Однако Кордер быстро и легко выпрямился, помог своей спутнице и попросил ее вести себя тише.
– У меня совсем из головы вылетело, что здесь начинается лестница, – объяснил он.
Издаваемый ими шум привлек внимание стражника. Маленькая темная фигура с фонарем в руке откуда ни возьмись появилась перед ними, и стражник сурово спросил, кто они такие.
Договориться с ним Кордеру составило не больше труда, чем с тем стражником, который охранял вход в Кампанилу внизу. Джеймс тихо и дружелюбно говорил ему что-то, стражник отвечал. Затем Джеймс показал билет, который дал ему первый караульный, и сунул в руку своего новоприобретенного друга монету. Стражник с приветливой улыбкой провел их по одному лестничному пролету, открыл им дверь верхней галереи и вернулся в свою каморку досыпать.
– Вовсе я не ослеплен страстью, – продолжил Кордер начатый несколько минут назад разговор, подводя Франческу к краю каменного балкона.
«Что ж, может ты и не испытываешь страсти, зато ее испытываю я», – подумала она.
– Помолчи, – произнесла Франческа вслух.
Ей не хотелось разговаривать. Не хотелось думать. Хотелось лишь выбросить все из головы и просто наслаждаться этим мгновением, видом раскинувшегося под Кампанилой волшебного зрелища.
Небо начинало постепенно светлеть, но звезды все еще горели на небосводе. Город внизу походил на темную сказочную страну с мерцающими тут и там огоньками. Очарованная открывшимся видом, Франческа прошла вперед вдоль башенной стены. Вода лагуны тоже мерцала – в ней отражались гаснущие звезды, свет лодочных фонарей и, возможно, даже свет солнца, все еще прячущегося за горизонтом.
– Именно таким видят мир боги, – тихо проговорила Франческа. – А мы для них всего лишь песчинки.
Люди на площади под ними были похожи на крохотные темные пятнышки на серебристо-сером фоне. Франческа хотела разглядеть лабиринт венецианских каналов, но на такой высоте он был скрыт городскими колокольнями, башнями и дворцами. Она знала, что где-то совсем рядом возвышаются горы со снежными вершинами, однако и их скрывала тьма. Франческа надеялась, что горы будут видны с восходом солнца, если только день будет таким же ясным, какой была ночь.
Впрочем, Франческу захватили не отдаленные горные вершины. Нет, ее внимание было поглощено лагуной, островами, разбросанными на сверкающей водной глади, и кораблями, снующими между ними, которые вышли в море при первых признаках восхода.
Она с наслаждением вдохнула морской воздух.
– Думаю, именно так все обстоит в раю, – сказала Франческа. А потом в горле у нее запершило, глаза наполнились слезами, и, к собственной досаде, мадам Боннард разрыдалась.
Джеймс считал, что он не из тех мужчин, которые тревожатся из-за женских слез. Ведь у него имелось бесчисленное количество сестер, а к тому же тетушек, племянниц и кузин.
Но то были его сестры, тетушки, племянницы и кузины.
Оттолкнувшись от стены, прислонившись к которой он стоял, Джеймс подошел к Франческе и обнял ее.
– Per carita! – прошептал он. – Ради Бога, что случилось?
Франческа уронила голову ему на грудь и плакала – не тихонько, а громко, отчаянно. В этих горьких рыданиях Джеймс сразу распознал большое горе.
Его сердце застучало быстрее.
– Послушай, Боннард, ну не надо так убиваться, – проговорил он, стараясь, чтобы его слова звучали как можно беспечнее. – Я знаю, что твоя любовь ко мне не дает тебе покоя, но все же…
Франческа закашлялась, но ее тело тут же снова содрогнулось от рыданий.
Джеймс крепче обнял ее.
– Умоляю тебя не бросаться вниз с балкона, – вымолвил он. – Я того не стою…
Она подняла на него глаза, на ее ресницах блестели слезы. Одна слезинка скатилась вниз по носу.
– Правда, не стою, – повторил Кордер.
– Кретин, – сказала Франческа хрипловатым от слез голосом. – Если бы только у меня были силы столкнуть тебя вниз.
Можно было подумать, что слово «кретин» ласкательное, потому что, услышав его, Джеймс ощутил огромное облегчение, почувствовал свежесть и прохладу утреннего ветерка, дующего с моря.
– Мне нужен носовой платок, – произнесла она тем же голосом. – Или, может, мне вытереть нос твоим шейным платком?
– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Я готов сделать для тебя все, что угодно, моя дорогая, но мужской шейный платок – вещь неприкосновенная. По крайней мере для джентльмена.
Отпустив ее, Кордер стал шарить по карманам в поисках платка. К тому времени, когда он отыскал его в кармане фрака, Франческа нашла собственный платочек: крохотный квадратик тончайшего льна, отороченный примерно шестью ярдами кружев.
Промокнув глаза этим бесполезным клочком пены, Франческа попыталась высморкаться в него.
Кордер убрал собственный платок.
– Ладно уж, так и быть, вытри нос моим галстуком, – сказал он. – Ты в самом деле считаешь, что я сгораю от страсти? Что ж, позволь мне объяснить тебе кое-что, богиня красоты, развратная шлюха, царица Нила и кем ты там еще себя воображаешь…
– Ты мужчина, – промолвила Франческа. – Ты ничего не знаешь… Ровным счетом ничего, черт возьми!
И, воздев в знак отчаяния королевским жестом затянутую в перчатку руку вверх, она направилась к лестнице.
– Ну вот, ты уходишь, – сказал Кордер. – Похожие на тебя женщины всегда устраивают драматические сцены расставания. – Он направился следом за ней, напевая слова из арии Фигаро: – «Женщины, женщины, вечные боги, кто может понять, что у них на уме?»
Не задумавшись ни на мгновение, Франческа продолжила – только не сопрано, каким должна петь Розина, а хрипловатым альтом: – «Ах, только ты, моя любовь, только ты можешь утешить мое сердце».
Сердце Джеймса подскочило в груди.
Он стал спускаться следом за ней по лестнице.
– Ну вот, теперь все понятно, – вымолвил он. – В этом-то и беда. У нас слишком много общего. Ты знаешь Россини. Знаешь Байрона. Или по крайней мере те отрывки из их произведений, которые известны и мне.
– Полмира знает эти отрывки из Байрона, – возразила Франческа. – Полмира знает «Севильского цирюльника» наизусть. Продолжай искать причины, Кордер. Продолжай искать объяснения того, почему ты не можешь расстаться со мной. Ты такой же, как Лоренцо. Ты сгораешь от страсти. Разница лишь в том, что у него достает мужской смелости признаться в этом.
Но Джеймс вовсе не сгорал от страсти. Он знал, что это такое. В годы свой мятежной юности он множество раз безумно влюблялся.
– Это всего лишь плотское желание, глупая ты женщина! – воскликнул он. – То, что чувствует Лоренцо, – это обычная реакция здорового молодого человека на близость красивой женщины. А в его случае желание особенно сильное, потому что его слишком долго держали в королевской детской под присмотром нянек. Так что со стороны его высочества это вовсе не любовь, а потребность в хорошем сексе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– У меня совсем из головы вылетело, что здесь начинается лестница, – объяснил он.
Издаваемый ими шум привлек внимание стражника. Маленькая темная фигура с фонарем в руке откуда ни возьмись появилась перед ними, и стражник сурово спросил, кто они такие.
Договориться с ним Кордеру составило не больше труда, чем с тем стражником, который охранял вход в Кампанилу внизу. Джеймс тихо и дружелюбно говорил ему что-то, стражник отвечал. Затем Джеймс показал билет, который дал ему первый караульный, и сунул в руку своего новоприобретенного друга монету. Стражник с приветливой улыбкой провел их по одному лестничному пролету, открыл им дверь верхней галереи и вернулся в свою каморку досыпать.
– Вовсе я не ослеплен страстью, – продолжил Кордер начатый несколько минут назад разговор, подводя Франческу к краю каменного балкона.
«Что ж, может ты и не испытываешь страсти, зато ее испытываю я», – подумала она.
– Помолчи, – произнесла Франческа вслух.
Ей не хотелось разговаривать. Не хотелось думать. Хотелось лишь выбросить все из головы и просто наслаждаться этим мгновением, видом раскинувшегося под Кампанилой волшебного зрелища.
Небо начинало постепенно светлеть, но звезды все еще горели на небосводе. Город внизу походил на темную сказочную страну с мерцающими тут и там огоньками. Очарованная открывшимся видом, Франческа прошла вперед вдоль башенной стены. Вода лагуны тоже мерцала – в ней отражались гаснущие звезды, свет лодочных фонарей и, возможно, даже свет солнца, все еще прячущегося за горизонтом.
– Именно таким видят мир боги, – тихо проговорила Франческа. – А мы для них всего лишь песчинки.
Люди на площади под ними были похожи на крохотные темные пятнышки на серебристо-сером фоне. Франческа хотела разглядеть лабиринт венецианских каналов, но на такой высоте он был скрыт городскими колокольнями, башнями и дворцами. Она знала, что где-то совсем рядом возвышаются горы со снежными вершинами, однако и их скрывала тьма. Франческа надеялась, что горы будут видны с восходом солнца, если только день будет таким же ясным, какой была ночь.
Впрочем, Франческу захватили не отдаленные горные вершины. Нет, ее внимание было поглощено лагуной, островами, разбросанными на сверкающей водной глади, и кораблями, снующими между ними, которые вышли в море при первых признаках восхода.
Она с наслаждением вдохнула морской воздух.
– Думаю, именно так все обстоит в раю, – сказала Франческа. А потом в горле у нее запершило, глаза наполнились слезами, и, к собственной досаде, мадам Боннард разрыдалась.
Джеймс считал, что он не из тех мужчин, которые тревожатся из-за женских слез. Ведь у него имелось бесчисленное количество сестер, а к тому же тетушек, племянниц и кузин.
Но то были его сестры, тетушки, племянницы и кузины.
Оттолкнувшись от стены, прислонившись к которой он стоял, Джеймс подошел к Франческе и обнял ее.
– Per carita! – прошептал он. – Ради Бога, что случилось?
Франческа уронила голову ему на грудь и плакала – не тихонько, а громко, отчаянно. В этих горьких рыданиях Джеймс сразу распознал большое горе.
Его сердце застучало быстрее.
– Послушай, Боннард, ну не надо так убиваться, – проговорил он, стараясь, чтобы его слова звучали как можно беспечнее. – Я знаю, что твоя любовь ко мне не дает тебе покоя, но все же…
Франческа закашлялась, но ее тело тут же снова содрогнулось от рыданий.
Джеймс крепче обнял ее.
– Умоляю тебя не бросаться вниз с балкона, – вымолвил он. – Я того не стою…
Она подняла на него глаза, на ее ресницах блестели слезы. Одна слезинка скатилась вниз по носу.
– Правда, не стою, – повторил Кордер.
– Кретин, – сказала Франческа хрипловатым от слез голосом. – Если бы только у меня были силы столкнуть тебя вниз.
Можно было подумать, что слово «кретин» ласкательное, потому что, услышав его, Джеймс ощутил огромное облегчение, почувствовал свежесть и прохладу утреннего ветерка, дующего с моря.
– Мне нужен носовой платок, – произнесла она тем же голосом. – Или, может, мне вытереть нос твоим шейным платком?
– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Я готов сделать для тебя все, что угодно, моя дорогая, но мужской шейный платок – вещь неприкосновенная. По крайней мере для джентльмена.
Отпустив ее, Кордер стал шарить по карманам в поисках платка. К тому времени, когда он отыскал его в кармане фрака, Франческа нашла собственный платочек: крохотный квадратик тончайшего льна, отороченный примерно шестью ярдами кружев.
Промокнув глаза этим бесполезным клочком пены, Франческа попыталась высморкаться в него.
Кордер убрал собственный платок.
– Ладно уж, так и быть, вытри нос моим галстуком, – сказал он. – Ты в самом деле считаешь, что я сгораю от страсти? Что ж, позволь мне объяснить тебе кое-что, богиня красоты, развратная шлюха, царица Нила и кем ты там еще себя воображаешь…
– Ты мужчина, – промолвила Франческа. – Ты ничего не знаешь… Ровным счетом ничего, черт возьми!
И, воздев в знак отчаяния королевским жестом затянутую в перчатку руку вверх, она направилась к лестнице.
– Ну вот, ты уходишь, – сказал Кордер. – Похожие на тебя женщины всегда устраивают драматические сцены расставания. – Он направился следом за ней, напевая слова из арии Фигаро: – «Женщины, женщины, вечные боги, кто может понять, что у них на уме?»
Не задумавшись ни на мгновение, Франческа продолжила – только не сопрано, каким должна петь Розина, а хрипловатым альтом: – «Ах, только ты, моя любовь, только ты можешь утешить мое сердце».
Сердце Джеймса подскочило в груди.
Он стал спускаться следом за ней по лестнице.
– Ну вот, теперь все понятно, – вымолвил он. – В этом-то и беда. У нас слишком много общего. Ты знаешь Россини. Знаешь Байрона. Или по крайней мере те отрывки из их произведений, которые известны и мне.
– Полмира знает эти отрывки из Байрона, – возразила Франческа. – Полмира знает «Севильского цирюльника» наизусть. Продолжай искать причины, Кордер. Продолжай искать объяснения того, почему ты не можешь расстаться со мной. Ты такой же, как Лоренцо. Ты сгораешь от страсти. Разница лишь в том, что у него достает мужской смелости признаться в этом.
Но Джеймс вовсе не сгорал от страсти. Он знал, что это такое. В годы свой мятежной юности он множество раз безумно влюблялся.
– Это всего лишь плотское желание, глупая ты женщина! – воскликнул он. – То, что чувствует Лоренцо, – это обычная реакция здорового молодого человека на близость красивой женщины. А в его случае желание особенно сильное, потому что его слишком долго держали в королевской детской под присмотром нянек. Так что со стороны его высочества это вовсе не любовь, а потребность в хорошем сексе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81