На этот раз их сопровождало четыре японца. Двое японцев были одеты в яркие халаты, двое других — в халаты попроще. По всему было видно, что это чиновники, пришедшие на берег со слугами или секретарями. С борта галиота было видно, как Винблада и Степанова посадили в одну из японских лодок, сами японцы сели в другую, а шлюпка с русскими гребцами отошла последней. Увидев все это, Хрущов распорядился быстро расстелить на палубе самый лучший ковер и поставить рядом с ковром раскрытый ящик с мехами.
С любопытством разглядывали русские поднявшихся на корабль незнакомых людей, необычно одетых, безбородых, безусых, со смешными высокими прическами. Лицом они чем-то напоминали камчадалов, айнов и других желтокожих скуластых туземцев, приезжавших в Ичинск и Большерецк с севера на оленях и собаках. Беньовский и Хрущов встретили гостей учтиво и ласково. Однако японцы ни на кого не обратили ни малейшего внимания. Они прошли по палубе с каменными лицами, как слепые, уставившись незрячими глазами поверх голов в одну точку и не отвечая даже кивком головы на учтивый поклон капитана корабля, галантно встретившего их у самого трапа. Чиновники спустились в трюм галиота, стуча по ступенькам трапа ножнами мечей. И через некоторое время, как и прежде ни на кого не глядя, но, по-видимому, все замечая, поднялись из трюма на палубу.
Чиновники молча прошли на нос корабля и, опустившись на разостланный там ковер, закурили короткие вишневые трубки, по-прежнему храня абсолютное молчание. Двое слуг почтительно следовали за своими хозяевами, ловя глазами каждое их движение.
Наконец один из чиновников произнес какую-то фразу. Едва услышав первые слова, один из слуг наипочтительнейше переломился в поклоне. Его поза выражала совершенное внимание, повиновение и глубочайшее уважение к своему господину. Глядя в пол у самых ног чиновника и почти касаясь ковра кончиками пальцев, слуга с легким шипением втягивал сквозь зубы воздух, выражая тем самым сразу все сложнейшие и нежнейшие чувства, которые он испытывал к своему мудрейшему и благороднейшему повелителю. Выслушав отрывистое, сказанное каким-то свистящим шепотом повеление, слуга жестом указал Беньовскому, что теперь и он может сесть на ковер напротив чиновников-самураев. Когда Беньовский, неловко подвернув раненую ногу, сел, второй японец, медленно цедя сквозь зубы слова и почти не шевеля губами, неожиданно произнес по-голландски:
— Откуда этот корабль? — и затем почти сразу же задал второй вопрос: — Зачем пришел этот корабль к берегам Японии?
— Мы хотим торговать и привезли с собою товар для продажи и обмена, — сказал Беньовский и приказал Кузнецову придвинуть ящик с мехами поближе к чиновникам.
Японцы при виде собольих, бобровых и лисьих шкур немного оживились. Заметив это, капитан предложил гостям взять себе шкурки, которые им более всего понравились. Чиновники снова замолчали и несколько минут молча курили, по-видимому обдумывая, как им следует поступить. Наконец один из них, вероятно старший, еле заметно наклонил голову и что-то сквозь зубы проронил слуге. Слуга, став на колени, достал из ящика две собольих шкурки и, пятясь задом, сполз с ковра. Второй слуга достал для другого чиновника еще одну шкурку соболя.
Только после этого Беньовский на ломаном голландском языке спросил у японца, где можно набрать свежей воды.
Слуги-японцы, получив от своих господ разрешение, нарисовали примерный план той части острова, возле которой находился «Святой Петр», и дали понять, что недалеко отсюда, к северу, есть удобная бухта, где путешественники смогли бы набрать воду. Ткнув пальцем в точку на плане, один из японцев произнес: «Узильпатчар!»
Беньовский, получив план, поклонился гостям и проводил их до трапа. Как только японцы отчалили, «Святой Петр» поднял паруса и пошел на север. Действительно, бухта оказалась неподалеку, за длинным лесистым мысом. Левый берег бухты Узильпатчар — Беньовский решил, что слово, произнесенное японцем, означает ее название, — был ниже правого. На левом берегу стояла чистенькая маленькая деревня, окруженная невысокой, аккуратно сложенной каменной стеной, правый берег был покрыт высокими горами, поросшими лесом. Много позже Беньовский узнал, что остров, к которому они подошли, японцы называли Сикоку. На Сикоку была не одна провинция. Деревня же, к которой подошел «Святой Петр», входила в провинцию Ава.
С палубы «Святого Петра» хорошо были видны ровные дороги, обсаженные деревьями, аккуратные маленькие домики с игрушечными садиками и мосточками. Ваню поразило, что каждый, даже самый маленький клочок этой земли был тщательно и любовно возделан человеческими руками. С самого раннего утра и до наступления темноты на склонах гор, где были разбиты плантации чая, и в долине небольшой речушки на залитых водой рисовых полях неустанно копошились маленькие согнутые фигурки трудолюбивых японцев. И не только на берегу: в море тоже от восхода солнца и до заката мельтешили легкие и быстрые японские лодки-джонки с треугольными желтыми парусами из рисовой соломы. Когда рыбацкие лодки, возвращаясь с уловом к острову, проходили мимо галиота, Ваня видел, что они до края бортов наполнены рыбой, крабами, водорослями и неведомыми русским съедобными ракушками. Японские рыбаки были одеты опрятно и чисто. Проходя мимо «Святого Петра», они почему-то предпочитали не смотреть в его сторону и не предпринимали никаких попыток сблизиться с русскими.
Намеренная отчужденность японцев удивляла русских. Они почувствовали это, как только галиот вошел в бухту Узильпатчар. «Святой Петр» еще не отдал якоря, а жители прибрежной деревни уже сбежались на берег. Жалобно крича, японцы выразительно показывали жестами, что если русские сойдут на берег, то из-за этого всем жителям деревни отрубят головы. Беньовский решил подождать и, для того чтобы напрасно не озлоблять островитян, на берег пока не высаживаться. Расчет его оказался верным: не прошло и часа, как японцы сами привезли на корабль воду, рис, водку и деревянные клетки с курами и гусями.
Однако как только стемнело, на почтительном расстоянии от галиота встало несколько японских лодок с зажженными фонарями. Очевидно, жителям деревни был отдан приказ следить за иностранным кораблем не только днем, но и ночью. Четверо суток Беньовский тщетно добивался разрешения сойти на берег, но никакие уговоры не помогали. Тогда 12 июля в полдень, после того как японцы — в который уже раз — громкими криками и умоляющими жестами попросили русских не сходить на берег, Беньовский отдал приказ поднимать якорь.
Увидев, что корабль собирается отплывать, сторожившие галиот японские лодки вдруг пошли наперерез «Святому Петру», а несколько японцев, подплыв в лодке прямо к носу галиота, уцепились за якорный канат, не давая тащить его вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
С любопытством разглядывали русские поднявшихся на корабль незнакомых людей, необычно одетых, безбородых, безусых, со смешными высокими прическами. Лицом они чем-то напоминали камчадалов, айнов и других желтокожих скуластых туземцев, приезжавших в Ичинск и Большерецк с севера на оленях и собаках. Беньовский и Хрущов встретили гостей учтиво и ласково. Однако японцы ни на кого не обратили ни малейшего внимания. Они прошли по палубе с каменными лицами, как слепые, уставившись незрячими глазами поверх голов в одну точку и не отвечая даже кивком головы на учтивый поклон капитана корабля, галантно встретившего их у самого трапа. Чиновники спустились в трюм галиота, стуча по ступенькам трапа ножнами мечей. И через некоторое время, как и прежде ни на кого не глядя, но, по-видимому, все замечая, поднялись из трюма на палубу.
Чиновники молча прошли на нос корабля и, опустившись на разостланный там ковер, закурили короткие вишневые трубки, по-прежнему храня абсолютное молчание. Двое слуг почтительно следовали за своими хозяевами, ловя глазами каждое их движение.
Наконец один из чиновников произнес какую-то фразу. Едва услышав первые слова, один из слуг наипочтительнейше переломился в поклоне. Его поза выражала совершенное внимание, повиновение и глубочайшее уважение к своему господину. Глядя в пол у самых ног чиновника и почти касаясь ковра кончиками пальцев, слуга с легким шипением втягивал сквозь зубы воздух, выражая тем самым сразу все сложнейшие и нежнейшие чувства, которые он испытывал к своему мудрейшему и благороднейшему повелителю. Выслушав отрывистое, сказанное каким-то свистящим шепотом повеление, слуга жестом указал Беньовскому, что теперь и он может сесть на ковер напротив чиновников-самураев. Когда Беньовский, неловко подвернув раненую ногу, сел, второй японец, медленно цедя сквозь зубы слова и почти не шевеля губами, неожиданно произнес по-голландски:
— Откуда этот корабль? — и затем почти сразу же задал второй вопрос: — Зачем пришел этот корабль к берегам Японии?
— Мы хотим торговать и привезли с собою товар для продажи и обмена, — сказал Беньовский и приказал Кузнецову придвинуть ящик с мехами поближе к чиновникам.
Японцы при виде собольих, бобровых и лисьих шкур немного оживились. Заметив это, капитан предложил гостям взять себе шкурки, которые им более всего понравились. Чиновники снова замолчали и несколько минут молча курили, по-видимому обдумывая, как им следует поступить. Наконец один из них, вероятно старший, еле заметно наклонил голову и что-то сквозь зубы проронил слуге. Слуга, став на колени, достал из ящика две собольих шкурки и, пятясь задом, сполз с ковра. Второй слуга достал для другого чиновника еще одну шкурку соболя.
Только после этого Беньовский на ломаном голландском языке спросил у японца, где можно набрать свежей воды.
Слуги-японцы, получив от своих господ разрешение, нарисовали примерный план той части острова, возле которой находился «Святой Петр», и дали понять, что недалеко отсюда, к северу, есть удобная бухта, где путешественники смогли бы набрать воду. Ткнув пальцем в точку на плане, один из японцев произнес: «Узильпатчар!»
Беньовский, получив план, поклонился гостям и проводил их до трапа. Как только японцы отчалили, «Святой Петр» поднял паруса и пошел на север. Действительно, бухта оказалась неподалеку, за длинным лесистым мысом. Левый берег бухты Узильпатчар — Беньовский решил, что слово, произнесенное японцем, означает ее название, — был ниже правого. На левом берегу стояла чистенькая маленькая деревня, окруженная невысокой, аккуратно сложенной каменной стеной, правый берег был покрыт высокими горами, поросшими лесом. Много позже Беньовский узнал, что остров, к которому они подошли, японцы называли Сикоку. На Сикоку была не одна провинция. Деревня же, к которой подошел «Святой Петр», входила в провинцию Ава.
С палубы «Святого Петра» хорошо были видны ровные дороги, обсаженные деревьями, аккуратные маленькие домики с игрушечными садиками и мосточками. Ваню поразило, что каждый, даже самый маленький клочок этой земли был тщательно и любовно возделан человеческими руками. С самого раннего утра и до наступления темноты на склонах гор, где были разбиты плантации чая, и в долине небольшой речушки на залитых водой рисовых полях неустанно копошились маленькие согнутые фигурки трудолюбивых японцев. И не только на берегу: в море тоже от восхода солнца и до заката мельтешили легкие и быстрые японские лодки-джонки с треугольными желтыми парусами из рисовой соломы. Когда рыбацкие лодки, возвращаясь с уловом к острову, проходили мимо галиота, Ваня видел, что они до края бортов наполнены рыбой, крабами, водорослями и неведомыми русским съедобными ракушками. Японские рыбаки были одеты опрятно и чисто. Проходя мимо «Святого Петра», они почему-то предпочитали не смотреть в его сторону и не предпринимали никаких попыток сблизиться с русскими.
Намеренная отчужденность японцев удивляла русских. Они почувствовали это, как только галиот вошел в бухту Узильпатчар. «Святой Петр» еще не отдал якоря, а жители прибрежной деревни уже сбежались на берег. Жалобно крича, японцы выразительно показывали жестами, что если русские сойдут на берег, то из-за этого всем жителям деревни отрубят головы. Беньовский решил подождать и, для того чтобы напрасно не озлоблять островитян, на берег пока не высаживаться. Расчет его оказался верным: не прошло и часа, как японцы сами привезли на корабль воду, рис, водку и деревянные клетки с курами и гусями.
Однако как только стемнело, на почтительном расстоянии от галиота встало несколько японских лодок с зажженными фонарями. Очевидно, жителям деревни был отдан приказ следить за иностранным кораблем не только днем, но и ночью. Четверо суток Беньовский тщетно добивался разрешения сойти на берег, но никакие уговоры не помогали. Тогда 12 июля в полдень, после того как японцы — в который уже раз — громкими криками и умоляющими жестами попросили русских не сходить на берег, Беньовский отдал приказ поднимать якорь.
Увидев, что корабль собирается отплывать, сторожившие галиот японские лодки вдруг пошли наперерез «Святому Петру», а несколько японцев, подплыв в лодке прямо к носу галиота, уцепились за якорный канат, не давая тащить его вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123