Если он выживет… Давай убираться отсюда.
Талос увидел над собой молосса, почувствовал его горячее дыхание, затем его глаза заволокло кровью, и разум медленно погрузился в мертвую тишину.
Мучительная боль в животе внезапно заставила Талоса проснуться, он открыл глаза в темноте ночи и почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его и осторожно положили на подстилку. В слабом свете масляной лампы он различил широкое лицо с бородой, склонившееся над ним: это был пастух, который обращался к нему, когда он отошел от смертного одра Критолаоса двумя месяцами раньше. Талос попытался что-то сказать, но смог лишь выдавить из себя слабые стоны.
— Меня зовут Карас, — заговорил бородатый гигант. — Я пришел слишком поздно на этот раз, но этого не будет больше никогда. Начиная с этого момента, я всегда буду готов защищать тебя. Никакое зло больше никогда не должно коснуться тебя.
Он обнажил распухший живот Талоса.
— Они пытались разорвать тебя, как открывают бурдюк с вином. Эти проклятые бешеные собаки!.. Но придет и их черед…
Талос повернулся к матери, которая сидела подавленная в углу, глаза ее покраснели и опухли.
— Они закрыли ее в доме, — прошептал Карас, — чтобы она не мешала им. Она думала, что ты умер, когда я принес тебя сюда. Сейчас она понемногу приходит в себя.
Карас сжал свои мозолистые руки, словно искал для них мишень, заскрежетал зубами, белыми, как клыки волка. Он повернулся к женщине:
— Приготовь ему что-нибудь, что заставит его уснуть. Сейчас больше ничего не требуется. Он выдержит, не беспокойся.
На следующий день Талос проснулся от солнечного света, который пробивался через приоткрытые ставни. Вошла мать с дымящимся снадобьем в деревянной кружке.
— Выпей это, сынок, — сказала она, — до того, как боль в животе снова даст знать о себе.
Пока он пил, она с любовью наблюдала за ним.
— Где Карас? — спросил он, вытирая рот.
— Он будет скоро здесь, — ответила женщина, опуская влажные от слез глаза. — Он в загоне для овец, собирает все, что можно, с наших убитых животных.
Вошел Карас в окровавленном фартуке и с ножом.
— Я снял шкуры с мертвых животных. Их, по меньшей мере, дюжина. Другие умрут от ран. Но не беспокойся, Талос, я передал весть другим пастухам с гор, твое стадо будет восполнено. Ты не будешь страдать от голода, по вине наших хозяев.
— Нет, это ни к чему, — запротестовал Талос.
— На этот раз несчастье постигло тебя, а не других. И будет только справедливо и правильно, если мы сможем помогать друг другу в тяжелые времена. Таков наш закон, ты знаешь это. Но скажи мне, каким образом они убили этих бедных животных? Кажется, что многие из них наполовину сожраны.
— Это была собака, невообразимо огромная гончая с громадными челюстями, черная как смоль, — ответил Талос.
— А, лаконианский молосс, древняя спартанская порода. Ужасный зверь; говорят, что три таких пса могут загрызть льва.
Талос вздрогнул, отчаянный вой Криоса вновь зазвучал у него в ушах.
— Мой пес погиб? — Он посмотрел на пастуха вопросительным взглядом.
— Да, — ответил тот. — У него разорвана глотка.
Малыш Криос, товарищ детских игр, больше никогда не пойдет с ним на пастбище, не будет приветствовать его по вечерам, виляя хвостом. Талос почувствовал, как в горле застревает комок.
— Похорони его рядом с Критолаосом, пожалуйста, — сказал он Карасу и закрыл руками лицо.
ГЛАВА 6
Периалла
Талос, не выходивший из дома в течение длительного времени, восстанавливая силы после нападения спартанцев, полноправных граждан Спарты, размышлял о том положении, в котором он оказался, о тех резких переменах, которые произошли в его жизни за такое короткое время. После смерти Критолаоса он унаследовал его духовный и моральный авторитет среди жителей Тайгета. И, возможно, не только среди них, как давал понять ему Карас, который стал неотлучным спутником Талоса.
Его многое ставило в тупик, многое было непонятно. Он знал о Карасе очень немногое: лишь только то, что тот пришел из Мессении с отарой овец и поселился в лачуге около верхнего ручья. Он тяжело переживал карательный налет криптии на свою семью и размышлял об этом; люди, принимавшие участие в налете, вероятно, были те же самые, с которыми он сражался на равнине, защищая Антинею. Он был уверен, что слышал, как один из них выкрикивал имя Бритоса.
У него не было никаких сомнений, что Бритос его наизлейший враг, но все же по какой-то неведомой причине спартанский юноша счел его не настолько опасным, чтобы убить; он мог бы избавиться от него тысячу раз, если бы хотел, что бы там ни говорил Карас.
Талос попытался привести в порядок свои путаные мысли… столько разных впечатлений, противоречивых чувств… Ведь что-то остановило руку Бритоса, там, тогда в долине, что-то руководило им, когда он не допустил, чтобы его спутники зверски убили Талоса, или этот кровожадный пес, которого Бритос привел с собой, разорвал на куски. Но сколько он ни мучился, размышляя об этом, все равно не мог понять, почему его пощадили.
Правда, спартиаты подсознательно восхищались теми, кто проявлял доблесть и мужество, но и это не объясняло то обстоятельство, что ему, илоту, мятежнику, осмелившемуся защищать женщину и напасть на спартанцев, позволили остаться в живых.
И все-таки что-то влекло его в город спартанцев, то же самое чувство, что заставило его отправиться на равнину, когда он был еще совсем мальчишкой. Время от времени в его воображении возникал образ воина с изображением дракона на щите. Сейчас он уже знал, без всякой тени сомнения, что тот воин был отцом его смертельного врага.
Любовь к Антинее, вот, что согревало сердце Талоса, когда он чувствовал себя совершенно одиноким. Он мечтал, чтобы она пришла навестить его, даже хотя понимал, что это может поставить под угрозу ее жизнь.
Однако кое-что ему стало абсолютно ясно и понятно: он не может никуда убежать. Перед ним стоит задача, которую он должен выполнить для своего народа, он обещал это Критолаосу на смертном одре. Но к тому же он не мог смириться и с мыслью о возможной потере Антинеи. И, наконец, глубоко и полностью осознал, что в тысячу раз лучше рисковать жизнью, оставаясь здесь, у себя, чем скрываться в каких-то далеких краях, чем стать человеком, которого выслеживают и на которого охотятся как на зверя, там, где не будет никого, с кем можно поговорить, на кого можно положиться, с кем можно поделиться своими страхами и опасениями.
И тогда Антинея все-таки пришла к нему, рано утром бесшумно появилась в комнате.
— Талос, мой бедняжка Талос, — сказала она, обнимая его.
Теплая волна согрела его, сердце бешено застучало. Он прижал ее к себе, и сразу же отпустил.
— Ты не должна была приходить, — солгал он. — Ты же знаешь, что лес полон опасностей, да и долина тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Талос увидел над собой молосса, почувствовал его горячее дыхание, затем его глаза заволокло кровью, и разум медленно погрузился в мертвую тишину.
Мучительная боль в животе внезапно заставила Талоса проснуться, он открыл глаза в темноте ночи и почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его и осторожно положили на подстилку. В слабом свете масляной лампы он различил широкое лицо с бородой, склонившееся над ним: это был пастух, который обращался к нему, когда он отошел от смертного одра Критолаоса двумя месяцами раньше. Талос попытался что-то сказать, но смог лишь выдавить из себя слабые стоны.
— Меня зовут Карас, — заговорил бородатый гигант. — Я пришел слишком поздно на этот раз, но этого не будет больше никогда. Начиная с этого момента, я всегда буду готов защищать тебя. Никакое зло больше никогда не должно коснуться тебя.
Он обнажил распухший живот Талоса.
— Они пытались разорвать тебя, как открывают бурдюк с вином. Эти проклятые бешеные собаки!.. Но придет и их черед…
Талос повернулся к матери, которая сидела подавленная в углу, глаза ее покраснели и опухли.
— Они закрыли ее в доме, — прошептал Карас, — чтобы она не мешала им. Она думала, что ты умер, когда я принес тебя сюда. Сейчас она понемногу приходит в себя.
Карас сжал свои мозолистые руки, словно искал для них мишень, заскрежетал зубами, белыми, как клыки волка. Он повернулся к женщине:
— Приготовь ему что-нибудь, что заставит его уснуть. Сейчас больше ничего не требуется. Он выдержит, не беспокойся.
На следующий день Талос проснулся от солнечного света, который пробивался через приоткрытые ставни. Вошла мать с дымящимся снадобьем в деревянной кружке.
— Выпей это, сынок, — сказала она, — до того, как боль в животе снова даст знать о себе.
Пока он пил, она с любовью наблюдала за ним.
— Где Карас? — спросил он, вытирая рот.
— Он будет скоро здесь, — ответила женщина, опуская влажные от слез глаза. — Он в загоне для овец, собирает все, что можно, с наших убитых животных.
Вошел Карас в окровавленном фартуке и с ножом.
— Я снял шкуры с мертвых животных. Их, по меньшей мере, дюжина. Другие умрут от ран. Но не беспокойся, Талос, я передал весть другим пастухам с гор, твое стадо будет восполнено. Ты не будешь страдать от голода, по вине наших хозяев.
— Нет, это ни к чему, — запротестовал Талос.
— На этот раз несчастье постигло тебя, а не других. И будет только справедливо и правильно, если мы сможем помогать друг другу в тяжелые времена. Таков наш закон, ты знаешь это. Но скажи мне, каким образом они убили этих бедных животных? Кажется, что многие из них наполовину сожраны.
— Это была собака, невообразимо огромная гончая с громадными челюстями, черная как смоль, — ответил Талос.
— А, лаконианский молосс, древняя спартанская порода. Ужасный зверь; говорят, что три таких пса могут загрызть льва.
Талос вздрогнул, отчаянный вой Криоса вновь зазвучал у него в ушах.
— Мой пес погиб? — Он посмотрел на пастуха вопросительным взглядом.
— Да, — ответил тот. — У него разорвана глотка.
Малыш Криос, товарищ детских игр, больше никогда не пойдет с ним на пастбище, не будет приветствовать его по вечерам, виляя хвостом. Талос почувствовал, как в горле застревает комок.
— Похорони его рядом с Критолаосом, пожалуйста, — сказал он Карасу и закрыл руками лицо.
ГЛАВА 6
Периалла
Талос, не выходивший из дома в течение длительного времени, восстанавливая силы после нападения спартанцев, полноправных граждан Спарты, размышлял о том положении, в котором он оказался, о тех резких переменах, которые произошли в его жизни за такое короткое время. После смерти Критолаоса он унаследовал его духовный и моральный авторитет среди жителей Тайгета. И, возможно, не только среди них, как давал понять ему Карас, который стал неотлучным спутником Талоса.
Его многое ставило в тупик, многое было непонятно. Он знал о Карасе очень немногое: лишь только то, что тот пришел из Мессении с отарой овец и поселился в лачуге около верхнего ручья. Он тяжело переживал карательный налет криптии на свою семью и размышлял об этом; люди, принимавшие участие в налете, вероятно, были те же самые, с которыми он сражался на равнине, защищая Антинею. Он был уверен, что слышал, как один из них выкрикивал имя Бритоса.
У него не было никаких сомнений, что Бритос его наизлейший враг, но все же по какой-то неведомой причине спартанский юноша счел его не настолько опасным, чтобы убить; он мог бы избавиться от него тысячу раз, если бы хотел, что бы там ни говорил Карас.
Талос попытался привести в порядок свои путаные мысли… столько разных впечатлений, противоречивых чувств… Ведь что-то остановило руку Бритоса, там, тогда в долине, что-то руководило им, когда он не допустил, чтобы его спутники зверски убили Талоса, или этот кровожадный пес, которого Бритос привел с собой, разорвал на куски. Но сколько он ни мучился, размышляя об этом, все равно не мог понять, почему его пощадили.
Правда, спартиаты подсознательно восхищались теми, кто проявлял доблесть и мужество, но и это не объясняло то обстоятельство, что ему, илоту, мятежнику, осмелившемуся защищать женщину и напасть на спартанцев, позволили остаться в живых.
И все-таки что-то влекло его в город спартанцев, то же самое чувство, что заставило его отправиться на равнину, когда он был еще совсем мальчишкой. Время от времени в его воображении возникал образ воина с изображением дракона на щите. Сейчас он уже знал, без всякой тени сомнения, что тот воин был отцом его смертельного врага.
Любовь к Антинее, вот, что согревало сердце Талоса, когда он чувствовал себя совершенно одиноким. Он мечтал, чтобы она пришла навестить его, даже хотя понимал, что это может поставить под угрозу ее жизнь.
Однако кое-что ему стало абсолютно ясно и понятно: он не может никуда убежать. Перед ним стоит задача, которую он должен выполнить для своего народа, он обещал это Критолаосу на смертном одре. Но к тому же он не мог смириться и с мыслью о возможной потере Антинеи. И, наконец, глубоко и полностью осознал, что в тысячу раз лучше рисковать жизнью, оставаясь здесь, у себя, чем скрываться в каких-то далеких краях, чем стать человеком, которого выслеживают и на которого охотятся как на зверя, там, где не будет никого, с кем можно поговорить, на кого можно положиться, с кем можно поделиться своими страхами и опасениями.
И тогда Антинея все-таки пришла к нему, рано утром бесшумно появилась в комнате.
— Талос, мой бедняжка Талос, — сказала она, обнимая его.
Теплая волна согрела его, сердце бешено застучало. Он прижал ее к себе, и сразу же отпустил.
— Ты не должна была приходить, — солгал он. — Ты же знаешь, что лес полон опасностей, да и долина тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98