ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Уж если ты обречен хромать, надо делать это как следует. Гордмор улыбнулся.
— Как бы то ни было, я должен благодарить тебя, — сказал Алистер другу, — если бы не ты, лежал бы я сейчас неподвижно.
— Не неподвижно, — возразил Горди, — а разлагаясь. Насколько я помню, это активный процесс. — Он подошел к небольшому шкафчику и достал графин и бокалы.
— Я думал, мы идем куда-то поразвлечься, — сказал Алистер.
— Мы пойдем, — Гордмор наполнил бокалы, — но сейчас я хочу поговорить с тобой о канале.

Глава 1
Дербишир, 16 февраля 1818 года
Мирабель Олдридж вышла из конюшни и направилась по посыпанной гравием дорожке к Олдридж-Холлу. Когда она поворачивала к цветнику, из кустов неожиданно выскочил лакей Джозеф.
Мисс Олдридж недавно исполнился тридцать один год, однако выглядела она гораздо моложе. А сейчас — с растрепавшимися на ветру золотисто-рыжими волосами, раскрасневшимися щеками и сверкающими после прогулки глазами казалось совсем юной.
Тем не менее решение в этой семье принимала именно мисс Олдридж, и именно к ней, а не к ее отцу обращались слуги, когда возникали проблемы. Возможно, потому, что ее родитель сам нередко создавал проблемы.
Неожиданное появление запыхавшегося Джозефа подсказало ей, что сейчас одна из таких проблем и возникла.
— Прошу прощения, мисс, к мистеру Олдриджу пожаловал какой-то джентльмен. Говорит, что ему назначена встреча. Это правда, потому что мистер Бентон говорил, будто своими глазами видел, что имя посетителя записано в книге собственной рукой хозяина.
Это казалось невероятным, но если мистер Бентон, дворецкий, говорит, что сам видел такую запись в ежедневнике хозяина, значит, так оно и есть.
Мистер Олдридж никогда никому не назначал встреч. И если соседи желали увидиться с отцом Мирабель, им следовало договориться о встрече именно с ней. Те, кто приезжал по делам, связанным с поместьем, к Хиггинсу, доверенному мистера Олдриджа, тоже обращались к Мирабель.
— А почему бы этому джентльмену не поговорить с Хиггинсом? — спросила Мирабель лакея.
— Мистер Бентон говорит, что так не положено, потому что мистер Хиггинс для него человек слишком низкого уровня, так как этот джентльмен, мистер Карсингтон, является сыном какого-то герцога. Мистер Бентон знает, какого именно. Вроде бы «гейт», только не Биллингсгейт, и не из тех, которые из Лондона.
— Карсингтон, — задумчиво произнесла Мирабель, — фамилия герцога Харгейта. Это было старинное дербиширское семейство, однако визитами с ним она не обменивалась.
— Да, мисс, это самое имя. Кроме того, это тот джентльмен, который героически сражался при Ватерлоо, поэтому мы провели его в малую гостиную, как респектабельного гостя. Мистер Бентон сказал, что его не следует заставлять долго ждать, поскольку он важная персона.
Мирабель окинула критическим взглядом свою одежду и обувь. Все утро с небольшими перерывами лил дождь. Комки грязи прилипли к промокшей юбке; сапожки, пока она шла от конюшни, тоже покрылись слоем грязи. Шпильки давно потерялись, и волосы высвободились из прически, а уж о состоянии шляпки лучше было не думать.
Что же делать? Появляться в таком виде просто неприлично. Но чтобы привести себя в порядок, потребуется много времени, а знаменитого героя Ватерлоо и без того уже заставили ждать дольше, чем позволяли правила хорошего тона.
Подхватив юбки, она помчалась к дому.
Дербишир был совсем не тем местом, где Алистеру хотелось бы находиться в настоящее время. Сельская жизнь его не привлекала. Он предпочитал цивилизацию, иными словами — Лондон.
Олдридж-Холл был расположен в захолустном углу унылого Скалистого края.
Гордмор, свалившийся в постель с жесточайшим гриппом, тем не менее сумел живописать ему все прелести Скалистого края.
— Туристы приезжают полюбоваться сельскими пейзажами. Ипохондрики пьют целебную минеральную воду и плещутся в минеральных ваннах. Там отвратительные дороги. Нет ни театра, ни оперы, ни клубов. Ничего не остается, кроме как глазеть на горы, долины, скалы, ручьи, коров и овец или на сельские пейзажи, туристов и больных.
В середине февраля даже эти скудные достопримечательности отсутствовали. Пейзаж был в коричневых и серых тонах, а погода — сырая и холодная.
Но интересы Гордмора — а следовательно, и Алистера — были сосредоточены здесь, и проблему следовало решать немедленно, не дожидаясь лета.
Олдридж-Холл представлял собой довольно красивый помещичий дом, который с годами разросся за счет многочисленных пристроек. Однако он был крайне неудобно расположен — в конце длинного отрезка того, что по местным меркам весьма остроумно называлось «дорогой», а на деле представляло собой узкую, изрытую колеями тропу, в сухую погоду покрытую пылью, в сырую — грязью.
Алистеру сначала показалось, что Гордмор преувеличивает, описывая состояние дорог. На самом же деле его друг даже несколько приукрасил картину. Трудно было представить себе еще какое-нибудь место в Англии, где просто необходимо было проложить канал.
Осмотрев коллекцию картин, украшающих стены малой гостиной, среди которых было несколько превосходных египетских пейзажей, и изучив орнамент ковра, Алистер подошел к застекленной двери и выглянул наружу. Дверь выходила на террасу, откуда открывался вид на цветники, переходившие в расположенный на склоне парк. За парком виднелись живописные холмы и долины.
Но он не заметил их красот. Его внимание привлекла девушка.
Она, прихватив юбки, взбегала по ступеням террасы. Шляпка ее сбилась набок, а золотые кудряшки плясали вокруг ее лица.
Девушка пересекла террасу, и прежде чем она выпустила из рук подол юбки, Алистер успел заметить аккуратные щиколотки и изящной формы икры.
Он открыл дверь, и она вбежала в комнату, не обращая ни малейшего внимания на промокшую и грязную одежду.
Улыбка, казалось, никогда не сходила с ее губ. Глаза у нее были цвета голубых сумерек, и на мгновение Алистеру показалось, будто она представляет собой начало и конец всего — от восхода солнца в цвете ее волос до вечернего голубого тумана ее глаз.
Алистер забыл обо всем, глядя на нее, забыл даже свое имя, пока она его не произнесла.
— Мистер Карсингтон! — Голос ее звучал глухо. Волосы — восход солнца, глаза — сумерки, голос — ночь.
— Я — Мирабель Олдридж, — продолжала она. Мирабель. Это значит совершенство. И сама она поистине… «Никаких поэтических сравнений, — приказал он себе. — Никаких воздушных замков».
Он здесь по делу и не должен забывать об этом.
Ни на минуту… Пусть даже у нее великолепная кожа, а ее улыбка похожа на первое весеннее тепло после длинных, темных зимних дней…
Он должен смотреть на нее как на предмет меблировки. Обязан.
Если он и на этот раз попадет в беду — а это неизбежно будет беда, если речь идет об особе противоположного пола, — он не просто останется с разбитым сердцем, разочарованный и униженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81