– Очень многие уже видели это.
– Тебе не нравится? Так почему же ты не уходишь? – усмехнулась она. – Любопытно!
Джеймс подошел к ближайшему окну и выглянул наружу.
– Нам надо поговорить, – сказал он, посмотрев на нее.
– Ты считаешь, именно этим нам следует заняться?
Джеймс с усилием отвел глаза и устремил взор на колодец в середине двора.
– Нам надо поговорить, – спокойно повторил он. – Но ты меня провоцируешь. Помнишь, я спрашивал, почему Элфик развелся с тобой? – Он не стал дожидаться ее ответа. – Я поверить не могу, что мужчина с такой легкостью откажется от тебя только из-за того, что ты не была ему верна. Даже английские джентльмены готовы сквозь пальцы смотреть на грешки своих жен – для того, чтобы, как говорится, сохранить лицо и иметь хотя бы некое подобие мирной семейной жизни. Насколько мне известно, такие неблагоразумные поступки, как развод, в высшем свете совершаются довольно редко, хотя все о них знают. Но высший свет – это совсем небольшой круг людей. Так почему джентльмен решился развестись? Более того, почему он позволил, чтобы каждый дворник и торговец пирожками знал о том, что Элфик стал рогоносцем?
– Ты бы мог задать этот вопрос его величеству королю Георгу Четвертому, – ответила Франческа. – Всего несколько недель назад он был в восторге от того, что публика копается в грязном белье королевы Каролины.
– Короли – это люди совсем другого сорта, – сказал Джеймс. – В давние времена они приказывали казнить своих неверных жен в наказание за измену.
– Именно так мужчины смотрят на это, не правда ли? – промолвила она. – Измена!.. А женщины – это всего лишь вассалы мужчин, их собственность. Когда мы даем клятву любить, чтить и безропотно подчиняться, это означает в мужском понимании, что мы клянемся в слепом повиновении. Я этого никогда не понимала. А Элфик всегда рассматривал меня как личную собственность. Ты, Кордер, без всякой необходимости превращаешь все в тайну, все усложняешь. Причина, заставившая мужа развестись со мной, весьма проста. Ты же сам все видел своими глазами: я невыносима.
Джеймс резко повернулся, чтобы посмотреть на Франческу. Она сбросила с себя халат и осталась в нежно-желтом и розовом одеянии, не скрывавшем практически ничего. Более сексуальной ночной сорочки Джеймс не видел никогда в жизни, а ведь женщин в нижнем белье он повидал немало на своем веку.
Его сердце тут же забилось с неистовой силой, кровь в жилах забурлила и бурным потоком устремилась в чресла.
Разум Джеймса затуманился.
«Нет, Джейми. Не дай ей снова тебя одурманить».
Но она стояла прямо перед ним – нежная, как светлое видение, с потрясающими изгибами стройного желанного тела, едва прикрытого почти прозрачным одеянием. Джеймс без труда мог разглядеть напряженные соски, просвечивающие сквозь тончайшую ткань сорочки.
«Тебя же пытали специалисты своего дела, парень. Представь себе, что это пытка».
Да будь у него возможность, он бы предпочел, чтобы ему вырвали ногти!
– Нам надо поговорить, – пытаясь стряхнуть с себя наваждение, в очередной раз проговорил Джеймс. – Но ты настойчиво пытаешься меня спровоцировать. И тебе это удается, должен добавить. Но беда в том, что для тебя это только игра. Ты добиваешься, чтобы я ползал перед тобой на коленях и молил тебя.
– Нет, это не все, чего я хочу, – уточнила Франческа. – Но мне было бы приятно увидеть такое.
– Я бы не сказал, что это и мне не доставит удовольствия, – промолвил Джеймс. – Но потом ты выбросишь меня, как мусор, а вот это мне уже не нравится. Взгляни хотя бы на то, как ты обращаешься с этим жемчугом, а ведь он великолепен. – Джеймс кивнул на разбросанные по туалетному столику украшения.
– Я приказала горничной не входить в эту комнату, пока я за ней не пошлю, – заявила Франческа. – Можешь назвать меня старомодной, но я терпеть не могу, когда слуги входят в мою спальню в любое время, не обращая внимания на то, кто там находится.
– Старомодной… – рассеянно повторил Джеймс. – Старомодной?! – Он рассмеялся. – Святой Господь, Боннард, ну ты и штучка! Впервые в жизни у меня возникло желание поубивать всех моих старших братьев, чтобы ты серьезно восприняла меня как потенциального любовника.
– Судя по содержанию твоего трактата, – промолвила Франческа, – такое развитие событий вовсе не исключено.
Она заставляет его смеяться. Она доводит его до ярости. Она сводит его с ума. Но он же наполовину итальянец! Как ему остаться к такому равнодушным?
Джеймс быстро подошел к ней. И обвил одной рукой ее талию. Другую руку он положил ей на затылок.
– Ты порочна, – сказал он.
– Да, – отозвалась Франческа.
– От меня ты получишь только один-другой поцелуй, – промолвил он. – Я не одна из твоих живых игрушек. Ты не будешь использовать меня, как используешь свои драгоценности. Нельзя доказать с моей помощью то, что ты хочешь доказать, и выбросить меня вон.
– Это ты так думаешь, – проговорила Франческа. И, запрокинув голову, она улыбнулась долгой, медленной, влекущей улыбкой.
– Первое, что я собираюсь сделать, – сказал Джеймс, – так это стереть мерзкую улыбку с твоего лица.
Он прогонит мысли о принце-мальчишке из ее головы, заставит ее забыть о его существовании. Джеймс знает о женщинах больше, чем этот убогий Лоренцо узнает за всю свою жизнь, даже если впредь не будет заниматься ничем другим.
Джеймс поцеловал Франческу, но только не в губы, на которых все еще играла ее дразнящая улыбка. Он поцеловал ее в висок, а затем в верхнюю часть скулы. Потом, вспомнив о том, что она делала прошлой ночью, когда поддразнивала его, водя пальцем по уху, Джеймс прошелся губами по той же дорожке от уха вниз. Нежные неторопливые поцелуи прервались в том самом месте, где Франческа накануне тоже сделала паузу.
Она задрожала.
А потом и он тоже.
Легко и очень осторожно, словно Франческа была невинной девушкой, о которой он мечтал много лет, Джеймс стал ласкать ее все откровеннее. Губами он стянул ночную сорочку с ее плеча и запечатлел на нем поцелуй. Потом сотворил ожерелье из мелких поцелуев в том месте, где вчера поблескивали ее жемчуга. А затем поцеловал в нежный изгиб груди. Джеймс ощущал при этом, что сердце Франчески бьется все быстрее и быстрее – как и его собственное.
Она пыталась оставаться спокойной, но он чувствовал, что ее тело сотрясает мелкая дрожь, которую Франческа безуспешно пыталась сдержать. Точно так же она не могла унять участившегося дыхания, от которого с таким волнением все быстрее приподнималась и опускалась ее грудь. Не могла она скрыть и жара, охватившего ее, от которого аромат ее кожи стал еще сильнее. Аромат жасмина, к которому примешивался запах женщины.
Джеймсу хотелось раствориться в этом аромате, раствориться в ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Тебе не нравится? Так почему же ты не уходишь? – усмехнулась она. – Любопытно!
Джеймс подошел к ближайшему окну и выглянул наружу.
– Нам надо поговорить, – сказал он, посмотрев на нее.
– Ты считаешь, именно этим нам следует заняться?
Джеймс с усилием отвел глаза и устремил взор на колодец в середине двора.
– Нам надо поговорить, – спокойно повторил он. – Но ты меня провоцируешь. Помнишь, я спрашивал, почему Элфик развелся с тобой? – Он не стал дожидаться ее ответа. – Я поверить не могу, что мужчина с такой легкостью откажется от тебя только из-за того, что ты не была ему верна. Даже английские джентльмены готовы сквозь пальцы смотреть на грешки своих жен – для того, чтобы, как говорится, сохранить лицо и иметь хотя бы некое подобие мирной семейной жизни. Насколько мне известно, такие неблагоразумные поступки, как развод, в высшем свете совершаются довольно редко, хотя все о них знают. Но высший свет – это совсем небольшой круг людей. Так почему джентльмен решился развестись? Более того, почему он позволил, чтобы каждый дворник и торговец пирожками знал о том, что Элфик стал рогоносцем?
– Ты бы мог задать этот вопрос его величеству королю Георгу Четвертому, – ответила Франческа. – Всего несколько недель назад он был в восторге от того, что публика копается в грязном белье королевы Каролины.
– Короли – это люди совсем другого сорта, – сказал Джеймс. – В давние времена они приказывали казнить своих неверных жен в наказание за измену.
– Именно так мужчины смотрят на это, не правда ли? – промолвила она. – Измена!.. А женщины – это всего лишь вассалы мужчин, их собственность. Когда мы даем клятву любить, чтить и безропотно подчиняться, это означает в мужском понимании, что мы клянемся в слепом повиновении. Я этого никогда не понимала. А Элфик всегда рассматривал меня как личную собственность. Ты, Кордер, без всякой необходимости превращаешь все в тайну, все усложняешь. Причина, заставившая мужа развестись со мной, весьма проста. Ты же сам все видел своими глазами: я невыносима.
Джеймс резко повернулся, чтобы посмотреть на Франческу. Она сбросила с себя халат и осталась в нежно-желтом и розовом одеянии, не скрывавшем практически ничего. Более сексуальной ночной сорочки Джеймс не видел никогда в жизни, а ведь женщин в нижнем белье он повидал немало на своем веку.
Его сердце тут же забилось с неистовой силой, кровь в жилах забурлила и бурным потоком устремилась в чресла.
Разум Джеймса затуманился.
«Нет, Джейми. Не дай ей снова тебя одурманить».
Но она стояла прямо перед ним – нежная, как светлое видение, с потрясающими изгибами стройного желанного тела, едва прикрытого почти прозрачным одеянием. Джеймс без труда мог разглядеть напряженные соски, просвечивающие сквозь тончайшую ткань сорочки.
«Тебя же пытали специалисты своего дела, парень. Представь себе, что это пытка».
Да будь у него возможность, он бы предпочел, чтобы ему вырвали ногти!
– Нам надо поговорить, – пытаясь стряхнуть с себя наваждение, в очередной раз проговорил Джеймс. – Но ты настойчиво пытаешься меня спровоцировать. И тебе это удается, должен добавить. Но беда в том, что для тебя это только игра. Ты добиваешься, чтобы я ползал перед тобой на коленях и молил тебя.
– Нет, это не все, чего я хочу, – уточнила Франческа. – Но мне было бы приятно увидеть такое.
– Я бы не сказал, что это и мне не доставит удовольствия, – промолвил Джеймс. – Но потом ты выбросишь меня, как мусор, а вот это мне уже не нравится. Взгляни хотя бы на то, как ты обращаешься с этим жемчугом, а ведь он великолепен. – Джеймс кивнул на разбросанные по туалетному столику украшения.
– Я приказала горничной не входить в эту комнату, пока я за ней не пошлю, – заявила Франческа. – Можешь назвать меня старомодной, но я терпеть не могу, когда слуги входят в мою спальню в любое время, не обращая внимания на то, кто там находится.
– Старомодной… – рассеянно повторил Джеймс. – Старомодной?! – Он рассмеялся. – Святой Господь, Боннард, ну ты и штучка! Впервые в жизни у меня возникло желание поубивать всех моих старших братьев, чтобы ты серьезно восприняла меня как потенциального любовника.
– Судя по содержанию твоего трактата, – промолвила Франческа, – такое развитие событий вовсе не исключено.
Она заставляет его смеяться. Она доводит его до ярости. Она сводит его с ума. Но он же наполовину итальянец! Как ему остаться к такому равнодушным?
Джеймс быстро подошел к ней. И обвил одной рукой ее талию. Другую руку он положил ей на затылок.
– Ты порочна, – сказал он.
– Да, – отозвалась Франческа.
– От меня ты получишь только один-другой поцелуй, – промолвил он. – Я не одна из твоих живых игрушек. Ты не будешь использовать меня, как используешь свои драгоценности. Нельзя доказать с моей помощью то, что ты хочешь доказать, и выбросить меня вон.
– Это ты так думаешь, – проговорила Франческа. И, запрокинув голову, она улыбнулась долгой, медленной, влекущей улыбкой.
– Первое, что я собираюсь сделать, – сказал Джеймс, – так это стереть мерзкую улыбку с твоего лица.
Он прогонит мысли о принце-мальчишке из ее головы, заставит ее забыть о его существовании. Джеймс знает о женщинах больше, чем этот убогий Лоренцо узнает за всю свою жизнь, даже если впредь не будет заниматься ничем другим.
Джеймс поцеловал Франческу, но только не в губы, на которых все еще играла ее дразнящая улыбка. Он поцеловал ее в висок, а затем в верхнюю часть скулы. Потом, вспомнив о том, что она делала прошлой ночью, когда поддразнивала его, водя пальцем по уху, Джеймс прошелся губами по той же дорожке от уха вниз. Нежные неторопливые поцелуи прервались в том самом месте, где Франческа накануне тоже сделала паузу.
Она задрожала.
А потом и он тоже.
Легко и очень осторожно, словно Франческа была невинной девушкой, о которой он мечтал много лет, Джеймс стал ласкать ее все откровеннее. Губами он стянул ночную сорочку с ее плеча и запечатлел на нем поцелуй. Потом сотворил ожерелье из мелких поцелуев в том месте, где вчера поблескивали ее жемчуга. А затем поцеловал в нежный изгиб груди. Джеймс ощущал при этом, что сердце Франчески бьется все быстрее и быстрее – как и его собственное.
Она пыталась оставаться спокойной, но он чувствовал, что ее тело сотрясает мелкая дрожь, которую Франческа безуспешно пыталась сдержать. Точно так же она не могла унять участившегося дыхания, от которого с таким волнением все быстрее приподнималась и опускалась ее грудь. Не могла она скрыть и жара, охватившего ее, от которого аромат ее кожи стал еще сильнее. Аромат жасмина, к которому примешивался запах женщины.
Джеймсу хотелось раствориться в этом аромате, раствориться в ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81