила сделать это после завтрака, но когда он не появился, сама, пылая справедливым гневом, отправилась в его комнаты, чтобы получить объяснение его неслыханного поведения на ее вчерашней вечеринке.
В прихожей перед апартаментами Лукаса чистил обувь его камердинер Ларкин.
— Миледи, — шепотом обратился он к ней, когда она проходила мимо.
— В чем дело? — Далси оглянулась.
— На вашем месте я не стал бы входить туда.
— Что за вздор ты несешь? — Она с грохотом распахнула дверь и увидела, что Лукас, даже не сняв фрака, растянулся поперек кровати.
Графиня решительным шагом подошла к окну и раздвинула шторы, дав возможность потоку утреннего света проникнуть в комнату, но он даже не пошевелился. На скамье под окном валялись пустые бутылки, грязный стакан красовался на столике.
— Какая гадость! — с отвращением произнесла Далси.
Ларкин, не посмевший войти в комнату дальше порога, напомнил:
— Я же говорил вам, не так ли? Ночью он напился как лорд.
— А как кто же еще он должен напиться? Неси кофе, — приказала она.
Когда слуга ушел, графиня взяла кувшин и вылила из него воду на голову сына. Лукас застонал, приподнялся на локтях и чуть приоткрыл глаза.
— Мне надо поговорить с тобой, — тоном, не терпящим возражений, сказала она.
— Уйди, прошу тебя!
— Никуда я не уйду, пока ты не объяснишь, чем вызвана грубость, которую ты вчера проявил по отношению ко мне, к своим гостям и прежде всего к Татьяне!
Лукас промычал что-то невнятное и перекатился на другой бок, пытаясь отыскать удобное место для головы.
— На тебя смотреть противно! — возмущенно заявила графиня.
— Если ты уйдешь, тебе не придется смотреть на меня. — Он осторожно пошевелил пальцами рук, потом ног — пальцы двигались, хотя это вызывало сильную боль. Этот солнечный свет, кажется, его прикончит! — Задерни шторы, — попросил Лукас.
— В полдень ты должен прибыть в Карлтон-Хаус! Времени в обрез.
— Не пойду, — пробормотал он, зарываясь лицом в простыню.
— Почему это не пойдешь?
Преодолев физическую боль, Лукас погрузился в еще более мучительные душевные переживания.
— Без всякой причины.
— Без причины! — Далси всплеснула руками. — Ты откладываешь бракосочетание, ты перетаскиваешь нас всех сюда и говоришь теперь, что сделал это без всякой причины?
— Я вообще не женюсь на ней. — Лукас ясно помнил, что сказал об этом Татьяне. Больше, чем от безжалостного солнечного света, ему хотелось сейчас укрыться от чувства стыда, которое охватило его, когда он увидел худенькую девочку, стоявшую на пороге комнаты с рукоделием в руках… «Я так старалась, но нитки ложатся вкривь и вкось». Волосы Джиллиан и его глаза.
Не в силах совладать с собой, он громко застонал от отчаяния, чем сильно испугал Далси.
Она протянула к нему руки.
— Что с тобой, Лукас?
— Отстань! Оставь меня наконец в покое!
Увы, не видать ему теперь покоя. «Разве ты не любишь меня?» — спросила его Татьяна.
— Пропади все пропадом! — крикнул он, имея в виду себя, Джиллиан и жизнь в целом, молотя кулаками по подушке и в бессильной ярости срывая с крючков балдахин над кроватью.
Далси стало жаль его; Лукас вдруг напомнил ей маленького мальчика, каким он был много лет назад. Тогда она успокаивала его поцелуем. «Что я могу сделать для тебя сейчас, сынок?»
Она подошла ближе.
— Лукас, все проходит. Что бы ни вызвало этот разрыв между вами…
Он обернулся к ней так неожиданно, что она отпрянула, испугавшись его дикого взгляда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72