Ему было интересно, что его невеста оденет сегодня. С интересом он думал и о Филиппе. Он испытывал огромный интерес к Филиппу.
8
– Вы действительно хотите, чтобы я ходила в этих хитроумных копытцах, которые вы называете туфлями?
Лодыжки Порции отказывались вставать ровно, когда она ковыляла по общежитию в белых атласных вечерних туфельках, в которые Берта и Фаина обули ее.
– Конечно, ты должна постараться. Просто представь себе, что ты Сара Бернар, выходящая на сцену, – инструктировала Берта.
– Я лучше представлю, что я один из тех канатоходцев в цирке мистера Барнума. – Порция стиснула зубы и приказала себе обрести устойчивое равновесие.
– Нет, Порция. Ты не можешь так ковылять. Скользи, ты лебедь. Ты прекрасна!
– Я не лебедь, Фаина. Я гадкий утенок. Ох, не хочешь ли ты все переиграть? Это твой шанс, Фаина. Мне не нравится Логан, но по крайней мере он американец. Эдвард Делекорт не для тебя. Ты актриса. Он – английский лорд.
Выражение боли промелькнуло на лице Фаины:
– Нет, ты заблуждаешься относительно Эдварда, – сказала она упрямо.
– Я не заблуждаюсь, Фи. Что ты знаешь об этом типе мужчин? Я не допущу, чтобы ты опозорила себя, став его… его наложницей. Губы Фаины поджались:
– Ты не знаешь, Порция. Ты неожиданно оказалась в ситуации, которую не понимаешь, и ты испугалась. Я думаю, ты слишком волнуешься, а ты не должна. Мистеру Логану будет приятно, я обещаю тебе. Сегодня ты та, кем никогда не была, – с отчаянием сказала Фаина. – Подойди, посмотри в зеркало.
Фаина подтолкнула сестру к окну, где ранний вечерний свет вливал тишину и нежность в приближающуюся ночь.
– Посмотри сюда, в мое зеркало.
Порция неохотно взяла зеркало на ручке и взглянула на свое отражение. Свое отражение? Нет, она увидела, что на нее смотрит лицо Фаины, Фаины в ее самом прекрасном облике. Ее волосы были зачесаны и перетянуты бледно-розовыми и зелеными лентами. Глаза блестели. Лицо пылало. Она выглядела так, как будто ей стоя посылали овации, и это испугало ее.
Всю свою жизнь Порция отделяла себя от сестры, которая была точной ее копией. Сестра была красавицей Фаиной. Она стала Порцией – присматривающей за домом и труппой. Сейчас, глядя на свое отражение в зеркале, она поняла, что Порция исчезла куда-то, и она не узнала женщину, на которую смотрела.
– Ты видишь?
Фаина обняла сестру. Кем бы эта особа ни была, Порция знала, что Фаина и Берта сотворили чудо. Старый актерский костюм превратился в кондитерское изделие из лент и цветов. Платье кремового цвета было вырезано низко на шее и заканчивалось на плечах большими прозрачными дымчатыми рукавами, затканными розами и зелеными парчовыми листьями. Несмотря на протест Порции, Берта затянула ее в корсет, который превратил ее фигуру в подобие песочных часов. Юбка облегала ее бедра спереди и свободными складками сзади ниспадала до пола.
Все это выглядело ошеломляюще элегантно. Порция не могла привыкнуть к своему новому облику. Она была поставлена в тупик и от смущения разразилась бранью.
– Даже если я и смогу ходить, Фаина, я наверняка не высижу весь обед в этом панцире. Вы задушили меня, я не могу вздохнуть!
Порция была раздражена, она была буквально выбита из колеи. Ее вышибли из привычной стихии, и потеря самообладания была для нее новым состоянием, новым и пугающим, даже если бы призрак Даниэля Логана не витал в ее воображении.
Через открытое окно врывались звуки музыки и смеха. Труппа окунулась в атмосферу веселья. Даже совсем не имея денег, актеры свободно гуляли по курортному парку, вдоль Малой железнодорожной линии. Первый раз в своих гастрольных поездках они играли в таком месте, где могли развлекаться на том же уровне, что и гости.
– Порция, ты готова? – Капитан Макинтош постучался и заглянул в комнату. – О, моя прелесть, Фаина, ты все-таки решила пойти с Даниэлем в этот вечер.
– Нет, папа! – закричала Порция, – я Порция, и ты это очень хорошо знаешь. Не разыгрывай меня.
– Я не разыгрываю. Я действительно… не ожидал. Вы похожи как две капли воды, но, Порция, моя дорогая, сегодня ты сногсшибательна. Сейчас, при этом освещении, ты как произведение искусства. Я не нахожу слов. Я не могу описать…
Его голос вдруг поник, и даже тот, кто не знал ее отца, мог понять, что его лицо потеряло цвет.
– Папа, тебе плохо? – Порция забыла свои туфли и свою неуклюжесть и бросилась к отцу. – Не лучше ли тебе пойти в постель?
– Мой Бог, даже голос! Ты и говоришь, как она. Ты прекрасна, мое дитя, в самом деле. Твоя мать могла бы гордиться тобой сегодня, ты выглядишь точно так же, какой была она, когда я в первый раз увидел ее.
– Мама? Я выгляжу, как наша мама?
– Ты моя дорогая Катрин, восхитительна в этом лунном свете.
Голос Горация звучал благоговейно. И он держал руку Порции так крепко, что она знала: вдруг проявившееся необычное чувство ее отца было неподдельным.
– Она была самой обворожительной женщиной из всех, каких я когда-либо знал, Порция. Сегодня ты оказала бы ей честь. Мадам? – Гораций поклонился. – Я провожу вас до лестницы.
– Подожди, Порция, – остановила их Фаина. – Твои перчатки. Тебе нужно закрыть руки.
Она вручила Порции пару белых перчаток по локоть с тремя пуговицами на запястье.
Все еще находясь под впечатлением от слов отца, Порция сунула руки в перчатки и протянула их Фаине, чтобы та застегнула петли.
Образ матери, чего она никогда не знала раньше, сопутствовал Порции, когда она спускалась по лестнице в гостиную, где ее ждал Даниэль Логан. Когда Порция увидела щеголеватого темноволосого мужчину, протягивающего ей руку, она поняла, что должна была чувствовать ее мать, когда в первый раз увидела Горация.
– Добрый вечер… Даниэль.
– Фаина?..
Даниэль был ошеломлен. Он признал и оценил красоту Фаины прошлой ночью, но сегодня она была сногсшибательна. В ней было новое волнение, что-то непостижимо неземное, что превзошло все его ожидания. Под гордой красотой женщины, стоящей перед ним, скрывалось что-то большее, под внешностью было какое-то обжигающее мерцание. И это безымянное что-то перехватило его дыхание:
– Моя дорогая!
Даниэль поднял ее руку, и долгий сокровенный момент держал ее за кончики пальцев, прежде чем прикоснуться к ним губами. Ее глаза казались более синими, более глубокими, чем раньше. Ее волосы – менее медовыми и более тонкими. А в ее улыбке было обещание тайны и страсти.
– А что Филипп, решил оставить нас сегодня наедине?
Даниэль должен был оправиться от потрясения и призвать чуточку здравого смысла, чтобы не поцеловать эти губы, теперь так призывно приоткрытые.
– Да.
– Да?..
Даниэль повторил ее тихий ответ. Она шептала, потому что тоже чувствовала удивительное напряжение, возникшее между ними.
– Добрый вечер, Даниэль, – сказала она, добавляя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
8
– Вы действительно хотите, чтобы я ходила в этих хитроумных копытцах, которые вы называете туфлями?
Лодыжки Порции отказывались вставать ровно, когда она ковыляла по общежитию в белых атласных вечерних туфельках, в которые Берта и Фаина обули ее.
– Конечно, ты должна постараться. Просто представь себе, что ты Сара Бернар, выходящая на сцену, – инструктировала Берта.
– Я лучше представлю, что я один из тех канатоходцев в цирке мистера Барнума. – Порция стиснула зубы и приказала себе обрести устойчивое равновесие.
– Нет, Порция. Ты не можешь так ковылять. Скользи, ты лебедь. Ты прекрасна!
– Я не лебедь, Фаина. Я гадкий утенок. Ох, не хочешь ли ты все переиграть? Это твой шанс, Фаина. Мне не нравится Логан, но по крайней мере он американец. Эдвард Делекорт не для тебя. Ты актриса. Он – английский лорд.
Выражение боли промелькнуло на лице Фаины:
– Нет, ты заблуждаешься относительно Эдварда, – сказала она упрямо.
– Я не заблуждаюсь, Фи. Что ты знаешь об этом типе мужчин? Я не допущу, чтобы ты опозорила себя, став его… его наложницей. Губы Фаины поджались:
– Ты не знаешь, Порция. Ты неожиданно оказалась в ситуации, которую не понимаешь, и ты испугалась. Я думаю, ты слишком волнуешься, а ты не должна. Мистеру Логану будет приятно, я обещаю тебе. Сегодня ты та, кем никогда не была, – с отчаянием сказала Фаина. – Подойди, посмотри в зеркало.
Фаина подтолкнула сестру к окну, где ранний вечерний свет вливал тишину и нежность в приближающуюся ночь.
– Посмотри сюда, в мое зеркало.
Порция неохотно взяла зеркало на ручке и взглянула на свое отражение. Свое отражение? Нет, она увидела, что на нее смотрит лицо Фаины, Фаины в ее самом прекрасном облике. Ее волосы были зачесаны и перетянуты бледно-розовыми и зелеными лентами. Глаза блестели. Лицо пылало. Она выглядела так, как будто ей стоя посылали овации, и это испугало ее.
Всю свою жизнь Порция отделяла себя от сестры, которая была точной ее копией. Сестра была красавицей Фаиной. Она стала Порцией – присматривающей за домом и труппой. Сейчас, глядя на свое отражение в зеркале, она поняла, что Порция исчезла куда-то, и она не узнала женщину, на которую смотрела.
– Ты видишь?
Фаина обняла сестру. Кем бы эта особа ни была, Порция знала, что Фаина и Берта сотворили чудо. Старый актерский костюм превратился в кондитерское изделие из лент и цветов. Платье кремового цвета было вырезано низко на шее и заканчивалось на плечах большими прозрачными дымчатыми рукавами, затканными розами и зелеными парчовыми листьями. Несмотря на протест Порции, Берта затянула ее в корсет, который превратил ее фигуру в подобие песочных часов. Юбка облегала ее бедра спереди и свободными складками сзади ниспадала до пола.
Все это выглядело ошеломляюще элегантно. Порция не могла привыкнуть к своему новому облику. Она была поставлена в тупик и от смущения разразилась бранью.
– Даже если я и смогу ходить, Фаина, я наверняка не высижу весь обед в этом панцире. Вы задушили меня, я не могу вздохнуть!
Порция была раздражена, она была буквально выбита из колеи. Ее вышибли из привычной стихии, и потеря самообладания была для нее новым состоянием, новым и пугающим, даже если бы призрак Даниэля Логана не витал в ее воображении.
Через открытое окно врывались звуки музыки и смеха. Труппа окунулась в атмосферу веселья. Даже совсем не имея денег, актеры свободно гуляли по курортному парку, вдоль Малой железнодорожной линии. Первый раз в своих гастрольных поездках они играли в таком месте, где могли развлекаться на том же уровне, что и гости.
– Порция, ты готова? – Капитан Макинтош постучался и заглянул в комнату. – О, моя прелесть, Фаина, ты все-таки решила пойти с Даниэлем в этот вечер.
– Нет, папа! – закричала Порция, – я Порция, и ты это очень хорошо знаешь. Не разыгрывай меня.
– Я не разыгрываю. Я действительно… не ожидал. Вы похожи как две капли воды, но, Порция, моя дорогая, сегодня ты сногсшибательна. Сейчас, при этом освещении, ты как произведение искусства. Я не нахожу слов. Я не могу описать…
Его голос вдруг поник, и даже тот, кто не знал ее отца, мог понять, что его лицо потеряло цвет.
– Папа, тебе плохо? – Порция забыла свои туфли и свою неуклюжесть и бросилась к отцу. – Не лучше ли тебе пойти в постель?
– Мой Бог, даже голос! Ты и говоришь, как она. Ты прекрасна, мое дитя, в самом деле. Твоя мать могла бы гордиться тобой сегодня, ты выглядишь точно так же, какой была она, когда я в первый раз увидел ее.
– Мама? Я выгляжу, как наша мама?
– Ты моя дорогая Катрин, восхитительна в этом лунном свете.
Голос Горация звучал благоговейно. И он держал руку Порции так крепко, что она знала: вдруг проявившееся необычное чувство ее отца было неподдельным.
– Она была самой обворожительной женщиной из всех, каких я когда-либо знал, Порция. Сегодня ты оказала бы ей честь. Мадам? – Гораций поклонился. – Я провожу вас до лестницы.
– Подожди, Порция, – остановила их Фаина. – Твои перчатки. Тебе нужно закрыть руки.
Она вручила Порции пару белых перчаток по локоть с тремя пуговицами на запястье.
Все еще находясь под впечатлением от слов отца, Порция сунула руки в перчатки и протянула их Фаине, чтобы та застегнула петли.
Образ матери, чего она никогда не знала раньше, сопутствовал Порции, когда она спускалась по лестнице в гостиную, где ее ждал Даниэль Логан. Когда Порция увидела щеголеватого темноволосого мужчину, протягивающего ей руку, она поняла, что должна была чувствовать ее мать, когда в первый раз увидела Горация.
– Добрый вечер… Даниэль.
– Фаина?..
Даниэль был ошеломлен. Он признал и оценил красоту Фаины прошлой ночью, но сегодня она была сногсшибательна. В ней было новое волнение, что-то непостижимо неземное, что превзошло все его ожидания. Под гордой красотой женщины, стоящей перед ним, скрывалось что-то большее, под внешностью было какое-то обжигающее мерцание. И это безымянное что-то перехватило его дыхание:
– Моя дорогая!
Даниэль поднял ее руку, и долгий сокровенный момент держал ее за кончики пальцев, прежде чем прикоснуться к ним губами. Ее глаза казались более синими, более глубокими, чем раньше. Ее волосы – менее медовыми и более тонкими. А в ее улыбке было обещание тайны и страсти.
– А что Филипп, решил оставить нас сегодня наедине?
Даниэль должен был оправиться от потрясения и призвать чуточку здравого смысла, чтобы не поцеловать эти губы, теперь так призывно приоткрытые.
– Да.
– Да?..
Даниэль повторил ее тихий ответ. Она шептала, потому что тоже чувствовала удивительное напряжение, возникшее между ними.
– Добрый вечер, Даниэль, – сказала она, добавляя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87