Одной из них был его внешний вид.
В это утро Руперт оделся подобающим образом, облачившись в одну из разновидностей восточной одежды. Он сменил тесный сюртук на свободную куртку, а облегающие панталоны — на широкие турецкие шаровары, заправив их в сапоги. Но теперь, когда они удалились от реки, он сначала снял красивую зеленую куртку, затем развязал шейный платок, за ним расстегнул бледно-желтый шелковый жилет и представил почти целиком свою рубашку, то есть нижнее белье, всеобщему обозрению.
Естественно, Дафна не могла оторвать от него глаз.
Ей следовало твердо указать, что это крайне неприлично: мусульмане очень стыдливы, и он должен уважать их чувства, даже если не считается с английскими правилами приличия. Она должна настоять, чтобы он снова оделся.
Дафна всегда больше, чем следовало, заботилась о приличиях.
Как непослушная девчонка, какой она когда-то была, она украдкой поглядывала на него. Дафна заметила, как рубашка обтягивает его широкие плечи и как под порывами ветра и солнечными лучами она превращается в развевающееся прозрачное покрывало. Дафна не могла отвести взгляда от его сильных рук и мощного торса. Ниже ей взгляд опускать не следовало.
Она все же исподтишка поглядывала на ту часть его тела, которая касалась седла. Широкие шаровары не могли полностью скрыть его узкие бедра. Ягодицы, без сомнения, были такими же упругими, как и все остальное.
Дафна почувствовала, как ей становится невыносимо жарко и она теряет сознание.
И тут вмешался Верджил, его образ и голос, возникшие в ее сознании, заставили ее похолодеть.
«Святой», так думал о ее супруге Руперт. О, сама святость! В течение всего своего замужества она никогда не видела Верджила без одежды.
Даже когда они занимались любовью, это происходило в темноте, и он был в ночной рубашке, и она была в ночной рубашке, и существовали правила, так много правил — слишком много для нее, для тех моментов, когда ей совсем не хотелось думать.
Дафна не хотела, чтобы Верджил снова занимал ее мысли. Она все еще сердилась, без всякой видимой причины сердилась, и это началось, как только она произнесла его имя еще раньше, на яхте.
Она помнила, как он устало закрыл глаза, когда она упомянула о Египте, и с какой терпеливой улыбкой он снова открыл их, и его терпеливый тон, каким он неизбежно говорил с ней, терпеливо объясняя, что все, что требуется леди знать о Египте, написано в Священном Писании — в Книгах «Бытие» и «Исход».
Но теперь она здесь и не позволит Верджилу испортить ей путешествие. В данный момент она ничего не может сделать для Майлса. Пока не переменится ветер, она будет либо беспокоиться о настоящем, либо переживать прошлое, либо разумно воспользуется обстоятельствами. Она оглянулась вокруг… и увидела, что мир изменился до неузнаваемости.
Они въехали в рощу финиковых пальм. Высокие стройные деревья произрастали из ковра ярко зеленевшей травы, усыпанной розовыми и пурпурными цветами. За рощей блестели пруды, возле которых козы следили за своими резвившимися козлятами. Над головой Дафны запела птица, к ней присоединилась другая. Наконец они спустились в заросшую травой низину.
Здесь, рядом с прудом, в котором отражались окружавшая его растительность и ослепительно голубое египетское небо, лежал лицом вниз громадный каменный фараон, его губы кривились в легкой загадочной усмешке.
Изумленная, Дафна соскользнула с седла, почти не сознавая, что делает. Она, прижав пальцы к губам, направилась к голове статуи.
— О, — прошептала она, — какая красота!..
До этой самой минуты Дафна даже не сознавала, как мало она знает о Египте, как мало она видела. Картинки в книгах поражали ее воображение, но она воспринимала их тайны, которые надо разгадать, после того как она решит загадку древней письменности.
Пирамиды были чудом, грандиозным достижением, которое полностью невозможно было осознать. Темные и пустые внутри, снаружи они представляли собой колоссальные груды камней. Они были усыпальницами, величественными памятниками мертвым.
Эта статуя около сорока футов длиной была не просто монументом. В ней открывалось искусство, доведенное до совершенства. Не возникало сомнений, что это камень, но фигура, с таким искусством высеченная из него, производила впечатление сотворенной из плоти и крови. Эта загадочная улыбка намекала на то, что он знает нечто недоступное пониманию простых смертных.
Она стряхнула с себя чары этого удивительного места и заговорила тем педантичным тоном, который помогал ей чувствовать себя в безопасности.
— Если я не ошибаюсь, его обнаружили в прошлом году. Геродот и Диодор считали, что это Рамзес Второй, известный также как Рамзес Великий. Предполагается, что он был установлен перед храмом Вулкана, или Пта, таково его египетское имя. Там же стояли статуи его царицы и четырех его сыновей.
Дафна прошла вдоль памятника и остановилась коло локтя. Она, наклонившись, заглянула под фигуру, чтобы рассмотреть знаки на охватывающем его талию поясе.
— Вот его картуш, — указала она.
— Не уверен, что для вас прилично рассматривать его картуш, — заметил Руперт.
Она поняла, что он имел в виду, и почувствовала, как краснеет от беспокоившей ее мысли, что по дороге он заметил, как она изучала строение его тела. Однако статуя так сильно притягивала ее, что все другие заботы испарялись от очаровывающей прелести загадочной улыбки фараона.
— Я рассказывала вам, — сказала она, присаживаясь на корточки перед статуей. — Это овал, в который заключена иероглифическая надпись. Видите, на его поясе. И на запястье. О, я вижу еще один на груди и один на плече. Может быть, их несколько, но я не уверена. Два кажутся основными.
— Значит, у него два имени? — спросил Руперт. — Или это имя и титул. Знаете, как у королей — его величество Георг Август Фредерик Четвертый. И у него еще множество имен: принц такой-то, герцог такой-то.
— Вполне возможно, — рассеянно ответила Дафна, ее взгляд и мысли были прикованы к одному из картушей. Она наклонилась еще ниже, чтобы рассмотреть его под другим углом, и волнение охватило ее. — Это знак солнца, точно. На коптском языке слово «солнце» — «ра» или «ре», если бы только знать правильную гласную! Но здесь три хвостика, связанных вместе, рядом со знаком в виде крючка. Такие же, как в картуше Тутмоса. Их сочетание должно составлять «мое» или «мес». Как я и думала, доктор Янг ошибался. Этот картуш никак не может принадлежать Маенуптесу, как он утверждал. Принадлежность статуи вне сомнений. Все согласятся, что это Рамзес Великий. Следовательно, знаки на картуше нужно читать «Рамзес» — торжествующе закончила она.
— Поразительно! — восхитился Руперт.
С бьющимся от возбуждения сердцем Дафна медленно выпрямилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
В это утро Руперт оделся подобающим образом, облачившись в одну из разновидностей восточной одежды. Он сменил тесный сюртук на свободную куртку, а облегающие панталоны — на широкие турецкие шаровары, заправив их в сапоги. Но теперь, когда они удалились от реки, он сначала снял красивую зеленую куртку, затем развязал шейный платок, за ним расстегнул бледно-желтый шелковый жилет и представил почти целиком свою рубашку, то есть нижнее белье, всеобщему обозрению.
Естественно, Дафна не могла оторвать от него глаз.
Ей следовало твердо указать, что это крайне неприлично: мусульмане очень стыдливы, и он должен уважать их чувства, даже если не считается с английскими правилами приличия. Она должна настоять, чтобы он снова оделся.
Дафна всегда больше, чем следовало, заботилась о приличиях.
Как непослушная девчонка, какой она когда-то была, она украдкой поглядывала на него. Дафна заметила, как рубашка обтягивает его широкие плечи и как под порывами ветра и солнечными лучами она превращается в развевающееся прозрачное покрывало. Дафна не могла отвести взгляда от его сильных рук и мощного торса. Ниже ей взгляд опускать не следовало.
Она все же исподтишка поглядывала на ту часть его тела, которая касалась седла. Широкие шаровары не могли полностью скрыть его узкие бедра. Ягодицы, без сомнения, были такими же упругими, как и все остальное.
Дафна почувствовала, как ей становится невыносимо жарко и она теряет сознание.
И тут вмешался Верджил, его образ и голос, возникшие в ее сознании, заставили ее похолодеть.
«Святой», так думал о ее супруге Руперт. О, сама святость! В течение всего своего замужества она никогда не видела Верджила без одежды.
Даже когда они занимались любовью, это происходило в темноте, и он был в ночной рубашке, и она была в ночной рубашке, и существовали правила, так много правил — слишком много для нее, для тех моментов, когда ей совсем не хотелось думать.
Дафна не хотела, чтобы Верджил снова занимал ее мысли. Она все еще сердилась, без всякой видимой причины сердилась, и это началось, как только она произнесла его имя еще раньше, на яхте.
Она помнила, как он устало закрыл глаза, когда она упомянула о Египте, и с какой терпеливой улыбкой он снова открыл их, и его терпеливый тон, каким он неизбежно говорил с ней, терпеливо объясняя, что все, что требуется леди знать о Египте, написано в Священном Писании — в Книгах «Бытие» и «Исход».
Но теперь она здесь и не позволит Верджилу испортить ей путешествие. В данный момент она ничего не может сделать для Майлса. Пока не переменится ветер, она будет либо беспокоиться о настоящем, либо переживать прошлое, либо разумно воспользуется обстоятельствами. Она оглянулась вокруг… и увидела, что мир изменился до неузнаваемости.
Они въехали в рощу финиковых пальм. Высокие стройные деревья произрастали из ковра ярко зеленевшей травы, усыпанной розовыми и пурпурными цветами. За рощей блестели пруды, возле которых козы следили за своими резвившимися козлятами. Над головой Дафны запела птица, к ней присоединилась другая. Наконец они спустились в заросшую травой низину.
Здесь, рядом с прудом, в котором отражались окружавшая его растительность и ослепительно голубое египетское небо, лежал лицом вниз громадный каменный фараон, его губы кривились в легкой загадочной усмешке.
Изумленная, Дафна соскользнула с седла, почти не сознавая, что делает. Она, прижав пальцы к губам, направилась к голове статуи.
— О, — прошептала она, — какая красота!..
До этой самой минуты Дафна даже не сознавала, как мало она знает о Египте, как мало она видела. Картинки в книгах поражали ее воображение, но она воспринимала их тайны, которые надо разгадать, после того как она решит загадку древней письменности.
Пирамиды были чудом, грандиозным достижением, которое полностью невозможно было осознать. Темные и пустые внутри, снаружи они представляли собой колоссальные груды камней. Они были усыпальницами, величественными памятниками мертвым.
Эта статуя около сорока футов длиной была не просто монументом. В ней открывалось искусство, доведенное до совершенства. Не возникало сомнений, что это камень, но фигура, с таким искусством высеченная из него, производила впечатление сотворенной из плоти и крови. Эта загадочная улыбка намекала на то, что он знает нечто недоступное пониманию простых смертных.
Она стряхнула с себя чары этого удивительного места и заговорила тем педантичным тоном, который помогал ей чувствовать себя в безопасности.
— Если я не ошибаюсь, его обнаружили в прошлом году. Геродот и Диодор считали, что это Рамзес Второй, известный также как Рамзес Великий. Предполагается, что он был установлен перед храмом Вулкана, или Пта, таково его египетское имя. Там же стояли статуи его царицы и четырех его сыновей.
Дафна прошла вдоль памятника и остановилась коло локтя. Она, наклонившись, заглянула под фигуру, чтобы рассмотреть знаки на охватывающем его талию поясе.
— Вот его картуш, — указала она.
— Не уверен, что для вас прилично рассматривать его картуш, — заметил Руперт.
Она поняла, что он имел в виду, и почувствовала, как краснеет от беспокоившей ее мысли, что по дороге он заметил, как она изучала строение его тела. Однако статуя так сильно притягивала ее, что все другие заботы испарялись от очаровывающей прелести загадочной улыбки фараона.
— Я рассказывала вам, — сказала она, присаживаясь на корточки перед статуей. — Это овал, в который заключена иероглифическая надпись. Видите, на его поясе. И на запястье. О, я вижу еще один на груди и один на плече. Может быть, их несколько, но я не уверена. Два кажутся основными.
— Значит, у него два имени? — спросил Руперт. — Или это имя и титул. Знаете, как у королей — его величество Георг Август Фредерик Четвертый. И у него еще множество имен: принц такой-то, герцог такой-то.
— Вполне возможно, — рассеянно ответила Дафна, ее взгляд и мысли были прикованы к одному из картушей. Она наклонилась еще ниже, чтобы рассмотреть его под другим углом, и волнение охватило ее. — Это знак солнца, точно. На коптском языке слово «солнце» — «ра» или «ре», если бы только знать правильную гласную! Но здесь три хвостика, связанных вместе, рядом со знаком в виде крючка. Такие же, как в картуше Тутмоса. Их сочетание должно составлять «мое» или «мес». Как я и думала, доктор Янг ошибался. Этот картуш никак не может принадлежать Маенуптесу, как он утверждал. Принадлежность статуи вне сомнений. Все согласятся, что это Рамзес Великий. Следовательно, знаки на картуше нужно читать «Рамзес» — торжествующе закончила она.
— Поразительно! — восхитился Руперт.
С бьющимся от возбуждения сердцем Дафна медленно выпрямилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83