Иван Устюжанинов после сражения с сафирубаями и сакалавами снова поселился в доме учителя. Однако жить вместе с Беньовским ему довелось недолго. Редко когда приходилось Ване проводить неделю-другую подряд в крепости Августа. Чаще всего он уезжал или уплывал то в один, то в другой район огромного острова. Теперь уже Ваня, как незадолго до того Говердэн, мог бы рассказать немало интересного о Мадагаскаре. Ваня побывал и в разных местах Великих болот, и в душной безводной саванне, и на Высоком плато, и в песчаных дюнах западного побережья. И всюду, куда бы Ваня ни приезжал, малагасы знали имя Мориса Августа и были наслышаны о его делах. И всюду они оказывали Ване гостеприимство и были по отношению к нему дружелюбны и благожелательны.
Прошло уже четыре с половиной года с того дня, как из Чекавинской бухты ушел к неведомым землям галиот «Святой Петр». За это время Ваня из подростка превратился в юношу. Он сильно вырос, раздался в плечах, а когда началось строительство Луисбурга, юношеский пушок на его щеках и подбородке стал превращаться в мягкую курчавистую бородку. Соленые ветры Индийского океана, горячее солнце южного полушария, большие тяжелые переходы по лесам и болотам Мадагаскара, работа с топором и лопатой в руках, охота на кабанов, рыбная ловля и морские странствия сделали его сильным и выносливым, неприхотливым в еде, упорным в достижении цели. Четырехлетние странствия научили его азам кораблевождения и астрономии; общение с Говердэном и хомбиасами Мадагаскара привело к первому знакомству с медициной; живя в Макао, Ваня научился понимать по-португальски, длительный переход на фрегате «Дофин» и полтора года жизни на Иль-де-Франсе усовершенствовали его знания во французском языке; знал он и малагасские языки. Жизнь на Мадагаскаре дала ему и массу полезных житейских сведений. Чулошников научил его премудрости двойной итальянской бухгалтерии, ознакомил с основами коммерции. Но особенно много получил Ваня от своих друзей — зана-малата. В деревне Джона Плантена, где половина жителей говорила на английском языке, ему иногда доводилось жить по нескольку месяцев, и все это время проходило так, как будто он находился не в туземной деревне, а в Школе практических навыков и полезных сведений. В деревне Джона Плантена жизненный опыт европейцев и малагасов причудливо сплетался в один клубок. Здесь Ваня научился по-настоящему управляться с парусами, затаив дыхание часами прятаться в засаде, выжидая зверя. Здесь он научился с одного выстрела срезать на лету птицу и на расстоянии в двадцать шагов попадать ножом в прикрепленный к дереву лоскут материи размером с ладонь.
Джон Плантен-младший научил Ваню многим приемам борьбы и драки. Приемам, которые сложились в некую систему еще тогда, когда его прадед, командор пиратской республики Джон Плантен Первый, собрал под своим знаменем убийц и бандитов со всего света. Джон Плантен-младший научил Ваню с одним только ножом драться с акулами и крокодилами, нырять на такую глубину, на какую отваживались опускаться лишь искатели жемчуга. Кроме того, живя в деревне зана-малата, Ваня как-то почти незаметно для себя научился говорить по-английски и вскоре сравнялся в знании Этого языка с Беньовским.
Но что, пожалуй, было самым важным и самым ценным из всего, чему научился Ваня в деревне зана-малата, — это твердое сознание того, что все люди, живущие на земле, на каких бы языках они ни говорили и какого бы цвета кожа у них ни была, равны между собою, и нет под солнцем такого народа, по отношению к которому можно было бы проявлять неуважение и высокомерие. И еще понял Ваня, что все люди земли одинаково любят и ненавидят: любят свободу и честность, доброту и радушие, ненавидят рабство и обман, Злобу и негостеприимство.
Многие товарищи Вани, оказавшиеся вместе с ним на Мадагаскаре и увидев и перечувствовав то же самое, стали такими же, как и он. Потому-то и отличали их малагасы от всех прочих белых, когда-либо приходивших на Мадагаскар. И потому-то дружелюбие и благожелательство встречали Ваню и его товарищей в каждой деревне от крепости Августа до Мозамбикского пролива и от мыса Святой Марии до мыса Нгонси. Добрая слава Беньовского гостеприимно открывала перед ними двери деревенских хижин, а добрые дела русских людей, оказавшихся на Мадагаскаре, в свою очередь, укрепляли авторитет Мориса Августа, поселившегося в Долине Волонтеров. Поэтому, когда зимой 1775 года в племени толгашей умер бездетный король Рамини, старейшины толгашей от имени всех людей племени попросили Беньовского стать их королем. Он поблагодарил старейшин, но занять трон Рамини не согласился. Однако Беньовский тут же попросил старейшин принять в дом короля Рамини человека, которому они могут верить, как ему самому, и который все будет делать на благо толгашей.
— Он будет моими ушами и моими глазами в племени толгашей, — сказал Беньовский. — У меня много дел. И много людей ждут меня в разных местах великого острова. Поэтому я не могу подолгу жить в деревне толгашей. Пусть живет в доме короля Рамини Иван, которого все вы называете Жан Белая Голова.
Так Ваня Устюжанинов стал наместником Мориса Августа в племени толгашей, а еще через год он превратился в одного из самых влиятельных людей острова, и малагасийская знать при встрече с ним называла его андриамбахуака, что значило: «повелитель многих людей и деревень».
Не по годам дряхлый французский король Людовик Пятнадцатый умер от оспы как раз в тот год, когда в далекой заокеанской колонии появился новый город — Луисбург, названный его именем. Когда король умер, ему не было и шестидесяти лет, однако к тому времени он успел процарствовать пятьдесят один год и за это долгое время наделал такое множество ошибок и преступлений, какое мог совершить лишь очень деятельный человек, обладавший неисчислимыми пороками и неограниченной властью.
Когда герольды королевства выкрикнули извечное: «Король умер! Да здравствует король!» — в сердцах переживших Людовика придворных затеплилась надежда, что теперь, при новом Людовике, на этот раз Шестнадцатом, многое будет по-другому. Особенно надеялись на перемены те из придворных, которые были обижены старым королем или его министрами, лишившими их доходных мест или почетных и не менее доходных должностей. Среди высших чиновников французской колониальной администрации тоже было немало таких людей, которые считали действия Людовика Пятнадцатого неверными и вредными для заморских территорий королевства и надеялись на то, что новый король исправит ошибки своего отца.
Одним из таких людей был губернатор Иль-де-Франса Пуавр. Новый король подчинил заморские территории Франции морскому министру Сартину, Пуавр надеялся, что Сартин не будет так ревностно поддерживать Беньовского, как это делал его предшественник, и с каждым уходящим в Европу кораблем стал посылать новому министру бесконечные жалобы и доносы на своего удачливого соперника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123