– Я всегда знал, что на Гиффорда можно положиться.
– Позвольте спросить, сэр Грейстон? – Рам приподнял густую бровь.
– Нет, не позволю.
– Похоже, вы чрезвычайно довольны собой, сэр, – ухмыльнулся камердинер.
– Доволен, но не спокоен. – Еще бы, ведь все тело изнывало от тоски одиночества. – Три недели, Рам. Кажется, я сойду с ума, пока снова ее увижу.
– Означает ли это, что мистеру Моргану придется еще немало потрудиться в богадельне? – склонил голову индиец.
– Меня тревожат не дневные труды, Рам, – мягко рассмеялся Ридли. – Меня терзают ночи!
Руины старого аббатства выступали из мягкого облака тумана подобно обглоданному остову древнего мистического морского чудовища. Аллегра улыбнулась, ощутив на лице капли влаги. Этот месяц в уединении и покое пошел ей на пользу. Все грязное, наносное покинуло душу, подобно тому как волны прилива дочиста отмывают скалы на берегу. Горе и ненависть улетучились под дыханием свежего соленого ветра с моря. Она не жалела, что на целый месяц стала затворницей.
Неподалеку зазвенели овечьи колокольцы, и вскоре из тумана показался пастух, гнавший стадо. При виде Аллегры он вежливо снял шапку и поклонился, и она ответила кивком. Обитатели деревушки почти не надоедали ей своим обществом, и не потому, что чуждались, – просто уважали ее право на уединение.
Вообще же это были добрые, открытые люди. Они с большой любовью вспоминали тетку Тома Уикхэма и считали само собой разумеющимся перенести эти теплые чувства на ее наследницу. Многочисленные фермеры, арендовавшие у нее землю, вели себя весьма почтительно.
Аллегра миновала аббатство и пошла вверх по тропинке, ведущей к скалам над заливом Робин Гуда. Здесь туман стал гуще, а воздух прохладнее. Внизу на утесах ссорились бакланы. Кое-где за камни цеплялись кусты боярышника, скрюченные в последнем усилии устоять перед суровым холодным ветром. Дикая красота этих мест всегда глубоко трогала Аллегру.
– Ах, Грей, – прошептала она, сгорая от желания разделить с ним безмятежный покой здешней глуши. Как было бы здорово вдвоем побродить по песчаному пляжу или взобраться повыше в горы! И стоять рука об руку на открытом утесе, подставляя лицо вольному ветру! Но до его приезда оставалось еще целых четыре бесконечных, мучительных дня. Он написал: «В субботу, двадцать четвертого». И еще: «Я тебя обожаю!»
Тропинка повернула прочь от берега, прямо в укромную лесистую лощину, где располагался ее коттедж. Даже в этот замкнутый мирок туман ухитрился запустить свои длинные щупальца: он обволакивал золотые осенние кроны деревьев и кусты роз у крыльца. Коттедж был старым, но уютным. На стенах из светлого песчаника еще оставались какие-то масонские надписи и эмблемы.
Аллегра стремительно вошла в дом, в просторную гостиную, занимавшую почти весь первый этаж, развела огонь в камине и отложила сделанные в Витби покупки. Вскоре комната наполнилась теплом, а в подвешенном на крюке котелке весело забулькала вода. Аллегра заварила свежий чай, нарезала принесенный с собой сыр и хлеб и уселась у окна, чтобы не спеша поужинать.
Серые сумерки быстро накинули на природу свое покрывало. Затворница зажгла свечи, достала рукоделие и собралась посидеть у камина часика два перед сном. В тепле ее разморило, и она уже задремала, как вдруг снаружи раздался шум. Кто бы это мог быть так поздно? Аллегра поспешила к двери и распахнула ее настежь. Из тумана выступила рослая фигура.
– Я больше не мог ждать, – просто признался он.
– Грей! – Она раскрыла объятия. Его губы казались очень холодными от морского ветра, а плащ отсырел. Но пламя их сердец легко превратило промозглый октябрьский вечер в настоящий летний день. – Входи же скорее! Ты, наверное, промерз до костей!
– И стер кое-что тоже до костей. Весь день провел в седле, почти без передышки.
– Один?
– Мысль о том, чтобы тащиться в карете, привела меня в ужас. А наездник из Рама никудышный.
– Ах, милый, какой же ты глупый! – В глазах у Аллегры стояли слезы радости. – Ты хоть поужинал в пути?
– Да. В харчевне на выезде из Мальтона. Но если у тебя найдется сарай для моего жеребца и горячая ванна…
– По-моему, там даже есть стойло, – ответила она. – Тетка Тома держала корову.
– Аллегра, – прошептал он, целуя и обнимая ее. Его голос был слегка хриплым, а руки нежными и сильными.
– Должно быть, ты испугался, что я тебя разлюбила? – спросила она, заметив в янтарных глазах тень сомнения.
– Каждую ночь я лежал без сна и думал, не приснилось ли мне такое счастье, – простонал Грей, снова прижимая ее к груди. – И правда ли то, что где-то меня ждет моя милая Аллегра!
– Она ждет тебя не дождется, любимый, – прошептала она.
– Но не сильнее меня! – засмеялся Грей. – А ну-ка, женщина, подавай сюда ванну да проводи меня в постель! Боже, как я мечтал об этом! Впору было снова браться за джин!
Пока Аллегра суетилась, Грей скинул возле камина грязную мокрую одежду. А она, отбросив всякий стыд, любовалась этим сильным, стройным телом, от одного вида которого по всему телу проходила волна истомы.
– Ух ты! – радостно пыхтел Грей, погружаясь в ванну. – Помнится, ты как-то обвиняла меня за бесстыжие взгляды. А что прикажешь думать о женщине, которая так вот ест меня глазами?
– Думай что хочешь, – поддразнила его Аллегра, игриво поведя плечиком. – А я имею право смотреть на что угодно, если мне это приятно.
– А что же будет приятно мне? – фыркнул Грей.
– Если уж на то пошло, – ответила Аллегра, роясь в буфете, – то у меня осталась барбадосская водка. Твоя строптивая буфетчица еще не забыла о своих обязанностях. – И она тут же подала ему полную рюмку.
– Точь-в-точь такая, какую я пил в своем поместье, – крякнул он, опрокинув рюмку единым духом. – До сих пор сомневаюсь, правильно ли я сделал, когда поменял буфетчицу на жену.
– Я справлюсь и с тем, и с другим, несчастный пес!
– Да, ты много чего умеешь, – лукаво ухмыльнулся Грей, протягивая пустую рюмку.
Аллегра потянулась, чтобы взять ее, и была тут же поймана и затащена в ванну.
– Грей! – крикнула она, упираясь руками в его мокрую грудь.
– Вот что мне приятнее всего, женщина, – объявил он. – Держать тебя в объятиях! – И он поцеловал ее так, что по спине у Аллегры прошел мороз.
Она опустила руки в теплую воду и пробежалась ладонями по большому мужскому телу. От этого возбуждение стало еще сильнее. Она чуть не замурлыкала от радости.
Только тут до нее дошло, что в воде оказались и ее юбки:
– Боже, мое платье! – хихикая, воскликнула она. – Пусти меня, Грей!
– Увы, увы, – в тон подхватил он. – Теперь уже все пропало!
Оба выбрались из ванны, и когда Аллегра опустила глаза, то обнаружила, что Грею впору тут же заняться любовью.
– Ну и странная вышла ванна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Позвольте спросить, сэр Грейстон? – Рам приподнял густую бровь.
– Нет, не позволю.
– Похоже, вы чрезвычайно довольны собой, сэр, – ухмыльнулся камердинер.
– Доволен, но не спокоен. – Еще бы, ведь все тело изнывало от тоски одиночества. – Три недели, Рам. Кажется, я сойду с ума, пока снова ее увижу.
– Означает ли это, что мистеру Моргану придется еще немало потрудиться в богадельне? – склонил голову индиец.
– Меня тревожат не дневные труды, Рам, – мягко рассмеялся Ридли. – Меня терзают ночи!
Руины старого аббатства выступали из мягкого облака тумана подобно обглоданному остову древнего мистического морского чудовища. Аллегра улыбнулась, ощутив на лице капли влаги. Этот месяц в уединении и покое пошел ей на пользу. Все грязное, наносное покинуло душу, подобно тому как волны прилива дочиста отмывают скалы на берегу. Горе и ненависть улетучились под дыханием свежего соленого ветра с моря. Она не жалела, что на целый месяц стала затворницей.
Неподалеку зазвенели овечьи колокольцы, и вскоре из тумана показался пастух, гнавший стадо. При виде Аллегры он вежливо снял шапку и поклонился, и она ответила кивком. Обитатели деревушки почти не надоедали ей своим обществом, и не потому, что чуждались, – просто уважали ее право на уединение.
Вообще же это были добрые, открытые люди. Они с большой любовью вспоминали тетку Тома Уикхэма и считали само собой разумеющимся перенести эти теплые чувства на ее наследницу. Многочисленные фермеры, арендовавшие у нее землю, вели себя весьма почтительно.
Аллегра миновала аббатство и пошла вверх по тропинке, ведущей к скалам над заливом Робин Гуда. Здесь туман стал гуще, а воздух прохладнее. Внизу на утесах ссорились бакланы. Кое-где за камни цеплялись кусты боярышника, скрюченные в последнем усилии устоять перед суровым холодным ветром. Дикая красота этих мест всегда глубоко трогала Аллегру.
– Ах, Грей, – прошептала она, сгорая от желания разделить с ним безмятежный покой здешней глуши. Как было бы здорово вдвоем побродить по песчаному пляжу или взобраться повыше в горы! И стоять рука об руку на открытом утесе, подставляя лицо вольному ветру! Но до его приезда оставалось еще целых четыре бесконечных, мучительных дня. Он написал: «В субботу, двадцать четвертого». И еще: «Я тебя обожаю!»
Тропинка повернула прочь от берега, прямо в укромную лесистую лощину, где располагался ее коттедж. Даже в этот замкнутый мирок туман ухитрился запустить свои длинные щупальца: он обволакивал золотые осенние кроны деревьев и кусты роз у крыльца. Коттедж был старым, но уютным. На стенах из светлого песчаника еще оставались какие-то масонские надписи и эмблемы.
Аллегра стремительно вошла в дом, в просторную гостиную, занимавшую почти весь первый этаж, развела огонь в камине и отложила сделанные в Витби покупки. Вскоре комната наполнилась теплом, а в подвешенном на крюке котелке весело забулькала вода. Аллегра заварила свежий чай, нарезала принесенный с собой сыр и хлеб и уселась у окна, чтобы не спеша поужинать.
Серые сумерки быстро накинули на природу свое покрывало. Затворница зажгла свечи, достала рукоделие и собралась посидеть у камина часика два перед сном. В тепле ее разморило, и она уже задремала, как вдруг снаружи раздался шум. Кто бы это мог быть так поздно? Аллегра поспешила к двери и распахнула ее настежь. Из тумана выступила рослая фигура.
– Я больше не мог ждать, – просто признался он.
– Грей! – Она раскрыла объятия. Его губы казались очень холодными от морского ветра, а плащ отсырел. Но пламя их сердец легко превратило промозглый октябрьский вечер в настоящий летний день. – Входи же скорее! Ты, наверное, промерз до костей!
– И стер кое-что тоже до костей. Весь день провел в седле, почти без передышки.
– Один?
– Мысль о том, чтобы тащиться в карете, привела меня в ужас. А наездник из Рама никудышный.
– Ах, милый, какой же ты глупый! – В глазах у Аллегры стояли слезы радости. – Ты хоть поужинал в пути?
– Да. В харчевне на выезде из Мальтона. Но если у тебя найдется сарай для моего жеребца и горячая ванна…
– По-моему, там даже есть стойло, – ответила она. – Тетка Тома держала корову.
– Аллегра, – прошептал он, целуя и обнимая ее. Его голос был слегка хриплым, а руки нежными и сильными.
– Должно быть, ты испугался, что я тебя разлюбила? – спросила она, заметив в янтарных глазах тень сомнения.
– Каждую ночь я лежал без сна и думал, не приснилось ли мне такое счастье, – простонал Грей, снова прижимая ее к груди. – И правда ли то, что где-то меня ждет моя милая Аллегра!
– Она ждет тебя не дождется, любимый, – прошептала она.
– Но не сильнее меня! – засмеялся Грей. – А ну-ка, женщина, подавай сюда ванну да проводи меня в постель! Боже, как я мечтал об этом! Впору было снова браться за джин!
Пока Аллегра суетилась, Грей скинул возле камина грязную мокрую одежду. А она, отбросив всякий стыд, любовалась этим сильным, стройным телом, от одного вида которого по всему телу проходила волна истомы.
– Ух ты! – радостно пыхтел Грей, погружаясь в ванну. – Помнится, ты как-то обвиняла меня за бесстыжие взгляды. А что прикажешь думать о женщине, которая так вот ест меня глазами?
– Думай что хочешь, – поддразнила его Аллегра, игриво поведя плечиком. – А я имею право смотреть на что угодно, если мне это приятно.
– А что же будет приятно мне? – фыркнул Грей.
– Если уж на то пошло, – ответила Аллегра, роясь в буфете, – то у меня осталась барбадосская водка. Твоя строптивая буфетчица еще не забыла о своих обязанностях. – И она тут же подала ему полную рюмку.
– Точь-в-точь такая, какую я пил в своем поместье, – крякнул он, опрокинув рюмку единым духом. – До сих пор сомневаюсь, правильно ли я сделал, когда поменял буфетчицу на жену.
– Я справлюсь и с тем, и с другим, несчастный пес!
– Да, ты много чего умеешь, – лукаво ухмыльнулся Грей, протягивая пустую рюмку.
Аллегра потянулась, чтобы взять ее, и была тут же поймана и затащена в ванну.
– Грей! – крикнула она, упираясь руками в его мокрую грудь.
– Вот что мне приятнее всего, женщина, – объявил он. – Держать тебя в объятиях! – И он поцеловал ее так, что по спине у Аллегры прошел мороз.
Она опустила руки в теплую воду и пробежалась ладонями по большому мужскому телу. От этого возбуждение стало еще сильнее. Она чуть не замурлыкала от радости.
Только тут до нее дошло, что в воде оказались и ее юбки:
– Боже, мое платье! – хихикая, воскликнула она. – Пусти меня, Грей!
– Увы, увы, – в тон подхватил он. – Теперь уже все пропало!
Оба выбрались из ванны, и когда Аллегра опустила глаза, то обнаружила, что Грею впору тут же заняться любовью.
– Ну и странная вышла ванна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104