– Я ждала, что когда-нибудь Джондалар приведет сюда свою невесту. Это принадлежало матери Даланара. – Она достала ожерелье.
У Эйлы от удивления перехватило дыхание, и она как-то робко взяла предложенное ей украшение и внимательно рассмотрела его. Подобранные по размеру ракушки, красивые оленьи клыки и искусно вырезанные из мамонтового бивня головки самки оленя соединялись в центре блестящей желтовато-оранжевой подвеской.
– Оно прекрасно, – вздохнула Эйла. Особенно ей понравилась подвеска, и она долго ее разглядывала. Полупрозрачный камень от долговременного употребления стал блестящим и отполированным. – Ведь это янтарь, правда?
– Да. Этот камень находится в нашей семье уже много поколений. Мать Даланара вставила его в это ожерелье. Она подарила его мне, когда родился Джондалар, и просила подарить ожерелье его избраннице.
– Янтарь совсем не холодный, как другие камни, – заметила Эйла, держа подвеску в руках. – Он теплый на ощупь, словно содержит дух жизни.
– Как интересно, что тебе пришла в голову такая мысль. Мать Даланара обычно говорила, что этот камень живой, – сказала Мартона. – Примерь его. Посмотрим, как оно будет смотреться на тебе.
Мартона подвела Эйлу к известняковой стене в глубине ее спальной комнаты. В проделанное в этой стене отверстие было вставлено округленное основание ветвистых рогов северного оленя (мегацероса), которое вытягивалось и уплощалось, завершаясь обычными ветвистыми рогами. Их отростки укоротили, и получилась своеобразная полка с вогнутой, зубчатой по краям поверхностью. На этой полочке стоял какой-то плоский и очень гладко отполированный кусок дерева, упираясь верхним краем в сводчатую стену пещеры, но сам при этом располагался почти перпендикулярно полу.
Приблизившись, Эйла с удивлением увидела, что в нем отражаются стоящие в другом конце комнаты деревянные и плетеные сосуды и пламя стоящего возле них масляного светильника. Она в изумлении остановилась.
– Я вижу свое отражение! – воскликнула Эйла. Она дотронулась до гладкой поверхности. Кусок дерева, тщательно отполированный песчаником, был покрашен в черный цвет с помощью магнезии и до блеска натерт жиром.
– Неужели ты никогда не видела отражателя? – спросила Фолара. Она стояла у входа в комнату, умирая от любопытства, ей очень хотелось взглянуть на то, что же ее мать подарила Эйле.
– Такого не видела. Я знаю, как хорошо отражается все солнечным днем в спокойной воде, – сказала Эйла, – но в этом дереве все отражается прямо здесь, в полумраке спальни!
– Неужели Мамутои не делают отражателей? Ведь надо же посмотреть, как ты выглядишь, когда одеваешься для каких-то важных случаев, – удивилась Фолара. – Как же тогда они узнают, что хорошо выглядят?
Эйла на мгновение призадумалась.
– Они смотрят друг на друга. Неззи всегда проверяла перед ритуалами, хорошо ли принарядился Талут, и когда Диги – моя подруга – делала мне прическу, то все вокруг начинали советовать, как лучше уложить мои волосы, – пояснила Эйла.
– Понятно, Эйла, тогда давай поглядим, как смотрится на тебе это ожерелье, – сказала Мартона, надевая украшение на шею Эйлы и соединяя сзади его концы.
Восхищенно оглядев ожерелье и заметив, как отлично оно лежит на ее груди, Эйла поймала себя на том, что изучает собственное отражение. Она редко видела его, и черты собственного лица были знакомы ей меньше, чем лица этих людей, с которыми она лишь недавно познакомилась. Отражательная поверхность была довольно хорошей, но из-за тусклой освещенности помещения отражение выглядело темноватым. Она сочла себя довольно грязной, бесцветной и плосколицей.
Эйла выросла среди людей Клана, считая себя крупной и уродливой. Она была стройнее женщин Клана, но при этом обогнала ростом всех мужчин и выглядела очень странно – как на их взгляд, так и на ее собственный. Она привыкла ценить более тяжеловесную красоту людей Клана, которых отличали большие широкие лица и скошенные назад лбы, тяжелые, нависающие надбровные дуги и резко выступающие носы, а также большие и яркие темно-карие глаза. В сравнении с ними ее собственные серо-голубые глаза казались блеклыми и тусклыми.
Пожив немного среди Других, Эйла поняла, что выглядит, не так уж странно, но по-прежнему не считала себя красивой, хотя Джондалар достаточно часто называл ее красавицей. Она знала, какие черты считаются красивыми в Клане; но не совсем понимала, что входит в понятие красоты у Других. Джондалара с его более мужественными и соответственно более грубыми чертами, с его яркими синими глазами она считала гораздо красивее себя.
– Мне кажется, оно ей к лицу, – сказал Вилломар. Он присоединился к женщинам, чтобы высказать свое мнение. Даже он не знал, что у Мартоны хранилось такое ожерелье. Он перешел жить в ее дом, и она выделила для него место, удобно расположив его пожитки. Ему понравилось, как она все устроила, и у него не возникало никакого желания шарить по углам и щелям или копаться в ее вещах.
Из-за его плеча выглядывал усмехающийся Джондалар.
– Ты не говорила мне, мама, что бабушка подарила тебе такое ожерелье в честь моего рождения.
– Она подарила его не для тебя. Оно предназначалось женщине, с которой ты решишь соединить свою судьбу. Той, с которой ты захочешь основать очаг, где она сможет растить детей… когда Великая Мать благословит ее зарождением новой жизни, – ответила она, снимая ожерелье с шеи Эйлы и вручая его ей.
– Ладно уж, ты отдала его по назначению, – сказал он. – Ты собираешься надеть его сегодня, Эйла?
Слегка нахмурившись, она посмотрела на него.
– Нет. К моей старой одежде не подходит такая красивая вещь. Мне кажется, лучше подождать, пока я сошью для него более достойный наряд.
Мартона улыбнулась и одобрительно кивнула.
Выходя из спальни, Эйла увидела очередное отверстие, выдолбленное в известняке над спальной платформой. Оно было несколько больше по размеру и довольно глубоко уходило в стену. На переднем плане горел огонек светильника, а за ним виднелась часть женской фигурки, щедро одаренной округлыми материнскими формами. Эйла поняла, что это донии, воплощение Дони, Великой Земной Матери, и, если Ей будет угодно, своеобразное вместилище Ее Духа.
Над этой нишей, на каменной стене над лежанкой, она заметила также циновку, подобную той, что покрывала поверхность стола, сплетенную из тонких нитей затейливым узором. Ей захотелось более внимательно разглядеть выделку, выяснить, как она сплетена. И вдруг она поняла, что у нее будет на это время. Ведь они закончили путешествовать. Возможно, здесь будет теперь ее дом.
Как только Эйла и Джондалар ушли купаться, Фолара побежала в соседний дом. Она собиралась напроситься с ними, но перехватила взгляд матери, которая с явным неодобрением покачала головой, дав ей понять, что им, возможно, хочется побыть наедине друг с другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272