— Я сказал, — начал разговор юноша, — что для хорошего костра нужны сухие дрова.
— Но их нет, сударь, — ответил Ваня.
— Я скажу садовнику, чтоб принес, — проговорил юноша и ушел.
Но, по-видимому, садовника не оказалось, так как вскоре юноша появился с небольшой садовой тележкой, в которой лежало несколько поленьев. Прихваченным с собою старым солдатским тесаком юноша нащепал лучины, и через несколько минут маленький веселый огонек заплясал между поленьями.
Огонь всегда сближает тех, кто протягивает над ним озябшие руки. Не прошло и четверти часа, как случайные собеседники разговорились.
Ваня сам, не дожидаясь вопросов насчет того, как он оказался в арестантской команде, рассказал своему новому знакомому печальное приключение, произошедшее с ним в Вюртембергской таможне. Рассказал он и о том, какое объяснение его аресту нашел многоопытный узник замка Гогенасперг Христиан Шубарт, раскрывший тайный смысл коварных действий таможенника и хозяина таверны «Золотой Лев».
— Меня зовут Фридрих Шиллер, — твердо выговаривая слова, произнес юноша, выслушав рассказ Вани. — Теперь послушайте, что расскажу вам я. Сегодня вы видели моего отца Иоганна Каспара Шиллера, офицера его светлости герцога Карла. Это он напутствовал вас перед тем, как направить на работу.
Странный случай свел меня с вами, сударь. Вы претерпели от тех же негодяев, от которых пострадало и наше семейство. Одноногий Зепп фон Манштейн, нынешний хозяин таверны «Золотой Лев», бесчестным образом разорил мою мать и за бесценок купил эту издавна принадлежавшую нам ресторацию. Его брат Куно фон Манштейн сделал многое, чтобы погубить репутацию моего отца в глазах нашего самодура-герцога. Оба эти человека сыграли и в вашей жизни роль не менее гнусную и жестокую. Впрочем, пострадавших от них людей, наверное, трудно перечислить…
И в то же время вам хоть в чем-то помог один из благороднейших немцев Христиан Шубарт. Человек, имя которого для меня священно. Значит, вы принадлежите к лагерю людей просвещенных и благородных, если источником и причиной постигших вас бед являются братья Манштейн и наш коронованный болван, а вашим товарищем по несчастью — честный и смелый Шубарт.
Собеседники не заметили, как во время их разговора к ним неслышно подобрался один из конвоиров. Ваня почувствовал только, как кто-то сильно ударил его по спине.
— Ты пришел сюда не для того, чтобы молоть языком, как старая баба! — заорал солдат, пристегивая к поясу ножны от тесака, которыми он ударил Ваню.
Фридрих Шиллер, стремительный и тонкий, в мгновение ока оказался рядом с солдатом.
— Как смеешь ты, каналья, касаться этого человека! — закричал он неожиданно высоким и звонким голосом. — Если бы я не дал зарока никогда не бить человека, я разбил бы твою пустую башку на сотню осколков! Вон отсюда, болван!
Солдат опешил и глупо моргал белыми короткими ресницами. Он вообще-то знал, что ленивых арестантов бьют посильнее этого, и никакой вины за собою не чувствовал. Но в то же время, как глуп он ни был, он понимал, что молодой господин, кричавший на него, был одет в какой-то мундир и к тому же, когда он подкрался, говорил по-французски, а значит, это был не простой человек, а, скорее всего, начальник. Взвесив все это, солдат выпучил глаза еще больше и, на всякий случай рявкнув: «Виноват, ваше благородие!» — отступил назад.
На следующий день Ваня и Фридрих снова встретились в саду.
— Я должен уехать, Жан, — сказал Фридрих. — Мне разрешено было посетить мою больную мать. Срок истек. Завтра я возвращаюсь в «Академию Карла» — питомник рабов, как назвал ее Шубарт. Я учусь там. Отсюда и мой мундир, — добавил он, брезгливо поморщившись, и так повернул шею, как будто воротник мундира душил его.
В этот день они говорили о многом. Но более всего Фридрих говорил о великом швейцарце Руссо и его учении, способном обновить и переделать мир. А потом он читал свои стихи. И хотя они звучали на языке, которого Ваня не понимал, он чувствовал гармонию и силу, отличающую стих мастера и мыслителя.
Однажды ночью, по-видимому около трех-четырех часов, когда сон был особенно крепким, Ваня почувствовал, что кто-то стоит возле него. Он тут же открыл глаза и в неверном слабом свете луны увидел на фоне окошечка силуэты двух человек, а рядом с ним на коленях стояли Уго и кто-то еще, в котором Ваня признал одного из французов. Как только Ваня открыл глаза, француз поднял руку и, приложив палец к губам, еле слышно прошептал:
— Жан, я хочу сказать вам то, чего не могу сказать днем: вокруг вас всегда люди и я лишен возможности сделать Это. Жан, мы можем убежать отсюда.
— Я слушаю, — сказал Ваня, не желая раньше времени проявлять своего отношения к словам француза.
— Я все продумал. Когда нам принесут ужин, мы должны будем ринуться в приоткрытую дверь и напасть на часового. От будки часового, у входа, до второй будки, возле дверцы в стене, — не более тридцати метров. Нужно пять секунд, чтобы добежать туда. А потом у нас будет пара ружей, пара палашей, а это что-нибудь да значит.
Ваня зримо представил себе все, о чем говорил ему француз. Более того, перед его взором пронеслась панорама Марбаха, и поля вокруг него, и черные холмы, и покрытые лужами дороги. Ваня почувствовал свежее дыхание леса, шелест ветра и, поглядев вокруг, еще сильнее ощутил затхлый, могильный воздух конюший и серые, липкие стены ее. Но чувство настороженности, постоянно жившее в Ване, и здесь взяло верх.
— Я подумаю, — сказал он и перевернулся на другой бок, желая показать, что больше на эту тему разговаривать не хочет.
Француз что-то зашептал на ухо Уго, и оба они неслышно растаяли во мраке.
Утром, впервые за все время, в конюшне появился Куно фон Манштейн с целой сворой капралов и офицеров. Прежде чем они вошли туда, ворота в конюшню держали распахнутыми добрых полчаса, чтобы его превосходительство не задохнулся, войдя в этот ад. И все же когда белобрысый Куно вошел в конюшню, то по лицу его было видно, что воздух здесь все еще оставляет желать лучшего.
Ландскнехты встретили Куно, выстроившись вдоль стены тремя рядами.
— Здорово, ребята! — с наигранной бодростью воскликнул белобрысый, цепко оглядывая живой товар, с которым ему предстояло пересечь океан.
— Здравия желаем! — неожиданно дружно рявкнули ландскнехты, хотя до последней минуты никто не учил их Этому.
Обойдя строй, Куно вернулся к середине его и, молодцевато отставив вперед ногу, сказал:
— Вот что, ребята. С сегодняшнего дня с вами будут заниматься мои унтер-офицеры и капралы. Они будут учить вас ходить, потому что, сидя в этой дыре, некоторые из вас, наверное, уже разучились делать это. Так что теперь капрал заменит вам и мамку и няньку. Ну, а вы должны слушать своих нянек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123